Медвытрезвитель - революционный выродыш, несуразное лобби большевитского наркомата - на стыке двух эпох столкнулся с претендующей на более прогрессивную и приказал долго жить. Хотя не такое уж и порочное изобретение, если вдуматься. Есть в нем пролетарский шарм и брутальная пикантность, застывшие в патриотических сердцах четким рельефным отпечатком в виде ностальгии.
В один из майских дней конца вышеупомянутого периода сестра моего будущего мужа пригласила нас на свою свадьбу.
Индивидуальный долгострой жениха, в котором уже давно жили, иллюстрировал неотягощенное материальное положение. С ним не вязалось количество гостей - не толклись разве что в кладовой и на хоздворе.
Под аперитив мальчики приспособили ершик. Догоняли по-крестьянски, самогоном.
Из бабИнного магнитофона-доходяги на облезлом подоконнике нам очень в унисон подпевал Высоцкий:
- Считай по-нашему, мы выпили не много,-
Не вру, ей-бога,- скажи, Серега!
И если б водку гнать не из опилок,
То что б нам было с пяти бутылок!
Когда я встала из-за свадебного стола, перед глазами все кувыркнулось, на меня стали налетать побеленые синькой неровные стены, стулья с сидящими на них гостями, стулья без гостей и забор во дворе. Хорошо, что рядом Серега, не тот Серега, а мой будущий. Поймал, подстраховал, не дал упасть лицом. Сказал, что надо ехать обратно в общежитие Художественной Академии отсыпаться.
Автобусная остановка сразу за мостом, по прямой - полтора метра ходу. Только мы до нее не дошли, а свернули вдоль БЧК – Большого Чуйского Канала. Это метров пятьдесят в ширину искусственная волга с тяжелой мутной водой для орошения полей. В Киргизии почти нет дождей, поливают талыми водами с гор через сеть каналов и арыков. О, про арыки можно долго рассказывать!..
Да. Мне тоже интересно, зачем свернули?
Отошли от шоссе... н-недалеко, я помню! как вдруг Серега заволновался:
- Видишь, на той стороне шобла? Не нравятся они мне. Пошли обратно.
- Не могу... Тошнит...
Он обхватил меня, как сноп ржи, и стащил по крутому склону к воде. Подозреваю, что с чувством легкого раздражения.
-Давай по-быстрому!
-Не могу-у-у...
Мне было дурно, на всё плевать и лень блевать. Тогда Серега перекинул меня через руку вниз головой, как простой плащ. Обидно.
-Рви!
Ну на, на!
- Всё?
-Не...
Лучше б я сама... Мне были насильно воткнуты в рот два пальца под самые гланды и квалифицировано надавлено на основание языка, что обеспечило четкий рвотный рефлекс. Желудок освободился от остатков шмурдяка, и сразу стало так легко и приятно, что если б не Серегина дотошная возня, я б заснула. Он таскал меня от заблеванной территории на чистое место, опрокидывал вниз головой и умывал коричневой из-за глинных разводов водой, читал нотации... Как мы оба не булькнулись в эту глиняную муть, не постигаю, берег, повторяю, у БЧК отвесный до самой воды! Прохладная влага привела меня практически в норму. Утер меня чем-то,.. да рукавом, чем же еще! мещанских платочков ни у него, ни у меня не водилось. Развернул:
- Смотри! Нам надо уходить.
Противоположный берег, куда мне было указано, вертелся колесом вместе со всем, что на нем стояло и ходило. Подпорченное первачем зрение различило несколько фигур с велосипедом на той стороне. Тревоги бы они лично у меня не вызвали, если б не тыкали в нашу сторону пальцами.
Мы устремились, хватаясь за стебли осоки, наверх. Могли порезаться - у этой нежной с виду травки жесткий и острый, как нож, длинный лист. Должно быть, лезли долго, потому что когда я, наконец, подняла глаза, увидела – вот они, субчики, когда только успели обежать по мосту!
Дальше, как в Голивуде: Серегу - в кольцо, меня - за бруствер. Я старалась ему помочь, лезла в круг. Меня откидывали: не мешай! Я восстанавливала координацию и повторяла попытки. Забегая вперед, скажу: то, что я получила там, у речки, был не конец. Но ни в тот день, ни позже я не обнаружила болезненных вмятин на своем теле. Как будто не я летала и падала. Прямо какая-то всеобщая мобилизациия организма: есть цель отбить Серегу, и мозг трудится только в этом направлении, любой внешний раздражитель отскакивает от тела, как поток легчайших электронных частиц от невидимой преграды.
Вдруг меня не отбросили и даже пропустили в центр. Я упала на коленки. Господи! Оно лежало несчастное, в крови из носа и отдыхало, прикрыв глаза. Я-то испугалась... А он отдыхает! "Да живой я, не реви!" Обтирая любимый фейс и размазывая по нему свои слезы, я проглядела главное: банду как ветром сдуло. А вместо нее, откуда ни возьмись, возник грязно-серый гробовик с решетками. Из него высыпали блюстители и скрутили Серегу. Не везет пацану: только отбился от одних, другие налетели! Меня и эти игнорировали. Как же так? Его, значит, незаконно в каталажку, а я? И меня! После препирательств плюнули и взяли с собой. Я точно помню, главный сказал характерную фразу: "Хрен... (или все таки х**?) с ней, загружай, у нас целей будет! А то вон шакалята не расходятся!" Ну что-то в это роде.
По нашим анкетным данным в ментовке Серега отчитывался сам, я к занудным вопросам отнеслась высокомерно-невменяемо.
- Да зачем тебе мой адрес? Это же не мы били, а нас били, ты понимаешь, балда?! Виноватых поймай и допрашивай!
Совершенно неожиданно для меня нас разделили. Это меня сильно насторожило. Серегу увели куда-то, а меня определили в отдельный номер метров десять квадратных с притолокой в два локтя высотой и площадью с полкамеры. Кровать, что ли? В углу - помойное ведро.
Как только я оказалась в одиноком пространстве, у меня в мозгу будто тумблер переключили: где мой Серега? Когда человек пьян - не выпивший, а в стельку, - из него прет его сущность, возведенная в степень. Не зря говорят: хочешь узнать человека – напои его. Вообще-то я пьяная всех люблю и врагам прощаю. Но тут я и сама себе удивилась. Очевидно, была настолько деструктивна, что не могла отдать себе хоть какой-нибудь отчет. Распоряжались мной одни инстинкты. А инстинкты эти, оказывается, бедны у слабого человека, неуправляемы и, стыдно сказать, не совсем приглядны.
Я набросилась с кулаками на дверь, и очень скоро мне ее открыли.
- Ну чего?
- Позови начальника.
- Говори, я передам.
-Позови начальника!!
Дверь захлопнулась. Так повторилось,.. не знаю, сколько раз, много. Начальник не приходил. А ведь мне всего-то надо было, чтоб он распорядился поселить меня вместе с Серегой. Ну тАк я решила!
В очередной раз разметав дверь в разные стороны и предупредив мою попытку вклиниться между ним и дверным косяком, форменный человек сходу врезал мне... я помню! куда-то в область лица. Хотя нет, следов не обнаружилось. Но куда-то врезал, факт! Да так, что я отлетела в угол деревянного притулка и плотно вписалась в стену.
Видно, достала я его. Сейчас вспоминаю с некоторой благодарностью даже - со мной еще возились. Нынче не так вежливы. Да и как ни крути, а спасли они нас от чего-то гораздо более неприятного. Не появись их задрипаный автозак вовремя, я не знаю, как бы стеклись наши обстоятельства дальше.
Не уходит, стоит в дверях. Наблюдает, жива ли. До меня в это время постепенно доходит, что меня ударили. Меня! Ударили!! «Ну, паря, ты меня рассердил!». Я подскочила, как на пружине, тряхнула гривой...
Ментёнок успел выпрыгнуть в коридор. Ещё бы, он же трезвый! Прыгучесть, как у блохи!
Я еще не отдышалась от кипящей злобы, как дверь приветливо распахнулась.
- Какие жалобы? – Стоят двое, может, даже один начальник.
- Я хочу к Сереге! Пускай меня к нему отведут!
- Твой Серега в мужской палате, дура. Хочешь к мужикам?
- Покажите мне Серегу!
Душа болит, инквизиторы гадские, должна же я убедиться, что он в порядке! Впрочем, как мне теперь кажется, важно было просто настоять на своем. На чем угодно, лишь бы было мое.
Думаю, они от меня устали. Сменили тактику. Уступили, привели в помещение, полное кроватей и разношерстных мужиков в семейных трусах. Показали меня Сереге:
- Скажи ей, чтоб не буянила. А то плохо будет.
- Успокойся, - сказал Серега.
Ну теперь-то я и без вас всех знаю, что можно быть спокойной. Свернулась калачиком на своей деревянной койке, без простынки, без одеялка, только в блузке и брюках, и мирно заснула.
Разбудили среди ночи...
Не волнуйтесь, ничего страшного. Просто нас приехали выкупать.
В вестибюле, замызганной комнатухе с ободранным полом, столом и двумя выживающими из последних сил стульями, стояли жених с невестой и рядились с блюстителями, сколько мы стоим. Денег у молодых не было, и за то, чтоб не сообщать Сереге на ДСК, а мне в Академию, невеста сняла с руки свои часики.
Я, как попугай, и тут молчать не стала (классическое ослиное упрямство!):
- Не давай им ничего! Они бандитов проморгали, а нас схватили. За что ты им платишь? – Что-то мне подсказывало, что нас могли бы и задаром отдать.
- Пить надо меньше!
Это брякнул милицейский идиот в кителе и фуражке, сидящий прямехонько передо мной, спиной и чуть боком. Лица его я не видела, да и зачем оно мне? Развалился вальяжно на тощем стуле. Дать хорошенько по скособоченой ножке и конец твоей гордой осанке, пузатый начальник. Ногу на ногу закинул. Покачивает. Руку важно облокотил на подряпаный стол. Значительный весь. А хамит!!! Моя рука сама взвилась вверх и упала, концы пальцев звонко щелкнули по оттопырчивому заду форменной фуражки.
- Как ты разговариваешь с женщиной?! – Мне на тот момент стукнуло восемнадцать.
Фуражка совершила в воздухе вертушку и приземлилась далеко за спиной владельца. Дядька милиционер зыркнул на меня прицельным огнем и... пошел подбирать амуницию. Молча. Мне за тот прощальный привет ничегошеньки не было, а я до сих пор в шоке.
Мы вчетвером, считая жениха с невестой, выпали из душегубки на свежий воздух в запах жасмина, в простор глубокого южного неба, где каждую ночь щедро звезд насыпано. Горы кругом, и дышится как-то само собой.
Хорошо! Да, Серега?