Знаешь, чистил тут папку «Отправленные» на Мэйл.ру. Слишком много лишнего – работа, работа, работа, давно сделанная, оплаченная и проеденная. И вдруг среди этого мусора – три моих письма тебе. Ну, правильно, их и было три, да восемь штук твоих ко мне. Но моя папка «Входящие» уже давно зачищена – нынче ее исправно палят… А здесь, видишь, сохранилось. Любопытно, дай-ка загляну: о чем, бишь, я тебе тогда писал?
Милые скабрезности с подтекстом на грани откровенности, но все же не переходя за грань… хотя этот адрес был заведен только для нас двоих, и муж твой пароля не знал и знать не мог, но лишний раз палиться было все же ни к чему. И, как выяснилось, правильно делали: я уверен, что ты, в отличие от меня, папку «Входящие» не зачищала – с чего бы вдруг? Вот интересно – теперь он знает пароль? Наверняка – да, ты же все секреты записывала на бумажках, а он их тогда все переворошил… А впрочем, какая теперь разница? Напишу-ка я тебе четвертое – последнее – письмо.

Привет.
Ты знаешь, я маленько виноват перед тобой. Не в том, что ты любила меня, а я тебя – нет; такое бывает, что ж поделаешь. А виноват – в том, что эту расстановку сил я не особенно и скрывал, и ни разу не подал тебе даже надежды на «когда-нибудь мы будем вместе». Что мне стоило, чем я рисковал? Что ты приедешь ко мне ночью с чемоданом «шоб остацца нафсикда» - нет, ты никогда не выкинула бы такой глупости. Зато тебе было бы приятно – приятнее, чем те, вместе взятые, восемь ночей, которые ты провела со мной.
Прости.
Впрочем, здесь есть и твоя доля вины. Выйти замуж за состоятельного, но нелюбимого, рассчитывая в будущем добрать настоящих чувств на стороне – что за пошлая идея, право? Постель – еще ладно, а «настоящего» здесь не жди, а врать тебе я не хотел… для этого ты, все же, была слишком хороша.
Хочешь сказать, что вы все расчетливы, что вам иначе не прожить? Да, я знаю. Такова была твоя предшественница, прямо заявившая: никаких детей, пока в банке не будет лежать сумма на обучение ребенка в Гарварде (долго же ей придется ждать, гыгыгы). Такова и твоя наследница – та, что палит мою почту, и очень дорожит своей хваленой фигурой, а когда я изредка кончаю в нее – пулей летит подмываться, да еще пьет какую-то гадость тайком, а мне втирает, что ей сперва надо «реализоваться», а мне – «определиться» с работой… Нет, я понимаю: времена сложные, без авансов и гарантий никто жопой не пошевельнет… но так хочется иногда, чтобы хоть одна сука верила в тебя, а не в текущее состояние твоего лопатника!
Впрочем, это как раз не о тебе. Ты-то верила.

Помнишь свою – нашу – первую беременность? Помнишь, как ты с какой-то странной агрессией твердила мне: да, хочу! да, именно от тебя! и рожу, а муж ни о чем не догадается, и тебе это не будет стоить ни копейки! Думала, поди – я стану психовать и настаивать на аборте? Маленькая дурочка…
А вторая… помнишь, тогда мы на пару дней вырвались с Петербург, и лето стояло тихое, жаркое, и такой мягкой была трава на бережку в Стрельне?
Жаль, что оба раза ты не сумела доносить. Сейчас все труднее становится оживить в памяти это необычное, светлое и парящее чувство: что где-то ходит по свету женщина – а в ней зреет нечто ваше, общее, желанное…
Тогда, конечно, слегка обламывало, что Нечто никогда не будет носить ни моей фамилии, ни отчества… Но сейчас, долгими ледяными ночами, когда в горле стоит ледяной горький ком (может, после меня в этом мире так и не останется никого..?), очень хочется спросить тебя – это взаправду было? Ты не шутила, не обманывала меня, играя в какую-то хитрую женскую игру?
Очень жаль, что ты не ответишь на это письмо.
Вообще, так много осталось недосказанного, недоспрошенного! Мелочи, пустяки, на которые и внимание обращать-то было неловко – теперь думаешь о них постоянно, крутишь в голове: а если бы я… а если бы тогда ты… Вот, например, простились нехорошо в последнюю нашу встречу: я у тебя денег одолжил, сплел целую версию: проблемы на работе… Но ты, конечно, прекрасно поняла: на что, и, главное – на кого я одалживаю. У тебя. Как неловко ты намекала мне: надо бы нам «попрощаться», и на этом – все. И как глупо я ответил: мол, я еще не готов к измене, гыгыгы, и вообще – успеется… Обиделась? Поняла правильно? Нет?
И по телефону последний раз нехорошо поговорили. Ты просила вернуть долг, долго извинялась, объясняла – тебе очень нужно… Я грубо отмахнулся, как от назойливой мухи: щаз денег нет, могу на следующей неделе половину отдать, созвонимся, пока. О чем ты думала, слушая короткие гудки?
Так о многом теперь нужно спросить тебя! И долги вернуть. И сказать, хоть сейчас, слова, которые позорно забздел сказать вовремя. А то живем так, будто нам Всевышний три века отмерил: косячим, гадим, малодушничаем – хуйня, потом разберемся! Потом, ага…

А знаешь, давай-ка я вот что я сделаю? Позвоню. Твоему мужу. Он, в принципе, адекватный чювак – ведь он же мне тогда позвонил. Звал меня, да только я в отъезде был. Вот и сейчас: пусть думает что хочет, но пусть расскажет мне – на каком кладбище ты лежишь, в каком секторе, номер аллеи, и как выглядит твой памятник. И тогда я обязательно выберу денек и приеду к тебе. И мы посидим и потолкуем.
Договорились?
Тогда – до встречи, масенькая моя.
Целую тебя, тухлятина.