По ходу пиздец - постарел. Никогда не предполагал, что на мемуары потянет. А оно вон как выходит. Написал коротенько о «Белом лебеде», думал, забросают говном старика так, что хоть в могилу ложись. И хотя тема избита, вижу, интерес есть, не всё и не все знают, что там происходит на самом деле. В моём случае, конечно, лучше говорить «происходило», поскольку Бог миловал - уж 15 лет как на свободе. Теперь уже надеюсь предстать перед Всевышним без бирки на робе. Если повезёт, может даже в приличном лепне и картузе от Диора. Но, как говорится, на Бога надейся, а хуй в мясорубку всё же не сувай.
Об одном, братики, прошу вас: не тыкайте меня мордой в говно за моё графоманство.
Литературным талантом не владел отродясь. В школе учительнице литературы на стул подложил пластилиновый шарик с зелёнкой внутри. С тех пор она только рада была, если я её урок прокуривал. И по хую ей было моё здоровье, главное – юбок новых не покупать. А потому моё знакомство с графьями, князьями и столпами от литературы началось только в тюремной камере. Да и то не для того, чтобы научиться писать романы, а просто… из-за того, что там больше не хуй было делать.
Вырос я в семье, где дня за два до аванса и получки занимают у соседей или родственников трёху. Правда, в семье был закон – занял, отдай вовремя. Ну, при советах, как известно, задержек с зарплатой не было (хотя хуй его знает, как было в других местах), потому отец мой никогда фуфлыжником не был.
После 8-го класса ( в 1973 году) определили меня в какую-то бурсу (сейчас уже и номер не вспомню) при Ростсельмаше. В 16 лет я уже был невъебенным слесарем-инструментальщиком. Ближе к семнадцати годам подзаебало меня махать напильником, стал прогуливать, красненькую «Цимлу» попивать, а тут ещё кореш появился, Вова Лохматый, он на сварщика учился. Кстати, по сей день так сварщиком и работает. Мастер нарасхват. Но тогда мы ещё не знали поговорку «от сумы и от тюрьмы», а если и знали, то значения ей не придавали.
Не скажу, что попали мы с Лохматым в тюрьму случайно и ни за что. К тому времени успели уже нахуевертить как минимум лет на пять, несмотря на юный возраст. Но вот какая странность – в тот день, когда на меня впервые надели наручники, именно в тот день, мы ни хуя противозаконного не сделали. Если не считать, что я какую-то девку за жопу ущипнул. Просто ходил по набережной и, как было принято говорить, пинали хуи. Ну, вы поняли, это почти то же самое, что бить баклуши. Кто такие эти баклуши, мы не ведали, поэтому и пинали хуи.
Повязали нас какие-то работяги с завода «Судостроитель» ( как-то так назывался, тоже уже забыл) и, вызвав ментов, заявили, что мы якобы месяц назад у кого-то из них отобрали получку. Хуйня полная. Сейчас-то мне зачем пиздеть? Никакой получки мы ни у кого не отбирали. Но Вова со своими патлами, был на кого-то похож. Да так похож, что нас для начала определили в КПЗ на Ворошиловском проспекте, тем более, что при нас оказались ножи. Ножи, как ножи – перочинные складнички. Но очкастый следователь узрел в этом криминал и принялся строчить какие-то протоколы.
В камере один старичок посоветовал нам (вернее, мне – Вовку теперь я увижу только в суде) не давать никаких показаний и не подписывать никаких бумаг.
- Иди в несознанку, - учил старый зэк, - на мусорские обещания не отоваривайся, по твоей статье всё равно под подписку не отпустят. Так что смирись, через пару-тройку дней поедешь на тюрьму.
Честно сказать, я охуел. Какая на хуй тюрьма? За что? В общем, дедок не спиздел. На четвёртый день меня запихнули в автозак и повезли в СИЗО. Если кто-то скажет, что ехал первый раз в тюрьму и не испытывал страха, вырвите ему на хуй язык. Страшно было, очень страшно. Но справедливости ради замечу, что в КПЗ мне всё-таки кое-чему научили. «Взросляки» подбадривали, наставляли:
- Не бзди, малец, всё будет ништяк. По беспределу никто тебя не обидит. Главное, никого не бойся и думай, что говоришь. Никаких ребят, парней. Обращение только одно – пацаны. Или по кликухе, имени. В общем, там подскажут. Первое время слушай и запоминай.
Со мной из КПЗ ехал парнишка, лет четырнадцати. Кузя. Он был хотя и младше меня, но побойчее. Как выяснилось, он уже пару лет провёл на «короедке», что-то типа колони для лиц ещё неподлежащих уголовному преследованию, но которым на воле уже жить нельзя. По приезду, нас осмотрел врач. После бани подстригли под «ноль», переодели в тюремную робу, выдали помтельные принадлежности и повели в камеру. В коцы (ботинки) нас обули просто пиздец. Походи год в таких и рекордсмен Бубка заплачет - можно без шеста прыгать через заборы.
Шаркая тюремной обновкой по бетонному полу, мы в сопровождении попкаря приближались к камере номер 35. Этот номер я не забуду никогда. Я первым переступил порог и протиснулся в камеру. Дверь открывается так, чтобы в неё мог пройти только один человек. Войти с матрацем – нужно постараться.
- Привет, пацаны! – протянул я руку и представился: - Лёха.
Кузя тоже поприветствовал старожилов и прошёл к шконкам. Небрежно бросив матрац на второй ярус, он сел на нижнюю шконку. Я последовал его примеру. Камера оказалась четырёхместной, в ней было всего два заключённых – Петька Рыжий и Гена Лось. У входа справа, стоял стол, рядом деревянная лавка. Над столом висел шкафчик с отверстиями в дверцах – телевизор. Никто не знает, почему он так назывался, но я думаю, наверное, из-за того, что туда складывали иногда передачи. Ну, не «Дом-2», конечно, и не «Дежурную часть». Напротив стола слева - параша и раковина. Ближе к окну вдоль стен -две двухъярусных шконки. На окне две решётки, одна в глубине, другая внутри камеры закрывает весь проём. Снаружи намордник – жалюзи из полосок листовой стали. Над дверью ворковал приёмник (тоже за решёткой), на потолке, довольно высоком, висела лампочка, которая светила гораздо ярче, чем в КПЗ. Между шконками стояла тумбочка.
Вот такой незамысловатый интерьер.
- Пацаны, куревом угостите? – спросил я.
- А чё тебя угощать, - хмыкнул Рыжий, - вон, бери на тумбочке табак. Мастыру можешь крутить?
- Нет, - ответил я.
- Давай научу, - вмешался Кузя. – Смотри. - Он взял клочок газеты, который лежал тут же в коробке с табаком, и ловко, буквально в два-три приёма, скрутил толстенькую сигарету.
- Ни хуя себе, - удивился Рыжий, - где научился, пацан?
- На «короедке», - ответил Кузя и протянул мне мастырку. – Кури, я себе сделаю. Понял как крутить?
- Нет, - ответил я и, прикурив, жадно затянулся.
Махорку люблю и по сей день. Нравится она мне. Редко, но всё же иногда покуриваю. Только вот купить её становится всё тяжелее и тяжелее.
- В тюрьме первый раз, пацаны? - поинтересовался Лось.
- Да, - кивнули мы с Кузей.
- Тогда нужно прописку пройти, - сказал Рыжий. – Не будем нарушать традиций. А заодно объясним, что и как. Здесь свои порядки…