Я на электричке почитай уже пять лет езжу. С тех самых пор как с пятой автоколонны на железную дорогу перевелся. Иной может хмыкнет: да хуйня это, электричка, вот машина это да… А я такому прямо в глаза скажу: да не смыслишь ты нихуя, электричка – это заебись! И не надо мне про тачку мозги парить, я сам полжизни за рулем отхуярил, кроме язвы да хандроза не заработал ни хрена… А то купит машину в кредит, ходит гоголем, брелок с сигналкой на пальце накручивает, смотрите дескать какой я крутой. А у тебя что за тачила? Как так, на электричке?! И сразу лицо такое сделает брезгливо-сожалеющее, будто я сифилитиком назвался. Сразу в ухо ебнуть хочется.
Блядь, завелся я чегой-то, забыл про что рассказывал… Ах да, хотел пояснить чем на электричке добираться пиздато. Ну мне как железнодорожнику ясно понятно, проезд бесплатный и к месту работы прямиком доставляют. Да и вообще удобно, в электричку погрузился и кемаришь себе потихоньку, ни пробок, ни гололеда, ни гаишников… Есть и отрицательные моменты, как без этого. Например, в плане развлечений выбор и впрямь не велик: либо остоебенившим индустриальным пейзажем любоваться либо дремать. Еще можно лица других пассажиров разглядывать, меня раньше по утрам это сильно улыбало, а сейчас приелось, обычные серые хари кругом, кроме тети одной.
Ездит она каждый день на одном поезде со мной, и утром и вечером, интересная такая, но не в плане поебаться, а как раз на лицо. Отрешенное оно у нее какое-то и взгляд все время в одну точку, словно до пизды ей что вокруг творится. Зато встретишься с ней глазами случайно - так не по себе становится, словно насквозь тебя видит. Бабы в принципе народ странный, а эта так прям вообще не от мира сего. То ли ведьма, то ли прокурорша на пенсии. Так и ездим с ней на одной электричке все пять лет, что я на железной дороге работаю.
А тут праздники наступили ноябрьские, раньше 7-го числа были, а теперь на четвертое, перенесли, все название запомнить не могу, да и хер с ним. Главное что последний рабочий день укороченный потом три дня отдыхать, а по такому случаю грех не выпить. Ну и мы грешить не стали, хехе, взяли три бутылки беленькой, закусь нехитрую и приговорили их за беседой неспешно. Степаныча на автобус проводили, а сами на последнюю электричку еле успели, даже пивка не удалось захватить. На «Первомайской» Игорь и Сан Саныч вышли, а я дальше поехал. В вагоне тепло, хорошо, меня слеганца разморило, привалился к окошку… Еще мыслишка лениво так скользнула «эх, не уснуть бы» как тут же отключился.
И снится мне что также на электричке еду, только летом, за окном солнце яркое лучистое, трава на лугах зеленая в пояс, люди все нарядные улыбаются и небо такое голубое-голубое, без облачка… Я окошко приоткрыл и стою, запахи ловлю, а в душе ощущение счастья беспричинного, какое только в детстве бывает… Короче говоря, заебись! Единственное что кольнуло неприятно – вагон пустой, если не считать той женщины странной про которую рассказывал. Сидит как обычно и с безразличным видом смотрит не поймешь куда.
Едем дальше и тут голос объявляет: следующая станция – «Школьная». А вот тут я удивился, сколько езжу ни разу про такую не слыхал. Состав остановился, и в вагон ребятишки с ранцами посыпали мелкие. Двое мальчишек напротив меня сели, я на них взглянул аж вздрогнул – до того они на моих закадычников по школе походят, Кольку и Витьку. Захотелось что-то доброе пацанам сделать, пошарил в кармане, зацепил окаменевших ирисок штук несколько, сдул с них крошку табачную: держи, говорю, молодежь, у вас зубы молодые, разгрызете! Те заулыбались, потянулись было, а тут крик на весь вагон: Николай, Семен, не смейте ничего брать! Я аж подскочил - что за сука там выступила и поразился: стоит училка, точь-в-точь как у меня в начальных классах, Марья Демьяновна, три подбородка и бородавок больше чем у любой жабы. Стоит, гадина, и смотрит на меня с такой злостью словно я ребятам пиздюлей хотел дать ,а не конфет! Хотел ее матом отборным шоферским обложить да при детях постеснялся. А тут станцию новую объявили, студенческую. Я на место сел, успокоиться не могу, настроение псу под хвост. Сколько в детстве из-за этой паскуды старой ремня огреб – не сосчитать. В террариуме со змеями и сколопендрами всякими такую держать надо, а не к детям подпускать!
А тем времени студенческого народу набралось, молодые все, шумят, смеются. Кто-то на гитаре начал струны перебирать, я сзади смотрю на гитариста этого и кажется мне шевелюра его до боли знакомой. Был Сашка у нас на факультете, но звали его все Яшкой, потому как вылитый цыган был на внешность и по ухваткам. Попали мы с ним на втором курсе в историю нехорошую, он-то отбрехался, на меня все свалил, а я, простота деревенская, даже отнекиваться не пытался… Хотел было уже встать, вперед пройти и в лицо этому юноше глянуть как вдруг вагон дернуло – на боковую ветку свернули.
Я пока в окно всматривался понять куда едем, тут новые пассажиры зашли. У меня прям над ухом голос как рявкнет: э, салага, чо развалился?! Ну-ка дедушке место уступи! Я медленно оборачиваюсь чтобы на эту бабушку взглянуть – вот те раз! Вылитый взводный наш, старший сержант Остапенко! Рожа красная, усики ненавистные рыжие, не забыть их никогда… Ни слова не говоря хватаю его одной рукой за грудки а вторую отвожу чтобы въебать со всей пролетарской злости! Ну и не успел, повисли на мне солдаты, оттащили, тот орет аж захлебывается, а я не слышу ничего только перед глазами круги красные плавают.
С трудом меня усадили, сижу успокоиться не могу, не слышал даже как следующую остановку объявили. Понял по тому, что бойцы куда-то подевались, а на их места стали работяги рассаживаться, кто в спецовке, кто с инструментом… Я среди своих повеселел, приосанился, стал взглядом знакомых искать, смотрю – да ну нахуй, быть того не может! А с другой стороны да хуй тут ошибешься потому как ухи Игоря увидел, а таких локаторов и в ПВО не встретишь… Тем более рядом с ним мужичок, кепка как у Сан Саныча. Сидят спиной ко мне, лиц не вижу, но понимаю – точно они.
По ходу сделали вид что выходят а потом в другую дверь зашли, куда-то продолжать поехали, а меня значит побоку. Тут обида лютая к горлу подступила, ведь не в первый раз кидают, суки! На Первое Мая в том году я в управлении задержался, спросил как у людей где мол будете, те: как обычно, как обычно, а я потом почти все депо оббегал – как сквозь землю провалились. На следующий день извинялись, каялись, что мол решили на берегу посидеть а меня предупредить – как из головы выскочило. Да хули толку с этих извинений, понял я - нет у меня больше друзей! А еще и тут такая подстава. Подлые душонки на этой сраной железной дорого работают, не чета шоферскому братству!
Я закрыл глаза и чуть не зарычал. Что же у меня за судьба такая хуевая что не людей мне на пути посылает, а сволочей каких-то! Как будто, суки, ненавидят за то, что вообще на свет появился… Я тоже не подарок, могу и обругать матерно могу и промеж глаз уебать, но не со злости, не из ненависти, а по прямоте своей душевной! Я же простой русский мужик, не жиденок какой хитровыебанный!
Аж виски заломило от дум этих безрадостных, а тут чувствую, вроде как в воздухе посвежело, оглянулся и правда – работяги вышли, вагон пуст, если не считать меня и той женщины. Поезд тем временем замедляется и вкатывается на станцию какую-то странную. Народу тьма и все как будто меня встречают, улыбаются, руками машут… Я сдуру тоже в ответ помахал и стал в лица всматриваться. Тут-то у меня сердечко и екнуло! Разглядел и родителей своих, и тестя, и Карпова, путейца, по которому недавно 40 дней справляли, и еще много кого из своих знакомых бывших… Хуяссе, думаю, что это за станция такая?! Конечная, – голос сбоку. Оборачиваюсь, а там прокурорша эта стоит и мне прямо в глаза смотрит, невозмутимо так, с ожиданием. Чувствую что леденеть начинаю от самых от яиц: как, говорю, конечная? Мне не надо на конечной… А той похуй, стоит и молчит, на лице уже не ожидание, а непреклонность. Я уже на крик срываясь: какая такая конечная?! – прямо ей в лицо. И вдруг чувствую что меня кто-то за рукав кто-то дергает, глаза открываю – Галка, контролерша знакомая. Ты чо, говорит, орешь как резаный: конечная, конечная! Шинный завод остановка сейчас будет, давай выметайся и так свою проспал.
А у меня праздник, аж плясать охота, потянулся Галку поцеловать, та руками замахала: отвяжись, черт пьяный! Одно слово – дура. Выскочил я на перрон, вдохнул морозный воздух всей грудью: эх! До чего жить на свете хорошо! Правда до дома километра три пехотой топать, но это ерунда. На полпути павильон будет, там пивка возьму.
Подбодрил себя такой мыслью и зашагал резво, на ходу свой сон обдумывая. Это что же получается, никакой я не кузнец своего счастья, а вовсе даже пассажир, сунула меня судьба в вагон и потащила по одноколейке… Смотреть как чужая жизнь за окном кипит, как попутчики меняются могу, а рулить – хуй. Всего-то и было на пути что несколько остановок, да и то не взял с них ничего кроме злобы и горечи. Херово мне стало от мысли этой, а потом осенило: йоптыть, да это же шанс! Шанс на путь свой со стороны взглянуть, а потом и изменить!
Всю жизнь я кому-то должен был: родителям, школе, комсомолу, армии, автоколонне, всю жизнь до хрена желающих было хомут накинуть и понукать потом... Тут я пальцы в фигу сложил и показал ее воображаемым извозчикам: нате, суки, подавитесь! Кончилось ваша власть! Я вам теперь не ломовая лошадь! Подумал так и веселее зашагал.
В павильоне взял две бутылки, половину одной тут же на крыльце засосал, рыгнул смачно и мгновенно в голову решение пришло: увольняюсь с чертовой железной дороги, снимаю деньги с книжки, покупаю «Волгу» и в таксисты!. Буду сам себе хозяин, сколько захочу столько поработаю, план 600-700 рублей сдал и работай на себя… Начнет директор мозги ебать – уйду в другую контору, их нынче десятки. И хорошая такая настоящая уверенность пришла, что все заебись будет, что вторую бутылку одним глотком осушил! Поднял воротник, закурил и дальше пошел.