Грязная зачуханная местность, ржавые гаражи, несколько старых пятиэтажек и множество корявых, и сухих деревьев делали подмосковный посёлок скорей похожим на забытую богом сельскую глухомань. Если б не припаркованный возле одного из обблёваных кем-то подъездов новенький китайский джип Грейт Волл, дяди Тараса, приезжавшего на ночлег к Раисе Ничипарук-Задунайской, из пятьдесят восьмой квартиры с видом на пивзавод; то местность бы явно претендовала на звание необитаемой. Раечка была не так стара, но весьма почтительна и благосклонна к промышляемой любовии не только за денежные средства, но и за неё; за идею. Мелкая пыль, поднимающаяся над незаасфальтированной перекопанной и местами разрытой дорогой, образовывала густые тучи; временами она заслоняла утреннее солнце. Свежему человеку сразу бросалось в глаза бесконечное переплетение ржавых металлических тросов, окутавших все гаражи вдоль и поперёк, будто бы завёрнутых, словно торт или заблокированных от кого-то постороннего.
Солнечный свет неохотно осветил тёмную часть двора, прикрытую доселе тенью пятиэтажки. Окно на третьем этаже неожиданно раскрылась на встречу утру и подозрительному молчанию птиц, явно оставивших своим внимание эту неблагоприятную тихую местность. И в этой тишине из приоткрытого настежь окна раздался истеричный детский крик:
- Мама! Смотри, яма!

Бля.

Ровно меряя шаги на встречу солнцу, в половине седьмого утра к яме приблизился самый главный и почётный, как гласила вывеска при входе в подъезд, житель дома под номером семь дробь один; Прохор Пантелеймонович Охломухин.
- Так! А это шо?
- Яма бля, Прохор Пантеле..еле…монович. – дрожащим от похмелья голосом доложил дворник Харитон.
- Ну, шо яма – это-то я вижу. Но почему тут? Кто приказал?
- Не изволите-с беспокоиться, ваше благородие... Тьфу. Я говорю; неизвестный, ёпте, факт случился тобишь. Рекбус, ебёнть!
- Что за факт? И почему именно на нашем образцово-показательном передовом, я вас спрашиваю, участке? – В тапках на босу ногу, без брюк, но в ночном халате в тёмный горошек и под ним в светлой накрахмаленной рубашке, и в галстуке цвета бордо, держа под мышкой чёрную кожаную папку, с торчащими уголками каких-то важных, с печатями, документов;
в образе старого работника Собеса с огромным умным лбом, с гидроцифаллического вида ебалом, и с нименее огромными чувственными в такт настроению бровями; товарищ Охломухин был неистов и важен.

      Прохор Пантелеймонович Охломухин с серьёзным видом оглядел ржавые гаражи и забытую детьми песочницу, в которой несколько месяцев назад обнаружили ртуть и битые старые термометры иностранного китайского производства, и не нагнетая в округе политический скандал сложившейся тяжёлой ртутной ситуацией во дворе и нашими крепкими дружественными отношениями к Китаю и к их главе Хуй Дцзиньтао; прикрыли тему и облагородили песочницу, одичавшую за эти месяцы окончательно своим смертоносным, до жути, образом убийцы-ртути поганого китайского производства. Охломухин с ужасом посмотрел на песочницу и вымершие вокруг неё растения, мёртвого догнивающего ёжика, и детский совочек поверх песочницы странного ярко-алого цвета... По-моему вчера он был зелёного – вспомнил Охломухин и ужаснулся ещё сильнее прежнего. Махнул бровями и плюнул смачно в яму, прошептав себе под нос: "Сраный Хуйдз…дзз..зинтяй, блять!»

- Вот в семьдесят чевёртом-с годе, - продолжал Харитон, - служил я старшим помощником дворника при дворе номер асьмнадцать, на Луговой, где старый клён, под тенью которого мы со своей Аниськой… Ну ладно. Так там яма, извиняюсь блять, пополнилась от дождя водой и поглотила неизвестным образом-с новенький запорожец главного инженера – товарища Федюкина. И он написал в областную прокуратуру гневную жалобу на яму с водой, и её засыпали с таким усердием, что даже некоторые местные и не заметили о существовании этакой водяной ебической ямы. Правда, автомобиль запорожец оставили там-с; в ебучей яме. А главного инженера вечером забрал воронок и ходили слухи, что будто бы того; расстреляли ентого Федюкина. Говаривали, что будто он в жалобе написал на самого губернатора тогдашнего; Евлампия Гургеновича… Вот именно. Святой человек был Гургеныч.… Бывало мы с ним.… А товарища Федюкина расстреляли... Да. Как ща помню. А как же... Расстреляли, чтоб другим, извиняюсь, не повадно было. А я во
т думаю, что...
- Бред какой-то. – сказал проходивший мимо местный бледун - дядя Тарас, ковыляя к своей китайской и такой же косоглазокургузой тачке. – Бредятина!
- А я вот думаю, - громко продолжил дворник Харитон, - что это специальная провокация наших, ёптя, так сказать, врагов, извиняюсь; из соседнего двора, под руководством ихней Симки. Я давеча в парадной пивзавода слыхал, что будто бы эта Симка того; неровно дышит, блядва тараканья,  до нашего, извиняюсь, вашего, - взволнованно посмотрев на Прохора Пантелеймоновича, продолжил дворник Харитон - вымпела и грамоту за наши, ваши, достижения в области наведения чистоты и порядка на отведённой, так сказать, нашей жилой территории двора. Во как.
- Может это они воду горячую отключили и не собираются включать который месяц?! - с издёвкой в голосе крикнул дядя Тарас, завёл зажигание и матерясь от смеха на Харитона, яму, Охломухина и весь этот приёбанный пейзаж, скрылся на своём блестящем до подозрительной невозможности Грейт Воле в привычном направлении.
- Можа и они! Но Симка – врах, ебёнть и всё! – не унимался дворник Харитон. - Не сайтить, ебёнть,  мене с энтого места и амба!
- Значит Симка... – прищурился Охломухин и быстрым движением сунул руку за пазуху, как будто в поиске чего-то, что быстро и разом решит все возникшие проблемы; но не найдя этого чего-то, ровными шагами направился в сторону своего подъезда. Остановился возле почётной вывеске самому себе и, плюнув под ноги, скрылся в темноте подъезда. А с улицы все доносились причитания Харитона, направленные в сторону демократических преобразований в нашей, ебёнть, стране.

Яма.