Март на дворе. Самое время поговорить о братьях наших меньших – о котах. Они сейчас как раз на блядках пропадать должны.
Был у нас с женой как-то давно уже кот Васька. Жил дома, но домашним так и не стал, как был зверюгой подвальным, так им и остался. Ещё у меня в ту нелёгкую пору была жена. Жена была прапорщиком и блондинкой одновременно. Красивая, но дура редкостная. Иногда приходила домой с пистолетом и говорила мне, что если буду пиздеть, то застрелит нахуй.
Однажды они у себя там на службе нажрались, а в подвале их сраной казармы прорвало горячую воду. Не знаю, как эти два явления были связаны, но затопило подвал, а в подвале жили дикие коты, кошки и котята. И все давай орать. Пьяные прапорщики расчувствовались и забрали котят себе по домам. Блондинкам достались котята мужского полу. Так у нас в квартире появился Васька и блохи, которых он принёс на себе. Когда прапорщик-блондинка утром протрезвела, она поняла всю глупость своего поступка, но не отступать же, в конце концов. Васькино подвальное происхождение наложило на него печать вечного бродяги и дикого зверя. Гладить себя он не позволял, сразу впивался зубами в руку. Когда жрал, рычал словно настоящий тигр, тока очень маленький, хвост помелом туда-сюда и весь трясётся от жадности. Спал только за креслом.
Потихоньку он освоился, но благородным манерам так и не обучился, срал где хотел, ссал только жене в сапоги – видимо, из благодарности за сытую жизнь Дурной он был. Стоит открыть форточку, он тут же прыг-скок и уже в ней сидит – воздух свободы, бля. Все на цыпочках, чтобы не спугнуть, подкрадывались к нему и хватали, чтобы он не ёбнулся с девятого этажа. Когда открывалась входная дверь, он всегда стремился съебать на лестницу, хуле, запах подвала манил животное. Меня он не любил, я его тоже, но до открытой конфронтации дело не доходило – хуле, прапорщик-блондинко с пистолетом это вам не хрен собачий. Так, по мелочам разменивались, ну, там подсрачник или полотенцем по хребту. Он тоже в долгу не оставался. Вот как-то собрался я в Финляндию съездить, побаловать чухонцев палёной водкой. Сумки собраны, присел на дорожку кофейка попить. Пока пил, это рожа серая обоссала мне обе сумки. Хуле, жывотное в газенваген просится. Но, времени тока на такси до автобуса. Махнул рукой и так и поехал. Таможенник тока взялся за мои сумки, тут же весь сморщился, сказал мне «фуууууу» и сразу отпустил. А сам куда-то убежал, наверное, блевать. Зато весь груз палёнки для чухонских камрадов доехал в целости и сохранности.
Как-то выдался славный вечерок, жена съебалась к подружкам, по телеку футбол идёт. Благодать. В перерыве принял коньячку и пошёл на кухню покурить. Тока форточку открыл, а жывотное от дверей с разбегу и хрясь в окно. Я, предчувствуя пулю в животе, бросаюсь ему наперез. Но удержать его не смог, лишь немного изменил траекторию полёта. Он взметнулся в прыжке в проём, но не удержался там, свалился на жестяной подоконник с той стороны, скрежетнул когтями по жести и канул. В животе моём образовалась пустота. Делать нечего, взял коробку от ботинок, чтобы достойно похоронить останки героя и спустился на улицу. И что же я вижу. Эта бессовестная морда сидит прямо под окном на асфальте, куда грохнулась с девятого этажа, и нагло мяукает. Уложил в коробку, поднял домой. Васька отлежался, посрал недельку кровью, и опять за своё, опять в форточку лезет.
А потом я смог убедить жену в том, что свобода для Васьки дороже этой сытой неволи. Отпустили мы его и даже проводили до лестницы. Он важно опустился до мусоропровода, обернулся, полыхнул глазами из полумрака и исчез. Жена всё ждала, что он вернётся, но зачем ему это, он сейчас весь подвал держит. А вскоре и я свалил из той неволи. Бороться с Васькой за подвал я не стал, мне предложили место получше – и с кухней и со спальней. Ждёт ли меня прапорщик с пистолетом, даже не знаю. Похуй. Тоже не вернусь.