- Ой, да не бойся, Зинка, у нас всегда здесь зеков было до черта. Что ж ты хочешь? Весь остров каторгой был, мой отец еще по молодости сюда был на поселения отправлен, да... - бабка Маша вытерла сухонькой рукой набежавшую старческую слезинку, - ты глянь, вон она зона-то, за две улицы отсюда. Здесь всегда так и жили: половина сидельцы, половина вертухаи.
- Баб Маш, ну а дети то, - мама от волнения теребила уголок кофты, - они ведь разговаривают матом. Ты послушай, а? Мой-то что вчера выдал?  И по матери и послал куда подальше, а ему еще и шести нет. Генка взбесился, всыпал ему по первое число, да вот одно смущает, откуда он нахватался?
- Хм, он у тебя с утра до ночи по дворам шастает, вот и нахватался,- отрезала баб Маша, ты его пристроила бы куда.
-Да куда его пристроишь? Детсад на лето закрыли, а куда еще я его могу? Разве что с собой на работу таскать.
- Слушай, Зин, да не бойся ты, у нас в домах до сих пор двери никто на замки не закрывает, так и с твоим  Мишкой ничего не будет. Ты ему только далеко ходить не разрешай. Пусть возле дома крутится, ну или вон к Курицыным на двор ходит, там мальчишки воспитанные.
- Так он туда и ходит, значит там и нахватался.
- Но, вот так бить мальчишку смертным боем тоже не дело, орал так, что на всю улицы слыхать было.
- Всех били, и меня мать порола, и ничего - нормальными выросли, - Мишкина мать встала и, гордо расправив плечи, ушла в дом.

Мишка был наказан, с утра, вернее со вчерашнего вечера. А чего он и сделал? Да вовсе ничего. Да и слова, которые он прокричал в обиде папе, не раз слышал на улице от мальчишек. На улице все было совсем по-другому. Мальчишки иной раз и не такое говорили друг другу, но Мишка дал папе слово, больше таких слов не говорить. Ни дома, не на улице. Никогда! Нет даже не просто так «никогда», а вот так:  «НИ! КОГ! ДА!» - именно так вбивал в Мишку запрет на мат отец. И мальчишка глотая сопли в перемешку с кровью кричал срывая голос, - папочка я больше никогда не буду. НИ! КОГ! ДА!.- но отец дубасил и дубасил ребенка, уже не разбираясь куда попадает его ремень. Мишка, вертелся всем своим маленьким телом, пытаясь вырваться из рук отца, увернуться от ударов, но взрослый мужик, зажал его голову промеж ног и широкий офицерский ремень со свистом врезался в тело мальчика.

Мишка сидел в своей комнате, один, все его игрушки были отобраны, все альбомы, и краски с карандашами спрятаны. От нечего делать было еще ужасней и скучней. Мишка пытался придумать себе развлечения, но ничего не выходило. Он обошел всю комнату, раз десять по кругу, и даже пытался изобразить из табурета и стула самолет, но вошел отец и разобрал Мишкин самолет. В комнате осталась только кровать и комод. Мишка устав слоняться по комнате, представил. Что он партизан, и залез под кровать, в настоящую засаду. Он представил, что ждет фашистов и обязательно убъет их всех, и отомстит и за себя, и за всех-всех. Из под кровати было слышно. Как отец рассказывал матери, - Недалеко от поселка из скалы бьет источник, его открыли давно, уже лет сто, наверное, если  не больше. Еще айны на него ходили купаться, и воду пить. Слышишь, говорят она целебная, по составу, как Нарзан.
- И что?
- Да ничего, поехали,- говорю,- на пикник сегодня. Я вчера, с этим воспитанием и забыл совсем.
- Как это поехали?- удивилась мама.
- Слушай, все просто в 11 приедет машина и поедем.
-Какая машина? Ген, надо же что-то с собой брать? Еду какую-нибудь?
-Не надо нам с ПХД  выделили поросенка на мясо, вчера.
- Ну, нет, а помидоры, а огурцы?! Зеленушку?- мама выращивала на огороде все необходимое для семьи. И с весны по самую позднюю осень и Мишка, и отец, и мама копошились по выходным на грядках, то копая землю, то сажая, то пропалывая, а потом, когда наступал сезон урожая, и на столе, прямо с грядки, не переводились овощи и ягоды. А какие соленья по осени крутила Мишкина мама,- всем соседкам на зависть. Мишка вспомнил, как он помогал маме вытаскивать из подпола банку с клубничным вареньев, и что там, в подполе еще не мало банок, и даже есть малиновое, самое любимое варенье. Мишка замечтался и не заметил, как уснул.

Проснулся Мишка оттого, что его звали. Из-под кровати Мишка видел родительские ноги. Мама зачем-то подошла к окну. Мишка слышал, как она подергала несколько раз раму, и, убедившись, что окно закрыто отошла. Отец, заглянул под кровать и вытащил сонного мальчика,- ладно, партизан, хватит прятаться. Собирайся, поедем в тайгу.
Мишка, еще не проснувшись, хмурился и тер глаза, от яркого солнечного света было немного даже больно.
-Собирайся, - повторил отец, - уже машина пришла.

Во дворе стоял ГАЗ-66, и кто-то отчаянно гудел его клаксоном. Мишка вышел на крыльцо и увидел, что за рулем сидит светловолосый мальчишка и весело сигналит. Мишка выбежал из дома и забрался в кабину, - дай мне посигналить, ну дай, -попросил он мальчика.
- Не дам, мне самому хочется.
Мишка навалился на соперника туловищем и отодвинул его от руля, и сам стал давить на сигнал.  Так, отчаянно борясь, они сигналили и сигналили, пока не подошел водитель, и, порывшись где-то за сиденьем, на что-то нажал и клаксон выключился. И сколько не пытались два мальчика давить на руль, какие кнопки не переключали – машина молчала. С большой корзиной, накрытой полотенцем, вышел отец. Он поздоровался со всеми, и позвал Мишку.
-А можно я поеду в кабине?- спросил Мишка.
- Нет, в кабине ты не поедешь, ты поедешь с нами в кузове.
- А как же этот мальчик. Мишка показал на незнакомца.
- И Сергей поедет в кузове, - ответил отец, - Сережа, иди, познакомься. Это мой сын Миша. Ну-ка, давайте, как настоящие мужчины, пожмите друг другу руки.

Наконец все собрались. Мужчины докурили свои сигареты. Женщины, важно рассевшиеся по лавкам, подвинулись, как всегда следуя русскому обычаю «в тесноте, но не в обиде». Мальчишки запрыгнули на матрасы, скрученные валиком и валявшиеся в кузове. Машина тронулась и, покачиваясь на ухабах, помчалась, поднимая серовато-желтую пыль. В кузове кто-то затянул песню, - однажды вечером, вечером, вечером, когда пилотам прямо, скажем,- делать нечего. И тут все подхватили, – мы, приземлимся за столом, поговорим о том, о сем, и нашу песенку любимую споем.

Песня сменяла песню, женщины заводили, по очереди, все остальные подхватывали. По кругу пошла бутылка с черной этикеткой и улыбающейся на ней девушкой.
- Ух, ты! – удивился кто-то, - Лех, ты это с отпуска привез? И, невидимый в темноте кузова, Леха гордо ответил, - да это с Геленджика, там покупал. А потом, этот же Леха распинался полдороги, как там красиво, какие там цветы и какое теплое и нежное Черное море.

Моря Мишка не видел, и не мог себе представить совсем черную воду, да еще и горько-соленную. Мишка лежал на матрасах и смотрел на убегающую вдаль дорогу. Машину потряхивало и подкидывало, несколько раз они переезжали мелкие речушки, прямо по воде, и тогда за машиной тянулся красивый белый шлейф. Отец шутливо пихнул Мишку в бок,- о чем замечтался?
- Ни о чем, просто смотрю, красиво здесь.

И в правду было красиво, сахалинская тайга – это смесь невозможного с небывалым. Где еще можно увидеть бамбук, растущий рядом с березами, и пихтами, да еще и перевитые, перетянутые толстыми лианами? Где еще, ну разве что Курилах, можно увидеть лопух в два метра диаметром? Или вот источник в тайге: холодная, газированная вода веселым маленьким ручейком убегала по склону сопки и терялась в темно-зеленых зарослях  высокой сладко-пахнущей травы. Кто-то из охотников над родником поставил сруб, небольшой, в четыре бревна, и даже оставил берестяную кружку. Когда заглох мотор машины, Мишка прислушался к пению птиц, журчанию ручейка, где-то вдалеке считала кому-то года кукушка.

Взрослые дружно взялись обихаживать стоянку, или стойбище, как красиво сказал папа. А мальчишки побежали на берег небольшой речушки, и стали соревноваться, кто больше наделает блинов на воде. Отец разводил костер под шашлык. Сначала обложил костровище камнями, и сделал две параллельные, более-менее плоские площадки под шампуры. Потом наломал сухостоя,  и ободрал кусками бересту. Наверное это такой старый мужской обычай, но отец даже гордо похвастался тем, что разжег огонь с одной спички. И в правду, пламя весело вспыхнуло, и запрыгало по сухим толстым веткам. Отец зачерпнул ведром воду из речки и повесил над костром. Немного в стороне развели дымник, чтобы отгонять надоедливую и въедливую мошкару.

-Ай, змея, змея, - закричала Сережкина мама, она, высоко задирая ноги, побежала прочь и запрыгнула на высокий валун.
-Где змея? Какая змея?– заволновались женщины, и с опаской отошли подальше.
Мишкин отец, выкинул сигарету, выдохнул дым, смачно сплюнул и поспешил на помощь. Он увидел змею, и совершенно спокойно, без паники убил ее - наступив ей на голову, сапогом резко дернул, - гадюка, их много у рек бывает, так что повнимательней там.

Несколько мужиков, по берегу реки, удалились немного в тайгу, размотали спиннинги, и начали рыбачить. И пока отец мудрил над шашлыком, уже наловили рыбы на уху. Вода в черном закопченном казанке забулькала, и отец занялся приготовлением ухи.
- Эй, мужики, а что у вас Генка на хозяйстве? – возмутилась Мишкина мама.
-  Да кто с ним в готовке посоревнуется, - дядя Петя откинул лихой казацкий чуб со лба,- вон на пожаре когда были, только его еду и ели. Мы если что рыбки там поймать, картошки, лука почистить, а вот приготовить еду - он у нас и царь и бог. Дядя Петя кинул очередную очищенную картофелину в  кастрюльку, и пошел на берег руки полоскать картошку и мыть руки.

Мишка и Сережка выпили целую бутылку лимонада, и теперь наполняли ее газировкой,  из источника. Они пили холодную воду до ломоты в зубах, и бежали, потом на берег речки, весело бултыхались, барахтались у берега, потом снова и снова бежали пить вкусную минералку, отдающую газом в нос, от чего они их по смешному морщили.
-Так, водохлебы, хватит баловаться, - Мишкина мама остановила очередной подход к источнику, - вы уже там всю воду замутили, все, хватит баловаться, дайте роднику отстояться.

Мишкин папа стал напевать что-то разухабистое, в полный голос. А дядя Петя стал ему подпевать.
-Ай, настоящие грузины, - дядя Коля стал постукивать в ритм по перевернутой кастрюле.
- Эй, мужики, смотрите! Что я поймал! -  по берегу бежал отец Сережи - дядя Саша. Он был не высоким пузатеньким и лысоватым. Неловко семеня по каменистому берегу, короткими и немного кривоватыми ногами, дядя Саша тащил огромную рыбину, наверное, с метр, если не больше длиной.
- Ого, Сань, да это же таймень,  на что ты его взял?- Мишкина мама была заядлой рыбачкой, да и родом с  Комсомольска, где в низовьях Амура, таймень тоже не редкость.
- Да черт знает, я сначала подсек, вроде легче шло. А потом ну прямо как давай рвать и тянуть, думал, порвет леску. Хорошо спиннинг у меня самопальный, титановый, выдержал. Вытащил этого зверюгу, а он бьется, как умалишенный я его корягой и приложил. А у него во рту еще вот эта рыбина сидела.
-  Ну, знаешь, так не бывает, эта рыбина хариус.
- А я что вру? Смотри, она вся порвана, я ее, что ли рвал?
Вокруг счастливчика собралась толпа, все уважительно хлопали его по плечу и выражали свое восхищение рыбиной.

А тут и поспела уха, и все дружно сели за импровизированный дастархан, к столу успели сделать толу из хариуса, а на тлеющие, красные угли положили шашлык. По поляне, по тайге потянулся аромат жареного мяса.
- Ну, что с днем авиации? – отец поднял граненый стакан  с разведенным спиртом.
- С днем авиации, - дружно чокнулись и выпили по первой.
- Ген, покажи фокус, - попроси дядя Петя.
- Какой?- удивился Мишкин отец.
- Ну, со спиртом.
-Какой со спиртом, - нахмурился отец,  и пока его жена отвернулась, сделал страшные глаза и покрутил пальцем у виска.
- Ой, да ладно, Ген, - Мишкина мама улыбнулась, заметив отчаянную жестикуляцию мужа, -  а то я не помню, как ты меня в молодости покорил фокусом с горящим спиртом. Давай уж, сегодня праздник, и выпить не грех. Мишкин отец поджег спирт, и, вдохнув в себя побольше воздуха, выпил,- за тех, кто в небе. Он поморщился, сильно выдохнул, вытер губы рукой и закусил крепким маленьким огурцом.

Тут и шашлык подоспел, и все, разобрав шампуры, накинулись на мясо.
- Вот Генка, как у тебя так вкусно получается? – дядя Петя, присел на камень и расчехлил гитару, - я, как ни стараюсь, нифига выходит. Потрогав нежно струны, и немного подстроив гитару, дядя Петя запел.

Рыбаки снова пошли рыбачить, женщины убирали и мыли посуду, собираясь пойти в тайгу по ягоду. Ветер ласково колыхал папоротниковые заросли возле поляны. Оглянувшись, Мишка вдруг увидел что-то коричневое, мелькнувшее в зарослях папоротника. Мишка присел на корточки и пригляделся. В тайге кто-то шел: шатались кусты, и потрескивал сухостой. Мишка прищурился, как ему казалось, именно так должен смотреть Дерсу Узала, про которого они недавно смотрели фильм. Внезапно земля ушла из под Мишкиных ног, это отец схватил его и, перекинув через плечо, побежал, так быстро что за несколько секунд успел проскочить через речку с криками,- медведь! В тайге медведь!
- Медведь! Медведь! – закричали все и побежали следом за ними. К источнику вышел огромный, бурый, лохматый медведь, он подошел к источнику, лениво перевалился через бревна сруба и стал пить. Больше всех волновались женщины, они нервничали, некоторых била дрожь.
-Ну и что делать?- спросил дядя Саша, - ни у кого оружия нет, а этот гад, вон какой огромный, голыми руками на него не пойдешь.
- Надо подождать, почему-то шепотом сказал дядя Петя, посмотрим, что он будет делать.

Медведь напился, и, качая головой, вверх-вниз стал вынюхивать, видать ему очень понравился запах исходящий от стола, где лежал недоеденный кем-то шашлык. Медведь пристроился посреди закусок и стал есть.
-Смотри, еще сука выбирает, что ему нравиться, а что нет,- заметила Мишкина мама, Гена надо что-то делать, - решительно сказала она, - Я читала, что нужно громко кричать и стучать, чтоб медведь испугался и ушел.
- Да-да нужно, но ты посмотри какой огромный, а если не испугается?- возразила ей мама Сережи.
- Испугается, если все вместе начнем орать, медведи в этом году сытые, не агрессивные, - сказал Мишкин папа, они взяли палки, валяющиеся на земле и стали ими стучать по стволам деревьев и орать на все лады.
Медведь навострил уши, поднял морду и протяжно зарычал. На загривке у медведя вздыбилась шерсть, он поднялся и понемногу  стал отступать  в тайгу. Люди закричали, засвистели и заулюлюкали еще громче, медведь развернулся и галопом умчался в тайгу. Мишкин отец побежал через речку к машине. Мотор машины взревел, раздался какой-то хруст, из-под ее колес полетела мелькая галька, и машина буквально перепрыгнула речушку. Из кабины высунулась голова Мишкиного отца, - а ну быстро в машину. Через несколько секунд все были в кузове,  и машина полетела трясясь по ухабам таежного бездорожья. Через несколько минут машина остановилась, отец вылез из кабины, сел на подножку и закурил, у него мелко тряслись руки, - а говорил, что машину не водишь, - присел рядом с папой дядя Петя.
- Да черт его знает, как. Представил: не дай бог на жену или сына медведь попрет. Что делать буду? Вот и побежал, как подрезанный.
- Да уж знатно повеселились, особенно Санька, он там с испугу свой знаменитый спиннинг оставил.
- Да ладно, завтра с оружием сгоняем, подберем.
-Точно, подберем, если не упрет никто.
- Да кому от в тайге нужен? До ближайшего жилья тридцать километров.
- Ну и то дело.
Люди пришли в себя, засуетились возле машины. Солнце стало опускаться за сопки, золотя вершины вековых пихт и лиственниц.
-Холодает, Ген, поехали домой?
-По машинам! - закричал Мишкин отец.
-По машинам! По машинам – подхватили Мишка и его новый друг Сережка. И пока взрослые забирались в кузов, оба мальчишки забрались в кабину и снова начали сигналить наперегонки, отжимая друг друга от руля, - по машинам! Клаксон весело гудел на всю тайгу. Водитель, молодой солдат запрыгнул в кабину, и, подвинув пацанов, завел мотор. Машина  весело покатилась по тайге, через мелкие речушки и сопки. Оставляя за собой вечную серо-коричневую пыль и день полный неожиданных приключений.