Удар в бетонную стену и брызги крошек. Короткая пауза и снова… Глухой стук и крошки... Изредка вместо стука – злое взвизгивание. Мимо прошла. Это не страшно. Вот этот вот удар пули и шорох бетонной или кирпичной крошки – он страшнее. Потому что ближе, потому что, скорее всего – в тебя.

Саня не знал, сколько он вот так пролежал в разрушенном бомбой доме, окруженный только своими мыслями и болью, что перекатывалась по его телу. «Бундесы» уже продвинулись далеко в город, выдавив остатки Саниного батальона из занимаемых ими домов.
По крайней мере, именно так решил Александр. Он плохо соображал, что происходит и почти ничего не помнил. Только взрыв ярчайшей боли в голове и вязкую темноту, в которую он провалился.
Надо было пробираться к своим. Сдерживая стон, превозмогая боль, он начал вставать и ему почти удалось сделать это, как в лопатки ему ткнулось что-то твердое и недоброжелательное.
- Easy. Stand up slowly, put your gun on the ground and put your hands for a head!*1
Говоривший заметно нервничал. Тем не менее, автомат, чей ствол упирался Сане в спину, он держал крепко и уверенно.
Саня понимал причину нервозности. «Бундесам» накануне слили информацию, что в городе их будут ждать ребята из того самого «Оторванного батальона», который отличился во время Крымского Десанта.
Это было почти полгода назад, а Сане до сих пор было не по себе, когда он вспоминал ту операцию. Да, он убивал до этого. Как и его товарищи. Да, крови они повидали. Но все это было ничто в сравнении с той резней, которую им пришлось устроить, продвигаясь от Керчи, где они высадились, вглубь этой странной страны, зачем-то пожелавшей встать на сторону врага.
- Сам спокойнее, дурак – проговорил он тихо. – Мне-то уж волноваться нечего. Слышали мы уже о том, что вы с нашими делаете.
На улице, куда его вывели, вовсю сияло солнце. Яркое, теплое, весеннее крымское солнышко. Если бы в городе остались деревья, то они уже радовали бы глаз первой зеленью. Но их в городе уже не осталось. Как не осталось ни самого города, ни его жителей.
Война съедала все. Съедала страны, людей, пережевывала целые континенты, глотала поток людских судеб. Саша все чаще чувствовал себя уже не человеком, а частью какого-то страшного и беспощадного животного. Нет, не зверем чувствовал он себя, а именно частью Зверя. Придатком, куском зуба, осколком его челюсти. А на противоположной стороне были уже не враги, а такие же как он – зубы, что впились в тело планеты и разрывали его, перемалывая и отправляя в пасть ненасытного монстра.
- Стань прямо, сволочь!
Пощечина вывела его из задумчивой полудремы, куда он уходил, пытаясь спрятаться от боли.
Ударивший его смотрел прямо ему в глаза. Смотрел и ненавидел. Ненавидел ярко, без остатка, ненавидел каждой частичкой своей души, Саня чувствовал это.
- Зачем ты так ненавидешь меня? – прохрипел он – Что я сделал такого, что не сделал ты?
Еще одна пощечина, но уже с другой стороны почти бросила его на землю, но подхватившие сзади руки не дали ему упасть.
- Стулы пельку!
И тут же еще один удар.
И еще один.
Боль, что до этого лениво перекатывалась по Саниному телу, радостно оживилась, получив пополнение. Кровь из разбитого носа медленными густыми каплями падала на землю. Он висел на руках держащих его солдат и тяжело, с хрипом втягивал в себя воздух.
- He'll beat him to death! Same as previous one. Shouldn't we stop him?*2 – лениво проговорил один из наблюдающих за избиением офицеров.
- Don't dare. So be it. We must increase the battle spirit within our soldiers*3 – так же лениво ответил ему второй.
Саню поднял голову. Да, ему не почудилось, говорили по-английски. Солдаты были немцами,
он слышал их разговоры, но командовали ими, как обычно, пендосы. Партнеры по НАТО не совсем доверяли друг другу.
Резкий удар под дых и сознание его начало погружаться в кровавую муть обрывков странных звуков и… запахов. Да. Саня чувствовал, как в ноздри его бьет резкий запах мускуса. Он бессильно прикрыл глаза и попытался уйти в себя, отыскать самую широкую и яркую ленточку боли, чтобы именно на ней увести свое сознание из этого мира. Но… Запах мускуса бил в его ноздри не давал сделать это.
Кажется его били еще, но он уже не чувствовал удары так, как раньше. Что-то происходило с ним. Странный гул и шум, который он поначалу принял за признаки надвигающегося беспамятства усилились и теперь становились похожими на пение. Ритмичное, горловое пение, перемежаемое мерным, такими же ритмичными ударами. А потом на пение наложился еще один звук. Хрип, постепенно перерастающий в рычание. Кровь, которую Саня уже не мог сглатывать и которая скопилась в его рту, вдруг стала нестерпимо соленой и вязкой. Он через силу сглотнул ее и открыл глаза. И понял, что рычание, которое он слышал, было его рычанием. Вывернувшись одним движением из рук державших его «бундесов», оно перекатилось вперед и замерло, медленно переводя взгляд с одного человека на другого. Перед ним стоял враг. Или все же пища… Оно не знало точно, но планировало выяснить это как можно скорее. Максимально глубоко втянув в себя пропахший гарью воздух, оно выхлестнуло из пальцев когти и прыгнуло вперед…

***

- Ашур-мамат, осторожнее Вы там, пусть мои сначала посмотрят, вдруг растяжки или мины остались?
- Э… Нет тут никаких мин, Ильгиз – протянул старый шаман – тут только остатки от тех, ко видел инициацию.
- Какую инициацию? – Ильгиз, молодой командир отряда Сопротивления поднял в недоумении бровь. – Тут вроде бы как бомба взорвалась, вон сколько людей на куски порвало…
- Атавизм, Ильгиз, атавизм. – шаман усмехнулся – То, что предки нам в нашей крови оставили. Иногда некоторые из нас могут это пробудить.




*1 - Спокойно. Вставай медленно, оружие оставь на земле, руки за голову
*2 - Он же забьет его до смерти, как предыдущего. Может остановить?
*3 - Не стоит. Так надо. Нам нужен боевой дух наших солдат.