Когда Лёхины родители развелись и попилили квартиру, мать уехала с долей денег к сестре в Карпинск. С тем чтобы пропить хрусты и навеки сгинуть в бараках кишащих таким же гнойным рваньём. А отец, с десятилетним Лёшкой остались в пригороде машиностроительного завода. Лёшке было пофиг, более того, появилась ощутимая свобода и отсутствие диктата со стороны вечно заблёванной мамаши.

Отец весь световой день пропадал на заводе. А соседка тётя Маруся, которая должна была опекать Лёшку, ограничивалась чашкой борща и куском хлеба с маслом, справедливо полагая, что жизнь воспитает лучше. Далее пацана принимала в объятия та самая улица. Ну и дружки конечно, братва. Еле высидев нудные уроки, друзья заскакивали домой, и, перехватив на лету кусок хлеба с сахаром, убегали на улицу. С тем чтобы появиться домой уже со звёздами.

Занятия не отличались запредельной фантазией. Ходили на кладбище с западёнками, сидели на веранде детсада с гитарами и передирали друг у друга новые песни и аккорды. Для разнообразия дрались с сопредельными улицами. Пока ещё без заточек. Чисто пустить кровя, за ради спорта.

Лёхины дружки Никола Знамер и Мишка Щепа, такие же уличные босяки, дети места и времени, мало, чем отличались от окружающей действительности. Вечно рваные, с неизменным синяком на той или иной части тела. В перешитых братовых шмотках, со свинчаткой в кармане и литых сапогах с загнутыми голенищами.

А вокруг, то есть по всему посёлку, процветала задорная советская пьянка. Пили все, стар и млад. В местном магазинчике и пойло было подобрано именно под контингент. Дешёвая водка за три рубля шестьдесят две копейки, плодово-выгодное вино, да бутылочное пиво, по вкусу более всего похожее на мочу директора магазина. Хотя не исключено, что продавцы тоже принимали участие в данном действе.

Воровали тоже почти все. От белья вывешенного для просушки, до картохи и солений из овощных ям. Половина посёлка красовалась татуировками самого разного толка. Другая половина готовилась их приобрести. И уж совсем мало было таких, про которых говорили, - богатые. То есть успешные. Это сейчас понятно, что были они такой же голытьбой, просто пили меньше и реже.

В возрасте четырнадцати лет Лёха впервые познал женщину. То есть познал, сказано громко и помпезно. Попробовал познать, так будет вернее. Случилось это вечером на веранде всё того же детского сада. Трое друзей сидели на лавке, курили приму и по очереди мучили старенькую гитару.

Ритка Дудина появилась неожиданно. Просто раздвинулись кусты облепихи, и из них выползло это чудо. Ритка была мертвецки пьяна. Краем сознания, срисовав троицу, она пьяно улыбнулась и с размаху села мимо лавки.
Упав навзничь, она тут же уснула. При этом подол её короткого платьишка задрался, предъявив пацанам совершенно голый треугольничек волос того самого запретного места.

Первым обрёл дар речи Знамер. Поминутно сглатывая пересохшим горлом, он воззрился на обнажённую девку и прохрипел: - Кто со мной?
Двое дружков, ни слова не говоря, подхватили шлюху под мышки, и вся компания направилась в отдалённый уголок садика. Там, за трансформаторной подстанцией прямо на траве лежал старый проссанный матрац, на котором мальки, как на батуте прыгали целыми днями. На дворе стояла тёплая осень, всё как надо. 

Когда Знамер положил Ритку на спину и стал раздвигать ей ноги, шалава только пьяно хрюкала да бормотала что-то бессвязное. И после Знамера, когда на девку полез Щепа, она похоже и не заметила неудобств. Хотя инородное тело уже во всю скакало в её недрах.

Лёха был третьим. Его перевозбуждённый член стоял почти вертикально и тихонько звенел на манер тетивы. Большого труда стоило ему разогнуть непослушное хозяйство и вставить,… вернее попытаться вставить его в Риткину дырку. В этом месте произошёл конфуз. Едва прикоснувшись головкой к обнажённому бедру марухи, Лёха расстрелял свой боезапас. Могучая струя белёсого цвета забрызгала бабе подбородок и нижнюю часть лица.

Шепотом ржали пацаны, пьяно храпела Ритка. Лёха готов был провалиться под землю от стыда. Затем они ещё по несколько раз лазали на Ритку. И, в конце концов, у Лёшки всё получилось. Сказать, что он взлетел либо воспарил, это значит промолчать. Впоследствии у него было много баб. Всех цветов и конфигураций. Но та первая, Ритка, запомнилась на всю жизнь.

***

О рыбалке договорились с вечера. Пока не стемнело, сходили за бараки, где, сбившись в небольшое стадо, стояли сарайки и дровяники татар. Вообще татары, живущие в посёлке бок о бок со славянами, привыкли всё же существовать особняком. И пока их русские соседи пили горькую и прогуливали на работу, прижимистые и хозяйственные потомки Бату-хана, строили себе коммунизм, как могли понятно. Так и появилась эта группа сараев, в которых круглый год мычало, хрюкало и кудахтало на все голоса.
Тут же среди навозных куч накопали червей и, сложив их, в пустую консервную банку сговорились о походе на Каму.

Ранним утром, пока отец ещё спал, Лёха тихонько, чтобы не разбудить главу маленького семейства собрался. Бросил в кулёк кусок хлеба с солью, с оглядкой спёр у отца несколько сигарет Прима, прихватил удочки и вышел в прохладу ночного двора.
На лавке перед домом уже вовсю скучал Щепа, Знамера пока не было.
- Спит скотина, - пожаловался другу Щепа. – Я уже кидал камешком в окно, теперь ты иди. Сам знаешь, какая у него мамаша…

Лёхе повезло больше чем дружку. С первого же камешка распахнулось окно и в него высунулась распухшая как подушка морда Знамеровской мамаши.
- Я тебе покидаю гавнюк, я тебе так покидаю засранец, ноги из жопы достану, так и останешься…
Но тут, слава богу, появился Знамер. Заспанный, но с удочками. Прошмыгнув под носом у похмельной родственницы, он выскочил на улицу и уже с безопасного расстояния крикнул: - Похмеляться надо, чё разоралась?
С этим компания, сопровождаемая матом и угрозами взяв ноги в руки, быстро ретировалась.

Переругиваясь и подтрунивая над не проснувшимся Знамером, резво добежали до Камы, по ходу дела насшибав на остановке у школы знатных наваристых окурков. Река встретила холодом и молчанием. Тишина. В мире все умерли.
По скользким брёвнам, того и гляди, рискуя нырнуть в свинцовые волны, перебежали на плоты. Здесь на насиженном месте и расположились. Вон сухая корка оставленная в прошлый раз. Маленькая, подвялившаяся щеклейка, чудом незамеченная чайками.

Минут пять неторопливо разматывали удочки, насаживали червей. Ну, держись рыба!
А в воде то тут то там вскипают буруны, плещет мелочь. Оно понятно, у окуня жор. Жрет, то есть всё что под руку попадётся. В такое время ловится он с наживкой и без. Иногда как положено за хавальник, иногда за глаз и что уж вовсе странно, даже за жопу.

За полчаса натаскали на нормальную уху. Можно будет на угоре за кладбищем развести костёр и нажраться от пуза.
Лёха закурил, кивнул понимающе на красноречивые взгляды дружков. Оставлю, не ссать.
Шаги заставили троицу оглянуться. Блять! Только этого не хватало. Веденеевские, много! Человек десять, вляпались…

Заводила у Веденеевских, здоровенный как трактор Беларусь татарин Марат. А на подхвате у него верный соратник и шестёрка в одном флаконе, Мишка Юденич.
- Ну, чё православные, много ли рыбки наловили? – сплёвывая под ноги Знамеру, спросил Марат. – И ведь рыбачат на нашем исконном месте, а аренду не платят, - обращаясь к Мишке, пожаловался татарин. Наказания достойны, мне так кажется.

Мишка, ни слова не говоря, в угоду старшему, размахнулся и дал леща тому, кто был ближе всех. А именно Щепе. Откуда бы ему знать, что Щепу даже батя по пьяни трогать опасается. В одно мгновение всё смешалось. Треск кулаков, смачные удары по мордасам, надсадные хрипы…

Опомнился Лёха уже в ледяной воде. Как он там оказался? Помнил только кулак, с неумолимостью электрички закрывший полмира. Крепкий удар и недолгий полёт.
Вода обожгла и отрезвила. Лёха отчаянно забарахтался, но своенравная река уже схватила его жадными ручищами. Лёха бился со стихией не на жизнь, а на смерть, но течение неумолимо стаскивало его под плоты. Слабеющие пальцы хватались за осклизлые брёвна, сломался ноготь, заноза вошла, чуть ли не до пятки. Но Лёшка этого не чувствовал.

Всё его естество боролось за жизнь, за право дышать. А течение, поставив тело почти горизонтально, делало своё дело. Ещё чуть, ещё полминуты…
Рядом с Лёшкой что-то мощно упало в воду. Сильные руки подхватили полумёртвого от страха мальчишку и потащили прочь от плота. А сверху уже тянулись руки, много рук. Ещё миг, сантиметр и общими стараниями парня вытащили на плоты.

Лёху вырвало водой, затем ещё раз. Прокашлявшись, он, наконец, восстановил способность соображать, видеть. Рядом с ним, мокрый с головы до ног. Так же жадно хватающий воздух, сидел его спаситель, татарин Марат.
- Ну, что Чапаев, жить будем? – улыбнулся парень, и дружески хлопнул Лёху своей ручищей по загривку.

***
Утро понедельника началось со странностей. Зайдя в сральник, Лёха вынул твёрдую как черенок от лопаты плоть. Справившись с пробкой, он попытался справить малую надобность. Тут-то всё и началось. Моча пошла, куда бы ей деться, но действо, ранее приносившее удовлетворение, сегодня сопровождалось сильной резью. Так уже бывало, когда Лёшка простудил яйца, катаясь зимой на мопеде. Тогда батя обозвал болячку циститом. И заставил сына пить маленькие жёлтые таблетки. То ли фуразолидон, то ли фурацилин.
Опять что ли где-то простудился? - подумал подросток. Кое-как завершил процедуру и стал собираться в школу.

Перед уроками, когда неразлучная троица курила в школьном саду, Знамер, стесняясь как целка, пожаловался на ту же беду. Щепа, посмотрев на друзей долгим взглядом, нахмурился и выдавил: - У меня то же самое. По ходу трипак мы поймали пацаны. Всё Ритка-сука. Больше не кому. Ладно, не ссать, есть, знакомый лепила. Толька Мокрый? Он в больничке работает санитаром. После уроков сходим.

Еле высидев, пять уроков и, сбежав с последней истории, друзья направили стопы в поселковую амбулаторию, в поисках того самого Тольки.
Толька лет пять тому, с грехом пополам закончил восьмилетку и в силу умственных неспособностей не попал ни в одно учебное заведение. Сердобольная соседка пристроила его санитаром в амбулаторию, где парень и работал, по сей день.

На лавке за больничкой состоялся серьёзный разговор. Пацаны объяснили Тольке свою беду и тот прохохотав минут пять, пообещал помочь.
- Эх вы, салабоны. Ебаться полезли, а слово гандон вам о чём-нибудь говорит? Только такие дураки вроде вас, полезут на клячу типа Ритки без резины. Ладно, не бздюмэ, к вечеру что-нибудь придумаю. Готовьте сармак. По червонцу с хари. А чё вы хотели? Триппер, дело не шуточное, и бициллин денег стоит.

Вечерний посёлок огласил истошный визг. Так, наверное, верещала царевна лебедь, когда её в очередь ебли тридцать три богатыря. Среди скопища сараев состоялось очередное убийство. Щепа с Лёхой, притаившись за кучей досок, лежали в засаде. А тем временем Знамер отрабатывал первую часть действа. Над крышей одного из дровяников показался лёгкий дымок. Вот он окреп, стал набирать силу. Показалось пламя.

Кто-то из обрезанных потянул носом, начали поворачиваться головы. И вот уже долгожданный крик всколыхнул застоявшийся воздух. Пожар! И тут же всё пришло в движение, забегало, засуетилось, загомонило.

Лёха и Щепа, не теряя времени, по-пластунски скользнули ближе к разделанной свиной туше. Два здоровенных куска мяса улетели в крапиву за забор.
- Всё, делаем ноги, - скомандовал Щепа. – Да ты не ссы, всё равно они свинину не едят. На продажу закололи, - и пацаны, стараясь не задеть ни одной веточки, кустами ретировались.
Мясо в тот же вечер было продано Мазаю со Стрелки за двадцать пять рублей. А татары ещё долго шумели, выкликая беды на голову бандитов.

Последующие дни запомнились Лёхе болью, и лишениями. Толян, как и обещал, принёс им несколько упаковок с ампулами. На коробке значилось Бициллин-2.
Первый укол сделал сам Толька. Вызвавшемуся Щепе, как предводителю и первопроходцу, пришлось на себе испытать все прелести лечения данного недуга.
Пока Щепа корчился на досках за гаражами и вместе с жопой пытался усвоить зловредное лекарство, Толян разглагольствовал.

- Надо бы вам конечно ещё каналы промыть серебром, но думаю, вам и бициллина хватит. Болячка не застарелая, авось организм сам справится. Неделю будете колоть, пропускать нельзя, а то козе под хвост.
С досок поднялся Щепа. Морда набекрень, в глазах сырость, но голос твёрдый, положение обязывает.
- Ну, так-то ни чё. Поначалу больно, а щас вроде отпустило.
Толян довольно ржанул и закуривая, нравоучительным тоном сказал: - Погоди милок, я на тебя через недельку посмотрю, когда ногу на ногу закинуть не сможешь. Это гавно плохо рассасывается. Ещё и шишки будут.
На том и расстались.

продолжение следует...