Ох, до чего ж люб мне медок лесной! Ёб ваш рот! Седьмой десяток в пизду разменян, а вкусней и не едал ничего почитай. Это вы, прохвосты городские, выросшие на говноебучих сникерсах и залупе с маслом, думаете, от старый Ебайло пизданулся об сук и хуйню тут вам в гузно заправляет. Ан нет. В словесах моих истинная правда, вековечный смысл, опыт промысла лесного и толстый хуй в ваши раззявеные щекастые хлебала! Хо-хо-хо!
Слухайте, стало быть, шалопаи сюды, поведаю вам историю про мой МЁД. Мой он, потому как в лесу своём добываю это царское кушанье, залупу вам в сопливый нос. А лес мой потому, что я тут живу с бабой своей, в глуши таёжной, убого и бедно, за лесом смотрю и питаюсь его добротой да зверем разным, аки отшельник, хуй вам в подшлемник. Ведомо мне, что вы, говномесцы городские, ничё ж не знаете про мёд. Поди ж в ваши пасти сратые перепадает только дерьмина свиная с пасек колхозных. Это какой иметь надо поганый скотский язык, чтоб мёдом называть эту блевоту поганую, козлиную отрыжку, гавнище гнойное, упиздованное в жопу блядовство???
Лесной-то медочек сладок, ароматен да нажорист, как волосатая медвежья нога. Святая нежность утренней росы в нём, шум вековых кедров, бесконечно родной жалобный писк лесной пташки за секунду до удара тяжёлым болотным сопогом, удивительная музыка вечного круговорота живой природы-матушки и залихвацкий смех доброго дедушки Хондрадта. А знаете ли, нехристи трахнутые, в жопу вам лосячий хуй, как собирать тот мёд, божественный нектар, пищу медведя жадного и гордого лесоруба?
Идёт Ебайло через пущу размеренным беспечным шагом, в норы коварные смотрит, кусты колючие дерёт с корнём, ссыт в овраги и скачет чрез суровые ручьи. Здоров ли подлый кабан, доволен ли ушлый дрозд, остра ли заточка бобра, бежит ли заяц лукавый да сыт ли ягодой-дрищёвкой опасный глухарь? А глаз так и рыщет по укромным закоулкам леса, ищет заветное дупло пчелы. Уж никакого терпежу нет, ёбанное хуйство! Бывает, с бабы своей слезешь, неоглуяв до скрипа, и тут же в лес! Охоч мой рот до сладкого лесного богатства, как ваш, озорники, до пизды немытой зассаной да волосатой. Знает, знает Хондрадт, где в чащобе дупла попрятаны, да ищет завсегда новые, ибо кажное дупло на свой лад устроено и своим особенным медком начинённо.
С ветки на ветку прыгает Ебайло по угрюмым кедрам, как седой беспощадный орангутан. Трепещите, звери, бойся жадная пчела, проси пощады, склизложопый бородатый турист! А как находится дуплишко со смаком там упрятанным, так неистово хохочет от радости дедушка, и горячая слюна бежит на бороду в предвкушении лютом. Деревенские свидомые пчеловоды развратные совет вам, простофилям, дадут, мол брать мёд надобно, обкурив пчелу до пердежу и неможения, а потом костюм непотребный напялив и марлей хавло замотав, аки самка хача басурманного, из улья добычу выгребать. Дубину стоеросовую в пердак таким советчикам! У Ебайлы хитроумного свой способ. Лищь до дупла добравшись, вдарить кулаком по древу, чтоб пчела сраться начала, глохла и в безумство впала. А уж потом ручища по локоть в их хозяйство, да полными жменями в пасть! И хрустят на острых зубах тушки пчелиные, трещат соты и льётся в глотку живой таёжный медочек! Ведь только долбоящуру городскому не ведомо, что мёд надо жрать сразу с улья, а не всяким непотребством маяться, в банку набирая или в короба. Ибо чахнет в них продукт сказочный, умирает и паскудным дерьмом светло-жёлтым оборачивается. И не страшны Хондрадту жала пчёл злоебучих, ибо закалённа шкура морозами, буранами и пожарами лесными, в рот вам кочергу, нехристи!
И в мёде том вся силушка моя! С него черпается Хондратово коварство, лесная удаль и мощь руки, вбивающей топор в череп чужих шельмецов, охочих до лакомства заветного! И не пожрать вам мёда сказочного, пока носится весёлый Ебайло в дремучих лесах, купается в росе и держит в ладони дедов чугунный топор!