* * *
Кто-то сглазил меня – а может, не заладилось... вторник, мля!
Не мой день – вторник. Второй час жгу вхолостую: Купчино-Волковка-Обводный… да хоть бы хны! Поселяне морду воротят – маршрутку подавай, проезд за восемнадцать рублей.
А за комфорт, мля, а за-с-водителем-посидеть?! Плюнул в итоге, паркуюсь на аварийку возле Балтик-бана (Балтийский вокзал, или Балтик-Стейшен, ежели в русском ни бум-бум).
Сгонял к знакомым «ларцам», облегчился по-мокрому…вертаюсь, а у машины эта вот гусеница уже круги нарезает. Почему гусеница? Да потому что длинная, сухая, как жердь, только грудки занятные – два таких упитанных хомячка, и живут они своей жизнью… да, а волосенки белокурые облаком вокруг головы – как есть, гусеница!
Так, думаю, подруга эта явно из Мариуполя.
Рот открыла – точно, американка! У меня глаз намётанный.
Пыхтит-пыхтит, слова в простоте не скажет: бас-бас, холди-молди… Петер-хоф! Тут неподалёку где-то рейсовый ходит на Петергоф, но я ей, естественно, молчок. Ни гу-гу. Ещё бы, «бас с Петер-хофом» даже дурака наведут на мысль! Пусть и не бум-бум по-пиндосовски, но, извините, местами я тоже не дурак. Вот только «бас» у меня корейский, для мелких – стало быть, микро-бас.
Два пассажирских места и тонна двести грузоподъёмности.
Как спину стало ломить от перевозки строительной утвари – разгружать-то некому! – принялся я по утрам бомбить фраеров ушастых. Выдвигаюсь к будущей пассажирке, но всё же опасаюсь: а что эта гусеница в одиночку ползает? Может, засланная какая?
И тут этой курице окаянной припёрло вокзал сфотографировать… верняк, шпионка! Повернулась ко мне спиной – попка кругленькая, люблю такие… сделала назад шаг-другой, и этой кругленькой попкой как хряпнется на левый подфарник!
Звезда подфарнику – сразу оба крепления лопнули.
Чинил-чинил в выходные, посадил на живую нитку… говорю же, не мой день – вторник!
Открываю рот, мля, и отвожу душу… 
…
Лично мне этот толстомордый сразу не понравился.
Типичный Русский Медведь времён холодной войны. У нас таких в районной газетке пачками рисовали… и надо же такому случится! Пока все наши садились в автобус, Тина Тревис, сучка мичиганская, оттащила меня в сторону и давай горевать за нескончаемость месячных и горячую воду.
Как будто у меня в номере есть горячая вода!
Потом вдруг расстегнулся пояс с чулками, пришлось вернуться в вестибюль… а когда я снова выскочила на улицу, автобуса и след простыл: so long, suckers! (пока, ублюдки!).
Не группа, а десант Нормандия-Неман! Кое-как удалось вызнать у девочки-портье (девочка-портье?!), что я смогу догнать этих пижонов на автобусе с Балтик-Стейшен, а садиться надо возле метро «Балтийская».
Вылезаю из метро – народ снуёт, не разберу ничего… У нас в Колорадо можно за неделю никого в пустыне не встретить. Башенки, смотрю, какие-то симпатичные…  достаю олимпус, отцу надо будет показать.
А тут этот кореец, микробас облезлый… э-э, под руку подвернулся.
И нечего так орать! Подумаешь, подфарник у него обвис, как задроченный!
Страховка всё спишет.
Так он в ответ что удумал, гад: орал-орал, пока я не поняла, что он требует с меня за ущерб триста баксов… да у нас за триста баксов… впрочем, эту тему лучше не развивать. 
Даже на свалке в Скапа-Бей его ржавую корейскую болванку бросили бы сразу под пресс! И что, вы думаете, делает этот здоровенный урод? Хватает меня за воротник и забрасывает в кабину! Мамочка моя, во что же это я влипла?..
И тут до меня дошло: этот тип – обыкновенный маньяк. Сейчас он начнёт резать мне лицо опасной бритвой или ноги пилить бензопилой… Я с усилием вспоминаю, что для спасения надо попытаться войти маньяку в доверие.
Протягиваю ладошку и говорю:
– Кимберли... Ким Розмайер, – меня и впрямь так зовут.
Тут он рот открыл, и я просто похолодела…
…
Ким? Какой ещё, нахрен, Ким?! Я сгоряча даже потыкал пальцем в левого хомячка – нет, мля, натуральный, упругенький… Ким Брейтбург есть такой, так это ж композитор, мля, и вроде мужского пола (по паспорту, накрайняк! Кто их там разберёт, забулдонов).
Зуб на отсечение – шифруется, курица!
Но я спокойно так, индифферентно сижу, вроде бы мне и ни к чему.
Пожимаю этой Ким непережёванной ладошку и отвечаю:
– Алёха, мол, Кисин.
…
Он так и сказал, этот громила, ещё и пальцем в грудь меня толкнул – для убедительности:
– Aloha – kiss-in!
Привет, детка, мы на Гавайях! Поцелуй меня в…
Совсем в голове помутилось что-то. С акклиматизацей этой ещё… сплю и сплю наяву.
Потянулась к нему и пару раз чмокнула в щёчку. Ну, не могу я так сразу… и копов, как назло, поблизости не видать.
…
Чего бабы не удумают, лишь бы денег не платить! Впрочем, губы у неё оказались что надо: мягкие, бархатистые, с шершавинкой. Я как представил их в другом, так сказать, рабочем месте – зиппер на бриджах сам поехал, как заводной! Впрочем, делаю вид, что это входит в процедуру разворота автобуса, и выруливаю неспешно. Тут она вздыхает – шумно так, прерывисто, и ложится лицом в разошедшийся зиппер, распоряжаясь там по-хозяйски…
Лампа Аладдина, да и только! Стоило представить, как вот оно… Когда эти бархатные губки сомкнулись на моём потрёпанном болте со сбитой резьбой, я подумал: жизнь-то, в сущности, налаживается! Подумаешь, подфарник. Бывали проблемы и посерьёзней… не вписаться сейчас в кого-нибудь, например!
Хватило меня минуты на две такой езды. Заворачиваю в первый попавшийся «карман», пристраиваюсь в хвост какой-то фуре и отдаюсь, так сказать, новизне ощущений.
Но не только. Страсть как хочется мне с хомячками её поближе пообщаться… в общем, провожу на ощупь экскурсию. По памятным местам.
Что мы, хуже американцев?! 
…
М-мм… грс-с… ум-м… Член у Русского Медведя – как у индийского слона. Когда-то в школе, в выпускном классе, помогала я так же вот расслабиться лидеру наших бейсболистов. Никакого сравнения: ощущение, что во рту уже собралась вся сборная!
А ещё говорят, нельзя впихнуть невпихуемое…
Ну, что ж, деваться некуда – пора расслабляться и получать удовольствие, факин шит…
Поправим гормональный баланс, как говаривал, смеясь, моему отцу владелец соседнего ранчо, старикашка Текль, собираясь по пятницам с визитом в единственный в округе бордель.
Они с отцом думали, что я не слышу, не понимаю, о чём речь.
Глупцы.
Женщина с самого детства привыкает слышать не только ушами, разбираться в происходящем не только умом. Иной раз ей приходится орудовать совсем другим местом, нежели принято считать.
…
Мне не хотелось прерывать Кимберли, но я почувствовал, что за рулём недостаёт места для манёвра. Да и девчонка начала понемногу ёрзать: брало, видать, за живое…
Тут она спрашивает:
– What can I do for you? (Что мне сделать для тебя?).
Да какая водка! Надо будет, сам себе водки найду. Как-никак, за рулём…
Я указал ей на дверцу, мы одновременно вышли из машины, обогнули корейца и залезли в кузов. Стоять в полный рост в кузове неудобно, но полусогнувшись – за милую душу! Ким огляделась, ухватила руками поручень над сиденьями – перегородка между кабиной и кузовом у меня снята – и предоставила мне возможность заниматься всем остальным. Я и занялся...
Тело у неё оказалось сухим и горячим, как французский батон по прозвищу «багет». Только багетик книзу красиво уширялся и раздваивался… Мерно шлёпая яйцами в розмайерову промежность, я невольно вспомнил, как с тем же звуком бабы бьют на реке вальками бельё во время стирки. Сами-то, небось, мужиков вспоминают-хихикают… не простыни же пересчитывают! Хомячков кимовских, к слову сказать, я уже приручал постоянно, и даже весьма успешно.
Носики у них… впрочем, вам-то к чему это знать?

Сквозь ветровое стекло виднелась задняя стенка фуры, на которой было написано:
A.P.T. Visitoria
Orgango EX
Что они хотели этим сказать, ума не приложу. Но выглядело очень поэтично. Так и представилась мне таинственная Визитория на берегу перекатывающего мутные воды Органго…
Ким почувствовала, что я отвлекся. Затрясла головой, даже замычала протестующе. Я растрогался и как-то незаметно для себя кончил ей на спину.
…
Когда этот громила вошёл в меня сзади, небрежно и ласково, все мои тревоги и опасения вдруг куда-то улетучились. Вместо них появилось ощущение гавани, в которую попало наконец потрёпанное житейскими невзгодами судно «Кимберли Розмайер». И я раскрылась ему навстречу, этому ласковому гиганту с нежными и настойчивыми руками, как раскрываются поутру лилии у нас в пруду, за старой мельницей! Потом я села на него сверху, он примостился на паре старых покрышек или что у него там валялось в кузове… Что-то стремилось из меня наружу, и я не могла этому воспрепятствовать.
…
«Bear, Russian Bear… so kind`n`sexy», шептала Кимберли. Я не отвечал, полуослепший от блаженства. Рот у меня был занят всё теми же хомячками… да и что ей сказать?
Продал я корейца, со всеми его ржавыми потрохами. Как раз хватило на билет в одну сторону, да на загранпаспорт. Через шесть недель буду в Колорадо – разберусь, наконец, почему у мамы в Долговке на грядке столько колорадских жуков…
Начнём бить врага в его логове!