Мне все время говорили, что у меня актерские способности есть. Я сначала не верил, думал стебутся, а потом, когда соседа жида на пятихатку развел – как-то резко мнение свое переменил. Решил испробовать себя. Как знать, вдруг во мне какой-нибудь Крамаров долбанный пропадает?
Погнал в ТЮЗ наш местный. А чё? Работы все равно нет, а чем грузчиком бананы какие-нибудь швырять сраные, лучше уж детей веселить. Дело богоугодное - авось на том свете зачтется.
Пришел я. Позицию свою объяснил.
- Только возьмите – говорю – согласен на любую роль. Хоть говноеда какого играть – пофигу!  Я слышал, что Сталлоне вообще с порнухи  начинал, и ничего, выбился в люди. А ТЮЗ всяко лучше порнухи.
Директриса, пожилая такая бабища в окулярах, на меня посмотрела и заплакала.
- Дурак – воет – иди лучше и правда в порнухе снимайся или «Хербалайфом» торгуй. У нас тут актеры во время спектаклей в обмороки от голода падают. А тебе и так только Кощея Бессмертного играть – кости одни. Помрешь ведь, гад!
Но я ни в какую.
- Где ж – спрашиваю – я у нас в городе порностудию найду? У нас одни шахты да киоски пивные вокруг. Ясен хрен, трахаться куда лучше чем Кощеем на сцене жопу рвать, дык, это ж загранпаспорт надо…
Короче, взяли меня. Даже без высшего образования. А все потому что пришел вовремя – как раз новогодний утренник намечался, а актеров не хватало. У Деда Мороза ихнего аккурат накануне праздников нос провалился от сифилиса. В КВД его положили. А Снегурочка пивом насмерть отравилась. «Клинским».
В общем, с моей помощью кадровый голод частично ликвидировали. А чувиху мне в пару так и не нашли. И объявление давали даже – все без толку. Только профурсетка пришла какая-то престарелая, без зубов передних. Но слишком уж асоциальная оказалась. И пованивала.
Не взяли ее, короче…
- Как же – директрисе говорю – я без Снегурочки? Это ж Новый год, ядрена вошь! Дети придут – а тут тупилово такое. Некрасиво получится.
Директриса как обычно в слезы (актеры, они все немного конченые):
- Знаю, что некрасиво, знаю, что глупо, да только где ж я тебе девчонку-то найду! Кто ж виноват, что вы все тут наркоманы проклятые и некому Снегурочку играть?
- Что ж делать-то! – спрашиваю.
- Придется тебе не Дедом Морозом быть, а Санта Клаусом. У того никакой внучки нет. Олень только есть, ну да это как раз не проблема. – директриса малёхо приободрилась.
- Э-э, погодите  - базарю – какой такой Санта Клаус? Вы уж лучше сразу тогда меня в бутылку «Кока-колы» нарядите и бабло гоните за рекламу. Тем более нафига мне олень вместо бабы? Я что, язычник по-вашему?
Директриса рожу скривила.
- Не выступай – скрипит – в стране бардак, а его, видите ли, олень не устраивает! Я же тебя не спать с ним заставляю. Часок малышей повеселите, хоровод поводите, подарки вручите и пожалуйста потом делайте, что хотите.
Я погрустнел, конечно. Прямо нажраться собрался от такого скотства. Кругом, думаю, эта американизация проклятая.
Всю ночь сливу заливал. На следующий день даже в ТЮЗ опоздал. Прихожу – директриса как всегда плачет. Думала, что со мной тоже уже что-то случилось и утреннику гаплык.
Я нехотя в форму красную переоделся. Сапоги натянул, колпак, бороду. Пошел в парашу, просрался перед спектаклем.
Потом репетировать стали. Я, Зайчик, Волк и Олень. Зайчик и Волк еще с советских времен сохранились, а для меня и Оленя костюмы только недавно закупили. В ногу, так сказать, со временем. Поэтому мы заметно новее выглядели, ярче и дебильнее. Я-то еще ничего, а у Оленя ссаного рога лосиные с какого-то хера были и глаза на выкате, как у Надежды Крупской в последние годы жизни. Я уж не знаю, спецом для смеха это сделали так, или брак китайский.
Правда, с советскими костюмами все еще хуже обстояло. Заяц был еще куда ни шло – пыльный, заштопанный в некоторых местах, но приятный. А Волк, сука, видно хранился неправильно где-то там в закромах, или что-то другое с ним произошло, уж не знаю что, но выглядел преотвратно. На брюхе проплешина здоровенная такая, на псориаз похожа – моль проела. Ухо выдрано. Хвост обтруханой мочалкой висит. Да и смердело от костюма этого не хуже, чем от настоящего волка. Нафталином несло, потом, мочой, лекарствами какими-то даже. Видать, Зайца еще стирали, а Волка все время выпадало фрикам всяким играть, и они за костюмом не ухаживали, падлы.
Короче, посмотрел я на весь этот сатанизм и думаю – хрен с ним с Сантой Клаусом, когда такие Волки тридцать лет детей развлекают. Махнул рукой.
Сценарий выступления был в меру ублюдочный. Сначала к детворе выходили Санта Клаус, Олень и Зайчик, и развлекали зрителей примитивными куплетами. Потом вступал Волк. Пытался праздник всем испортить примитивным бычевом. Когда же его выгоняли, все брались за руки и водили задорный хоровод вокруг куцей елки.
Ничего сложного, в общем. Не «Гамлета» играть, уж точно.
С актерами ТЮЗу еще меньше повезло, чем с костюмами. У Зайчика алкоголически тряслись лапы. Он представился Толиком и жаловался на паркинсонизм. Особенно ко мне симпатией проникся. Признался, что сидел.
С Волком похуже было. Он настолько деградировал, что окончательно утратил способность говорить. Только рычал, как Эмили Роуз во время экзорцизма, хрюкал и неразборчиво матерился из-под маски.
Олень же вовсе чуркой оказался. Сразу дунуть мне предложил. За знакомство.
Забились мы с ним в какую-то подсобку. Достал он штакетину.
- Куры на здаровие -  говорит – я всигда так дэлаю пэрэд прэдставлэнием патом и минэ вэсэло и дэтям а когда прэдставлэния нету тожы куру патамушта харашо и дом сразу вспамынаю...
Я тягу сделал.
- Как тебя зовут?
- Абиджон!
- А че на такой работе дерьмовой работаешь? – спрашиваю – шел бы лучше «Хербалайфом» торговать.
- Нэт – отвечает – я в тэатры играть мэчтал у нас в Узбекстон тыатр моджахеды какие-то в пыточную пэрэдэлалы прышлось пэрэехат а торговать нэ хачу нэ нравится минэ и курыть плохо тогда нужно много щитать а щитать не умэю. 
- Видал, какой Волк? – говорю.
- А Вольк нэнармальный сумащедщий у минэ сто рублэй занял нэ атдал.
- Как он перед детьми-то выступает?
- А ничиво у нево роль все равно бэз слов толька рычать и нужна.
Накурились мы, короче. Трава злая, разорвала меня к чертовой матери, а челубею этому ничего – какой был, такой и остался. Башку оленью нахлобучил – и в бой.
В зале тем временем дети рабочих уже собираться стали, с родителями и бабушками. На сцене ель огнями сверкает. Пока я с Оленя тупо ржал, и утренник начался.
Стали мы сначала вокруг елки танцевать с Зайцем и Абиджоном. Абиджон все время спотыкался, Заяц как робот двигался, видать совсем несладко ему было, а мне борода в рот лезла. Затем песню про елочку затянули, но я смог прогнусавить только первый куплет, потому что дальше пошли слова «много на елочке шишек золотых», и меня разорвало уже окончательно до конца спектакля. 
Что дальше творилось там – мой мозг выборочно воспринимал. Видать, инстинкт самосохранения во всю включался. Когда Волк вышел, я прям рыгать стал от смеха. Еле за дерево заскочить успел, чтобы зрители не видели. Неслабую такую гирлянду на ветке повесил.
На сцене адов шабаш какой-то творился. Абиджона походу вштырило наконец. Стал он за Волком бегать, кругов пять по сцене навернул. Волчара думал, что партнер его в роль вошел, а тому башню напрочь снесло. Догнал Волка и давай по полу возить, лягать копытами. Волк на месте завертелся, задрыгался, как эпилептик. Черви какие-то стали из него сыпаться прям на людей. 
Я из-за елки выскочил, разнимать их кинулся. Тяну Абиджона за рога, кричу:
- Хватит полудурок, у меня сейчас от смеха живот нахрен разорвет. Брось эту гадину мохнатую – чесоткой заболеешь! У тебя ж медицинской страховки нет.
Один Заяц сообразил, что свалка началась неуправляемая. Стал хоть как-то зрителей отвлекать. Стихи декламировал. Только в самый разгар уши отвалились у него. Ни с того ни с сего, без посторонней помощи. Взяли и отвалились тупо. Как атавизм какой-нибудь.
Слышу, из зала дитё какое-то ноет:
- Мама, мама, я боюсь Зайчика и Волчка!
«Еще бы» - думаю. А сам со сцены прочь ползу, бородень обрыганую зажав в кулаке. Одна мечта – исчезнуть поскорее. А не тут-то было! Проклятый Олень за сапог меня схватил.
- Куды? – орет – падарки ни раздаль дети абидищ! 
Плюнул я в сердцах, в штаны наложил и вырубился. Убей, не  помню, что дальше там происходило. Очнулся уже в коридоре, в шмотках своих повседневных и без бабла, ясное дело.
Гляжу, рядом Абиджон стоит лыбится.
- Щто, таращит да?
Я разозлился. Ка-а-ак зарядил ему в рыло!
- Ты – говорю – мало того, что олень, ты еще и педераст мохнорылый! Весь праздник, гадина, пересрал.
Абиджон перепугался.
- Ни бей мине! – визжит – Фащист ты а ни чилавек!
А мне то что? Отмудохал я его как следует. Деньги отобрал, сигареты, пакетик травы.
И погнал на стройку устраиваться. Разнорабочим.