Вот господин Лыгин. Не Джек, который построил, а директор, который учредил. Случай добродушного начальства – жалко, только не работаю у них. Веселый. Гогочет как Панкратов-Черный в «Жестоком романсе». Осталось, разве что усы отрастить. Стрелять не знаю, а шутить любит. Сижу как-то на приладке каталога, время – 11 вечера, печатник не спешит – понимает, что клиент настырный: может и до утра…. И тут, глядь, - Лыгин. Что ты делаешь, родной в своей конторе в такое время? Подходит, по-отцовски треплет по плечу:     
-Ну, что, сударь, утро вечера мудренее? Га-га-га!
-Да-да-да», - отвечаю.
-Я – домой, пожалуй. А Вы посидите еще, посидите…
И исчезает. Смешно, Аркадич, смешно.


Вот Розова Света, начальник производства. Авторитетна, властна, но я-то – клиент.
- Конечно, успеем, - в ее взгляде чую возможность отката.
А я ведь еще спросить не успел, про тираж рассказать, про заказ, про объем…
Полная, ласковая Света. Начальство типографии, как родители:
-Успеем, Павлуш, успеем.
Я вспоминаю буренку из деревни рядом с дачей, в которую стрелял в детстве из рогатки.


Проходим по коридору.


Вот дизайнер, небритый Миша. Пахнет потом без пороха. «Ну, что, Мишаня! Пленочки перевыводим? Ведь ты опять черный текст на четыре краски разложил, сука. Да, ладно, не бойся - успеваем». Любит, когда я приезжаю – покурить можно спокойно. Ночует на работе. «Но я-то плавал – знаю: и как в офисе на стульях спать, и верстать до утра с литром кофе. Знаю, что такое увольнение за раздолбайство. Знаю, Миш! А ты не забыл про последнее, кстати?» Крепись, дорогой, ты сам выбрал prepress.


Вот манагер Наталья. 35 лет. Вижу, в молодости была изящна. Может, и сунул бы. Но Наташа смотрит угрюмо. Обиженная, нахохлившаяся: мы больше с ней не работаем. Даже не здороваемся. Когда-то, немного откатив (не больше 5000), она надеялась, что можно повторно сдать разваливающийся тираж. Думала, от заказчика отмажу. «Нет, красавица!» За откатик – мадлопт по-абдуловски, но трудись добросовестно.


Вот сидит еще одно звено между клиентом и фирмой - Оксана. Портрет Медведева над столом, а чуть ниже – плакат с рисунком и подписью: «Медвед! Даешь свежий креатифф!» Звонит как-то, говорит:
- Пашань, Как насчет 3D?
- Да легко, Ксюш!
- Домик в МАХ-е перекрасить нужно. Текстуру красного кирпича в белую переделать.
- Пятнадцать, - отвечаю не раздумывая: заказов и так до фига, демпинг – в топку.
- Даже не знаю, Паш, дороговато как бы…
Соглашается… конечно,  в итоге соглашается – заказ-то горит. Еще бы я не знал!
15 мин работы – 15 тыщ деревянных – я любляю тебя, Ксюша.


Вот новые лица манагерской: Маринэ и Армэн. Диаспора армян не боится кризиса и напористо бомбит московский рынок труда. Угадайте, откуда Армэн? Правильно! Через месяц как толстопопая Маринэ устроилась, она поинттересовалась:
- Свэта! Нам дизайнер нужжэн? У меня племянник в Москвэ - хароший парэнь.
И вот, Армэнчик уже сидит за столом с монитором в 21 дюйм. Не знает ни хрена . «Photoshop»  выговаривает с трудом, но любит слово «слой». Руководство надеется, что Мишка дизайнер подучит. Курьеры говорят, что у Маринэ еще два брата недавно в Москве. По ходу курьеры – ксенофобы.


Вот начальник сборки, Ольга Бумажная, фамилия – подстать професии. Сухая, под пятьдесят. Большие очки, совиные мешки под глазами - видно, что пьет. Низкий голос, всегда серьезна.  Когда надпись на корешке съезжает, Оля басит: «Ну, мы ж, - кто, люди подневольные, нам как скажут. Это вон, Мишка опять напортачил» (не терпит  дизайнеров). Когда я сидел у них первый раз в ночь, чаю предложила.


Вот опытный сборщик Мино, давно обрусевший джигит. Курит прямо над тиражными листами, не боится, – профи. «Что, опять этот х-х-хизайнер?» - хмурит он кустистые восточные брови, - «Сказал вэдь, корешок – 5 мм!» Миша его боится. Тихо слушает и бежит переделывать. Странно, почему авторитетный Мино не начальник сборки?


Входим в печатный цех.


Вот печатник Игорян. Молодой, всего пару раз с ним на приладке сидел. Борода клочкастая, юношеская, характер хулиганский. Всем клиентам хитро подмигивает, когда рядом нет руководства. В ночь никогда не выходит – опыта маловато. Запороть еще ничего не успел – два месяца за станком. Все впереди.


Вот матерый печатник Гена - старый полкан. Было дело, сижу – каталог печатаем. Возмущаюсь:
- Красненького, пожалуйста, добавь!
- По норме делаю.
- Ген, ну ведь зелень одна!
- Делаю, как положено.
- Старик, добавь немного!
- Ретушировать надо лучше!
Стою рядом – обтекаю. Гена демонстрирует маленькую власть на клочке своего печатного пролетарского царства - самоутверждается.
«Я ж тебя, тварь, знаю, опытный ты мой. Все отлажено идеально. Просто сделай процент чуть выше совковой нормы».
- Ну-ка, Ген, покажи, какой процент кладешь?
- Да я, не собираюсь раком стоять над каждой картинкой, - отвечает старый.
Перезваниваем начальству, Гена рассказывает про рака второй раз – ему не впервой. Света Розова кладет трубку. «Через монтажницу поправим, - оправдывается она, беседуя со мной минуту спустя».


Вот усатый Олег. Печатник-оптимист. Я - на очередной приладке каталога, полного орденов и монеток. Мы знакомимся.
- Прикинь, еб*ныть! 500 кг печатных форм пи*данули тут! – сразу переходит на ты Олег.
Он, не откладывая хочет наладить доверительный контакт с заказчиком, как бармен, у которого все клиенты – кореша. Не выйдет, дядя! Все равно нагну, коли схалтуришь.
Чай Олег пьет из кружки  не менее оптимистичной, чем хозяин. На ней крупная надпись: «Кротоотпугиватель. Эффективно защитит ваш сад от мышей, крыс, землероек».


Вот монтажница Маша. Она издалека, судя по украинско-молдавскому акценту.
Кудахтающий, пронзительный голос, который часто встречается у подобных типажей. Маша говорит Олегу: «Я хочу домой, я хочу протянуть ноги!». Но протянуть их она хочет только потому,  что не знает глагола «вытянуть». Маша устала. От ее дешевых туфель и короткой безвкусной стрижки тошнит. Волшебница из Гомеля! Формы шустрее ляпай, да реже чай дуй, дай Бог, и прописку наколдуешь.


Вот я, третьи сутки дежурю на очередной приладке каталога. Приладка – для кого не понятно – это процедура попадания в цвет. Сижу, генерю историйки. Изредка утверждаю листы, когда сеньор печатник соблаговолит услышать меня и сделать как должно. А если не попадает, говорю: «Господин Гена, Олежек, Игорь, мистер, уважаемый царь, император, повелитель, Ваше Величество, Превосходительство – ну, добавь ты, падла, чуть выше нормы красного. Мне доп*зды твой принцип, старый как печатный станок. Ты видишь, картинка зеленая. Включи мадженту вместе с мозгами!


Вот выход, а рядом охранник. Думаете, клиент (по совместительству дизайнер) больше всех в типографии ненавидит печатников? Бу-га-га! Не угадали! Вот он! – силовая структура. Я три дня живу у них, три дня предъявляю паспорт – зафиксируй, мол, мои данные еще раз – коли спокойнее. И когда на четвертый, приезжаю с доверенностью, забыв в этой чертовой суете чертов паспорт, эта белобрысая рожа заявляет: «Я Вам тираж не отдам». Бляха-муха!
- Ну журнал посещений посмотри!
- Не знаю!
- Лыгину позвони, Розовой, ты же видел, я договаривался вчера.
- Меня не предупредили.
Звонит. Лыгин не доступен, Розова не берет. Через час выставка, у меня времени час сорок минут (от Ленинградского проспекта с учетом пробок до Гостиного двора). А этот красавец не отдает тираж. Слава Богу, 15 минут – Розова ответила. Вывод: если работать без выходных по 12 часов на должности охранника, есть риск заболеть долбо*бством.


Вот троллейбус, который везет меня домой. Листы откатали, я сделал свое дело.  Позвонил директору, предупредил, - тираж встретят. Сижу в троллейбусе, он как обычно гремит по Ленинградскому. Я пью Red Devil и смотрю вперед. Хочется так ехать и ехать, хоть до Селигера. Как меня задрал этот дизайн, который за семь лет только и принес мне кашель от типографской пыли, да жалкий окладик. Как же неохота больше смотреть сны про обрезы обложек и вылеты жизни.
Но вот голос объявляет: «Метро Сокол», я выхожу. Селигер отменяется, потому что нужны деньги, потому что сегодня нужно ехать домой, а завтра нужно работать. Жизнь - пробный оттиск, и совмещение красок трудная штука.