Первая часть http://udaff.com/creo/77924.html

  Часовой курил, пряча огонек сигареты в кулак. Луна на полнеба, высветит даже муравья, который покрупнее, тишина гробовая, чего зря нервы беспокойством тревожить?
  - Не спит, сука. - Чуть слышно прошептал старший  группы, отложив бинокль.
  - А что ему спать, если три по два, и наряды через три дня.
  - Паша, не трави душу, а то серафимам сдам.
  - Не сдашь, старшой, - ухмыльнулся сержант, - я сейчас вроде священной коровы.
  - Значит, на говядину пустят. – Огрызнулся старший. – Лучше по сторонам слушай.
  - Хули слушать, резать надо! Пока не рассвело окончательно.
  - Молчи, стратег, рассветет ему, пол-второго ночи! Тучи подождем, и вперед.
  Ждать пришлось недолго. Слабый, вроде бы, ветерок  сумел затянуть небо надежным ковром предгрозовых туч. В высоте грохнуло раскатом близкой грозы.
  - Работаем!!!
  Темнота вдруг распалась на осколки, ощетинилась выстрелами. Гулко грохнула безоткатка, вонзив снаряд в ограждение.  Завертелся на вышке, отчаянно расстреливая боезапас в темноту, по огням выстрелов, часовой. Откинулся,  роняя автомат.
  Первая группа рванула в проход в стене. Грохнуло несколько гранат, пара коротких очередей и тишина…
  Уцелевшие адовцы подняли руки почти сразу. Их, на скорую руку обыскав, согнали в кучу и расстреляли возле полусгоревшей казармы, торопясь до появления “комиссаров”. А то ведь начнут перевербовывать. Или, как они это называют, “ставить на путь истинный”. А кого там перевербовывать? Стрелять подряд. Или резать, если патронов жалко…

  За взятую, практически без потерь, базу похвалили, раздали обещанные пряники, не забыв пожурить, что, мол, трупы, не надо лениться растаскивать, а то ведь два десятка безоружных тела по-над стеной заставляют думать про солдат Отдельной Гвардейской Группы  всякие нехорошие вещи.

  - Верещагин где? – проорал от входа дежурный.
  -  Пиво в Джанне пьет! – ответили сразу несколько человек и тут же заржали. – С гуриями, и раками!
  - Идиоты, - вяло выругался дежурный фельдфебель, - кто ж его туда пустит? После “прогулки” карантин еще не кончился.
  - А он забыл! – Казарма грохнула смехом с глупого ганса, не понимающего, что если нельзя, но очень хочется, то можно.
  - Короче, появится - пусть к особисту зайдет.
  - Спалили Пашку. – Потянулся всем телом старшина – морпех, до сих пор не расставшийся с обгоревшим тельником. – Не фиг в самоходы ходить каждый день. Как по распорядку, честное слово.
  - Ай, не хорошо, дядя Вася, про товарищей плохо думать, однако, - с верхней койки свесился невысокий бурят. – Или завидуешь?
  - Было б чему, - буркнул старшина, переворачиваясь на живот, - доиграется, пацан.


  - Товарищ младший серафим, старший сержант гвардии Верещагин, по вашему приказанию прибыл! – Проорал Верещагин в лицо особисту, старательно изображая непонимание, по поводу вызова.
  - Ну, зачем же так официально, Паша? – Лицо серафима излучало елей и прочий ладан, дышало, прямо – таки, добротой и заботой. – Мы же не в казарме, честное слово! Присядь, поговорим. Меня можно просто Авраам. - Особист протянул пухлую ладошку. Верещагин с сомнением взглянул на руки, все в оружейном масле, еще и ободрался, когда через ограду в Джанну лез.
  - Ой, Паша, зачем так сильно! – белоснежное лицо серафима искривилось от боли.
  - Прощу прощения, товарищ младший серафим! – Гаркнул Верещагин.
  - Ну не надо так кричать, Паша, мы же договорились. Мы же договорились? – Пытливо заглянул в глаза.
  - Ага, то есть, так точно!
  - Ну да ладно, перейдем к тому, из-за чего я попросил тебя прийти. Кстати, присаживайся, чего посреди комнаты стоять. Вот кофе неплохой, - придвинул поближе  прозрачную почти чашку, - не стесняйся, печенье бери.
  Верещагин сразу набил дармовым печеньем рот. Есть не хотелось, в ОГГ голодом не морили, а вовсе даже и наоборот,  да и сидеть рядом с “Божьим птахом” было противно. Просто, когда один человек жует, то второй, если корчит из себя культурного человека, с ответами на неприятные вопросы не торопит. А то попадет крошка не в то горло и все, помер потенциальный стукачок.
  - Паша, - Особист подсел ближе, - подскажи, ты в Буфере долго?
  Старательно прожевав печенюшку, Верещагин кивнул на папку, на углу стола. С папки таращился на мир перепуганными глазами подстриженный салажонок. - Так вон, личное дело лежит, там написано все.
  - Какая разница, что где написано? Мне нужно услышать это от тебя!
  Во, как мы заговорили, когда не по-вашему пошло, мудачье, да ну хер тебе на воротник, все равно с ребятами из Особого Отдела по выучке не сравниться разговоры разговаривать.
  - Ровно полтора месяца.
  - Так мало? – Искренне удивился серафим. – Не ожидал. Судя по списку регалий, то минимум, полтора года.
  - Да ну ладно, не преувеличивайте, “Багровая река”, “ За отличие”, да два значка.
  - Знака, Паша, знака! – Многозначительно поднятый палец указывал строго вверх. – Ибо не награда дает человеку уважение, а человек награде. А ты так пренебрежительно к Высочайше утвержденным наградам. Нехорошо, Паша, нехорошо.
  Серафим раскрыл папку.
  - В первый же день участвовал в отражении прорыва на южном фланге. Потом два раза отбивал атаку на БП, чудом выжил.
  - Да ну каким чудом? По макушке саблей приложили, удар по-касательной прошел. Бронегруппа подошла, а Неприкаянные уже и отходить намылились, раненных добить не успели. Вот и чудо все до копейки.
  - Ладно, с этим мы разобрались. А вот помнишь ли ты ротмистра Бестужева?
  - Смешные вопросы задаете! Ну как же командира своего, Алексей Сергеича забыть?! Да после смерти геройской? Никак нельзя.
  - Вспомни, он тебе ничего не говорил?
  - Когда? – Прикинулся старой ветошью Верещагин, - я его и вблизи-то не видел, на плацу только.
  - А при тебе он ни с кем не разговаривал?
  - Ну, говорю, же, товарищ серафим, я и рядом не стоял ни разу, а вы такое спрашиваете. – И развел руками.
  - Хорошо, Паша. – Серафим поднялся из-за стола. – Можешь идти. Если вспомнишь что - заходи, да и вообще, заглядывай, поговорим, кофеек погоняем. – И протянул руку на прощание…
 

  Верещагин яростно намыливал правую руку, тер мочалкой, яростно матерясь.
  - Погранец, ты че, тронулся? – Дядя Вася слегка обалдел от такого зрелища.
  - В уборной бумага кончилась! Пидоры! – снова заматерился Верещагин.
  - Кто? – Не понял старшина.
  - Кто-то! Мало их, товарищ Сталин по лагерям отправлял, пидорасов гребанных! Кофе еще звал пить! Ууууу! – Сержант аж захлебнулся от злости.
  - У Абрашки – особиста был?
  - Ну, бля!
  - И что? – Старшина вдруг насторожился.
  - На откровенность пробивал. Про Бестужева спрашивал.
  - А ты?
  - Что, я? Ефрейтором  прикинулся. Мурку поводил полчаса, он и опустил. Кофе еще звал пить. Пидорас жидовский!
  - Отмывайся быстрее, на ужин гудели. И не дергайся так. Серафимы, они, вообще-то бесполые… Так что жопе ничего не грозит.
  - Хотелось бы верить… А что в столовой обещали?
  - Вроде бы пельмени.
  - Пельмени – сила!
  - Кто бы сомневался.
 


  - Человек, в сущности своей, кроме смерти не боится ничего. А стоит ли ее бояться?
  - Нет! – Загудел нестройный хор множества голосов.
  - Так доколе же, вы, аки агнцы заблудшие, вожака утерявшие, будете поддаваться голосам вражеским?
  Высокий стиль и истошные призывы крепить бдительность ничего, кроме скуки и злости на потраченное впустую время, не вызывали. А что делает военный, когда ему скучно? Нет, сапоги он не чистит - солдат  начинает рассказывать вполголоса анекдоты, и зевать.
    -Разойдись!  - Проорал команду начальник Базы, и четкий квадрат строя рассыпался встревоженным муравейником.
    - Ну что, в лабаз, да по кофейку?
    - А может, того?  - Вопрос сразу же был поставлен ребром, и чтобы  не упал, подкреплен увесистым шматом сала, плюхнутым на стол.
    - Дядь Вась, откуда дровишки?  - Поинтересовался Верещагин у старшины.
    - Посылка из дому пришла.  – Наливай, старшой, не спи…


Утреннее пробуждение было тяжелым…. Не хотелось не то что вставать, а даже глаза открывать… Верещагин раз пять помянул «незлым тихим словом» старшину вместе с его  картофельным «кофе». Из зеркала в умывальнике на сержанта уставилась опухшая вурдалачья харя, с красными глазами, и свежей ссадиной на виске. А еще на построение…


      - Задача тяжелая. Но выполнимая. Как всегда.  – Командир Особой Гвардейской приглашающее разложил карту.  Присутствующие сгрудились вокруг стола.
      - Значит так. Нам поставлена цель: Пройти здесь, и здесь, - указка в виде шомпола провела линию по предгорьям Урхыза. Все увидеть, все услышать, присутствия не выдать. Срок – вчера. Пойдет четвертое... Для усиления  - возьмешь Рудольфа с «трубкой».  – Рамон, начальник отделения, с самого штурма Мадрида, застрявший на лейтенантских должностях, кивнул. 
        - Испанец, я тебя только прошу, без  «Но пассаран», и коррид. Мы на войне.
        - Да понял, я товарищ полковник! Не первый год хожу. – Начал заверять старый фалангист.
        - Бабушке моей расскажи! Матросы на зебрах… - Офицеры засмеялись, припомнив легендарную психическую атаку 5-го эскадрона имени Генерала Сухарто.
          - Да ладно, командир,  - Смутился Рамон., - это когда было? Я умный теперь.
          - Посмеялись и хватит.  – Поднятая ладонь обрезала шутки. – Огромный минус. С разведгруппой пойдет два серафима. Аналитики, из Небесного Дворца.
          - А эти зачем?  - Челюсти синхронно отвисли, подбирая пыль.
          - Нашим сводкам не доверяют. Решили проверить лично. Оттого и такая глубина рейда.
        Рамон долго и затейливо высказался, поминая  и Хихо Де Путу, и Каррамбу, и прочих своих старых знакомых, почему-то, с ругательными интонациями…  - За что меня так, а, командир, что я плохого тебе сделал? Меня же под трибунал отдадут, как вернемся. И если вернемся…
        - Лирику отставить. Выходите вечером. Три часа на сбор, потом ко мне, на доклад…



      Сначала на серафимов погладывали с плохо скрытой иронией. Пухлячки, выряженные в новую, еще не обтертую и не обмятую форму, смотрелись забавно,  но  перли каждый по  внушающему уважение рюкзаку , и перли качественно, выдерживая выматывающий темп, не хуже тренированных гвардейцев.
      - Привал!  - Рявкнул Испанец, первым скидывая груз.  – Паша, в дозор, Рудольф, на дерево! Кивнув, снайпер сноровисто вскарабкался на развесистый дуб, изрядно посеченный осколками.
      - А это он зачем?  - Спросил старший из аналитиков, прозванный за глаза Первым.
      - Желудей нарвать.
        - А зачем?  - Недоумевающе вытаращил глаза Второй.
        - Свиней кормить. – Доходчиво объяснили любопытному.
        - А свиньи где?
        - Отставить разговоры, пся крев! – Ругнулся капрал Ежи. – Разкукарекались, понимаешь.
        - Чисто! – Мягко спрыгнул с дуба Рудольф. - На милю вокруг – тишина и спокойствие. Как в Женеве, в шесть часов вечера после войны.
        - А где желуди?
        - Какие? – Не понял егерь.
        - Ну, вы же за ними на дерево лазили, чтоб свиней кормить.
        Тихо смеяться не получилось…


            Отрывистый грохот пулемета то затихал, то снова оживал, разбрызгивая осколки перепуганного эха, даря лишние секунды, прожить которые следовало надлежащим образом. «Четверка» уходила по ущелью, петляющему пьяной змеей, а позади, вдруг зашелся лихорадочно, в припадке пулемет, и грохнули разом несколько гранат.
          - Все, отбегался капрал Ежи… - Выплюнул на бегу Рамон. – Руди и Мануна, цепляй Первого, Зверь и Вереск со Вторым. Работаем по «Грозе  - 21»
          - Командир! – Попытался сказать что-то Верещагин, но осекся, под тяжелым взглядом Испанца.
            - Сержант, твоя задача – вытащить штабного. У меня – обеспечить вам фору, хотя бы на полчаса.  Потом уйду.  – Испанец, чуть помедлив,  вытащил из кобуры «маузер», и протянул рукояткой вперед. – Пригодится.
            И присев  за гранитную глыбу, скомандовал. – Почему еще стоим? Побежали, молодежь!
            И когда, обе группы пропали за камнями, выложил на скат десяток магазинов к «манлихеру», и припав к теплому дереву приклада стал ждать…
         


  Пуля явно пришла на излете, но и остатков энергии хватило, чтобы ударить серафима в шею, вырвать кусок плоти, и влепится в дерево. Штабной, почему-то, не проигнорировал, как должно было быть, а упал, расползаясь бесформенной грудой. Гвардейцы, переглянувшись, кинулись выковыривать пулю, наделавшую столько бед.
    - Наша. От «мосинки». Дела…. – Протянул  Зверь. – Что делать будем?
    - Что-что, идти. Они же бессмертные, значит помереть не могут, а отчего этот помер, так мы не врачи… Погнали, чего зря стоять?
  - А пульку-то, прибери, мало ли…


      База встретила их настороженным молчанием.
      - Словно вымерли, однако…
      - Да нет, вон попка на вышке прыгает…
      Согласно инструкциям, после возвращения из рейда, минимум полчаса нужно было отследить обстановку на БП, чтобы не влететь в засаду…
        - Знакомый?
        - А фиг его, если честно… - Зверь передал Верещагину бинокль. – Оптика слабая, не разглядеть.
        Павел зашарил взглядом, высматривая приметы возможного боя.
          - Тишина и спокойствие. Рискнем?
          -  Давай, чего зря комаров кормить…
         
   
          - А где аналитик? – Грозно спросил дежурный, увидев двух разведчиков.
Те, только руками развели.  – Помер бедняга. Или околел, не знаю, Как у них принято.
         

  - Вот значит, как дела обстоят… - Дядя Вася отложил увеличительное стекло, и поманил Верещагина,  - Сюда глянь, на жопку, насечку видишь?
  - Угу. – Ответил Павел.
    - Вот тебе и «угу»…. То ли из Эсэсов идейных, то ли знает чего… Позови-ка, паря, Дмитрия Владимировича, скажи, что Василий Иванович имеет до него что сказать….
 



            Лохматый комбинезон, скрывающий очертания, отличное место для засады, «Бур», с просветленной оптикой, и прикрученным «Брамитом»,  безветрие… Что еще нужно для проведения толковых испытаний «вундерваффе»? Ну, еще только доля везения…
            Рокот машины, как это всегда и бывает, накатил совершенно неожиданно. Снайпер чуть вздрогнул, ловя прицелом черный «Паккард». Плановая проверка боеготовности и морально-психологического состояния, мать их за ногу…
            Машина пересекла роковую черту, отмеченную двумя ветками на обочине. Слаженно рявкнули четыре ствола, изрешетив колеса и двигатель, несколько выстрелов пришлось и на кабину, чтоб не рассиживались…
            Стреноженный и расстрелянный «американец» чуть не перевернулся, запарив радиатором. Серафимы выскочили на дорогу, растерянно озираясь. То там, то там, с треском били молнии, выжигая проплешины.
            - Работаем!  - Сам себе приказал снайпер, мягко потянув спуск. Голова старшего серафима вспухла на миг, лопнув воздушным шариком, разбрызгивая ошметки и прочую мерзость.
            - Есть!  - Выдохнул наблюдатель. – Получилось!
            В небо ушли три красных ракеты, шипя, и брызгая искрами. 
          Невидимые стрелки, на прощание  влепив по короткой очереди, спешно отходили к спрятанному в кустах БА, оставив после себя лишь пару лежек и несколько горстей гильз…
           


    - Ну что, какие будут предложения? – Полковник потер усталые глаза. – Я слушаю.
    Первым встал оберст Фогель, привычно одернув мундир кайзеровской еще армии.
      – Прямой штурм не пройдет. Нас всего 250 человек. Согласовывать с другими  - опасно. Да! – осадил он порывавшегося что-то сказать Медведева,  - Мы пройдем как нож сквозь масло. Мы растопчем пару полков, не спорю. Но, товарищи, господа, камарады, и все, кто как себя называет, разве нам мало того, что мы убивали друг друга Дома, так хотим продолжать и здесь?
      - Что предлагаете, герр оберст?
      - Маневр, концентрация, огонь. Шучу. – Лицо старого немца оставалось все той же маской Сфинкса. – До Небесного Дворца два перехода …
      - Части усиления?  - Задал кто-то вполне закономерный вопрос.
      - Адовцы появятся. И отвлекут.
      - А откуда они появятся?
      - А вот ты ими и будешь. Рога приделаем, хвост пришьем! – Уловил мысль Фогеля старший снайперов. – В целях маскировки.
        - Ну, что, все задачу поняли?
        - Так точно!
        - Все, ребята, работаем… Если мы победим и погибнем- то мы будем героями.
          -А если не погибнем?
          - То будем живыми неудачниками…

 
          «Божьи Птахи» что-то пронюхали. Приказом из Дворца по всему Порубежью отменили отпуска и все передвижения, не санкционированные сверху. По Базам зашныряли дознаватели, выворачивая взглядом до самого донышка.
          На четвертый день вызвали и Верещагина. Давешний Абрам тихонько сидел в углу, старательно делая вид, что это вовсе не он, а так, призрак коммунизма.
        А на его месте, нагло взгромоздившись в Абрашкино кресло, и подперев курчавую голову руками сидел совершенно незнакомый серафим. Немигающий взгляд остановился на вошедшем.
          - Признавайся.
          - В чем? – Удивился такому напору Павел.
          - В подготовке заговора. – Выражение лица по-прежнему не менялось.
          - Какого? – Еще сильнее удивился Верещагин. – Я не троцкист, чтобы заговоры плести. Вы меня, определенно с кем-то путаете, товарищ старший серафим 2-го ранга.
          - Мы все знаем!  - Поднявшись во весь, далеко не маленький рост, навис серафим, кривясь гримасой злости.
            - Товарищ старший серафим 2-го ранга, разрешите обратиться к товарищу младшему серафиму! – Гаркнул Верещагин в лицо особисту.
            - Разрешаю… - Оторопел от такой наглости «Птах».
            - Абрам Моисеевич, вы обещали прошлый раз, что кофеем угостите. И печеньем.
            - Я Лазаревич… - Растерянно пролепетал Абрашка, становясь под цвет стены.
            - Вон! Негодяй, ты у меня под трибунал пойдешь, завтра же! Со всей своей шайкой!  - Взорвался старший серафим, плюясь от злости.
            Старший сержант аккуратно притворил двери кабинета, отгородившись от беснующегося особиста.
            - Ну?  - Последовал закономерный вопрос.
            - Плохо дело, господа камарады…
       

 
            Обещанный на завтра трибунал сорвался. Два  изрядно побитых «студдера» под конвоем «Пумы» и БА – «десятки» привезли пополнение. 40 новоприбывших. Новости с фронтов, и, возможно, старые друзья и старые враги. Новичков сразу же разобрали по отделениям, попутно вдалбливая основное правило Буфера, о том, что вся вражда – за спиной. А тут и так хватает, в кого стрелять… И кого ненавидеть…
            Заодно, присматриваясь - на что человек годен, и что ждать….
          Быстро прочесавший пополнение, и не найдя никого знакомого, Верещагин присел в тени, укрывшись от полуденного солнца
            Рядом присел неслышно подошедший старший серафим, протянул сигарету. 
              - Спасибо, не потребляю.
              - Павел Григорьевич,  - Тихо сказал особист,  - Вы уж простите, сорвался вчера. Обстановка сложная. Недавно адовцы налет совершили. Неизвестно как погибли три товарища… Перед этим  - ваш рейд, и снова гибнет серафим…
              - Адовцы что-то новое придумали, товарищ старший серафим 2-го ранга.
              - Не надо так официально, Павел, достаточно просто «товарищ серафим». Ваша версия, конечно, внушает доверие, но, остаются загадки… В том числе и связанные с вами, мой дорогой старший сержант…
                - Аааа…  - дернулся Верещагин.
                - Не беспокойтесь, к вам никаких претензий. Товарищи, - особист многозначительно указал на небо, - разобрались в ситуации, и никакой вашей вины в гибели Ицхака не нашли. Непредвиденные обстоятельства...
                  - Товарищ старший серафим, - набрался наглости Павел, - а что за заговор, про который вы вчера вспоминали?
                  - А это, Паша, оперативная информация!  - Хлопнул по плечу серафим, вставая. – Время придет, сам все узнаешь…
             
           

           
  - Вчера было рано, завтра будет поздно. Сегодня  - вовремя!
  - Конфуций-сан? – Поинтересовался у полковника Одзава, старый самурай, прибывший прямиком с Халхин-Гола, вынесший оттуда уважение к русскому оружию, и континентальным мудростям, и, по неведомой прихоти души ставший командиром пехбата.
    - Ленин. Владимир Ильич.  – Коротко хохотнул командир Базы. – Гвардейцы?
    - Есть,  - Отозвался штабс-капитан.  – Мои готовы.
    - Кавалерия готова. – Не дожидаясь вопроса, ответил оберштурмфюрер с простой славянской фамилией Медведев.
      - Бронегруппа?
      - Хоть сейчас. – Блеснул моноклем Фогель. – Мои люди готовы всегда, вы же знаете, Дмитрий Владимирович.
      - Знаю, Эрих, знаю. Проверить все еще раз. И еще раз. Вероятность победы мала. Но свою позицию я уже освещал. Или грудь в крестах или голова в кустах. С Богом, друзья!
 

        Такой маневр на флоте зовется «Все вдруг». Затихшая  в ночи База, развернулась тугой пружиной слаженного армейского механизма, выплеснувшись на оперативный простор гладкой как стол, Южной Степи. Не сдерживаемая ничем,  ударная группа шла по кратчайшей прямой, попутно вбирая в себя патрули и «адовцев».
Несколько, попавшихся на пути серафимов и оставшихся  верных им, так и остались валяться неубранными,  кровавя сухую степную пыль…
        - Такого никто не ждал! – Жадно глотая воду, пропахшую металлом, но от этого и не менее вкусную, - Радостно вопил Зверь, размахивая флягой.  – Инерция, блин, мышления сработала! Мы для мудачья этого – стадо овец!
        - Вовка, хорош орать!  - Рявкнул на ухо увлекшемуся гвардейцу Дядя Вася, - Мы, тоже, чай, не пальцем деланные, сами весь расклад знаем… И про инерцию, и про мышление, и про пиво без горилки… Дело сделаем, потом радоваться будем….


      Хлипкий заслон на воротах смяли, даже и не заметив толком десяток серафимов, растертых в кровавую грязь.
        И черная волна пошла дальше, вглубь Небесного Дома, полосуя очередями и забрасывая гранатами. Гулкими коридорами прошла насквозь, и выплеснулась в огромном зале, залитом светом.
    - Что привело вас сюда, дети мои?  - Спросил Голос, раздающийся, казалось, отовсюду..
    Разом стихли разгоряченные боем солдаты. Недоуменно разглядывая оружие  и себя, столь неуместных в сверкающей белизне вокруг.
      - Что привело вас? – Повторил свой вопрос невидимка.
    - Затрахали нас.  – Рявкнул какой-то сержант, с хрустом передергивая затвор и обрушивая свинцовый кнут на изящную лепнину потолка, - Выходи, курва, и тебя приведем!
    Ударная группа, с ревом и руганью, рассредоточилась по залу, выискивая скрытые двери
      - Есть, нашел!  - Раздался в углу взрыв, и в пролом полетела Ф-1, со старательно подпиленным ударником.
      На полу, развороченного взрывом кабинета, усыпанным осколками радиодеталей, стонал человек, зажимая порванный живот.
        - Главный?  - Ткнул его стволом «Маузера» Верещагин.
        - Нет… - Чуть слышно простонал раненный,  - Я оператор. Главный на верху.
        - Раз наверху, значит живи.  – Отвернувшись, Павел нажал на спуск. – Ваше слово, товарищ Маузер!   

      - Кто такие, почему без записи, почему вламываетесь без стука… - попытался повысить голос плюгавый мужичонка , медленно поднимаясь в кресле.
        - Молчать.  – Ткнули в зубы стволом, едко пахнущим сгоревшим порохом.  – Бог?
        - Да!  - Сразу приосанился хозяин кабинета. – Именно. Он самый! А вы кто такие?
        - Караул.  – Хлопнул продукт немецкой военной мощи, выплевывая комок злости, спрессованной в свинец и томпак.  - Который  устал.  – Засмеялся  Дядя Вася – Отец Зимний брал, а я на Небесный сподобился.
            - Добро пожаловать в ряды Святой инквизиции, господа-товарищи!

   
            Дым задумчиво стелился по потолку, вырисовывая загадочные узоры…
            - Товарищ полковник, а табличку с двери снимать?  - Сунулся в кабинет взъерошенный  сержант.
            - А что на ней?
            -«Бог» написано.
            - Пусть висит. Как из Рая делегация прилетит – нагляднее будет, кто в Буфере самый старший лейтенант.