Типа эпиграф: «Бля, аффтар. Вот нахуя?» (б/п очень уважаемый рецензент Б-й. Дальше он добавил (кому эпиграфы пох, можно не четать): «Эх, Питер, Питер. С одной стороны – колыбель КК, с другой стороны сплошной неформат. Нету модуса вивенди»). Естественно, это 2-я редакция. Привыкли? А хуле…

1.
- Папа, а ведь правда красивая?
Правда. Красивая. Обёртка от «Сникерса». Полтора доллара. Я не могу себе такое позволить. Господи, когда же это кончится. Я ведь жил – как учил Ты. Почему же мои дети играют чужими фантиками? Я плохой отец, знаю… Подошёл сынишка.
- Папа, а помнишь, когда я был маленький, ты меня пнул, я докатился по полу до батареи, стукнулся, но не заплакал?
Носом воздух – внутрь. Помогает. Видимо, сын решил, что я сейчас не страшный – с сестрёнкой разговариваю. Ему сейчас пять. Когда же я его пнул? Когда он был маленький… В три, что ль?
- Помню. Конечно, помню. – не помню нихуя, пьяный был, очевидно. А то с чего бы мне его пинать? – И ты не забывай никогда. Никогда.
Ещё раз воздух носом. Можно бы добавить «И сам так никогда не делай», но это дидактика. Дети никогда не слушают дидактику. Взрослые тоже. Не забудет – не сделает.
Господи, научи. Ведь ты же сам…

2.
Как я добывал билет – это не важно. Сами догадаетесь немного позднее. Прямоугольник плотной бумаги. Мой билет в рай, в преисподнюю.
Я доехал, доплыл, дошёл. Юкон, Доусон, Клондайк. Майкл, Джейк, Клайв. Они взяли меня в бригаду после хорошей драки в кабачке «Самородок 3 кило», и мы до кровавых мозолей разрабатывали свой участок реки. Жила была, куда ей деться. «ЖилА-была…» Только очень глубоко. Справа земля Аляски Диггера, слева земля Аляски Диггера – жила не могла оборваться под нами. И прогнать нас он не мог – так уж получилось с шерифом.
Через три года мы стали бы миллионерами. Только я не мог ждать три года. Просто у напарников не было детей, играющих чужими фантиками. А так-то мы не отличались – поочерёдно ездили в посёлок поебаться в заведении Крошки Лу, пели песни у костра, закусывая свежей оленятиной. У меня никогда не было таких друзей. Да и вообще не было друзей, и никогда не будет. Лучшие дни моей жизни.
Я сдал всех. Их зарезали ночью, в моё дежурство. Шерифу я всё подписал – типа пьяная драка, все дела. Он посмотрел на меня только один раз, я даже не успел поймать взгляд. Аляска Диггер выделил мне участок на своей реке, и через год я уезжал с хорошей прибылью. Аляска Диггер не убивает тех, кто сделал ему добро. А если он знал о самородке – тогда он вообще святой.

3.
Когда мы переезжали в маленький коттедж из своей глинобитной халупы за оградой сталелитейного треста – я напоследок посмотрел на эти дырявые стены. Попрощался, что ли – с тем собой, каким больше никогда не буду. С этими белыми крыльями, которые променял на рога и копыта. Да какие там крылья, смешно.

4.
Детям уже немножко неловко за то, что у нас нет бассейна. Они уже немножко смеются над другими детьми, играющими фантиками от наших «Сникерсов». А я что-то никак не научусь смеяться над тем парнем, с которым мы душевно бухали в кабачке «Прилив умоет» и которого я через час достал ножом в живот в вонючем переулке. Из-за билета на Клондайк. Прямоугольник картона стоил дорого. Дороже его живота.
Нет, мне не жалко никого, ведь я убивал и калечил не для себя. Мне-то вообще ничего не надо. Но, Господи! Скажи – кто из нас преступник? Ты – сыноубийца, Ты послал Его на верную смерть, с глумлением и позором. Ты знал заранее, наверняка. Я – убил многих и многих созданий Твоих. Я – сделан по образу и подобию Твоему, как сказано в Книге. Но я не мог, слышишь – не мог – вот так же… со своими детьми. Наверное, я слаб и недостоин. Но Ты простишь меня, если немного отмотаешь плёнку назад и послушаешь:
- Папа, а правда ведь красивая?