Помню, лето стояло вот такое же, как сейчас. Не очень жаркое, с дождями, но и с хорошими порой тёплыми деньками, когда можно отлично посидеть с ребятами во дворе, в теньку, и попить водочки.

Накануне я со своей лоховкой жрал считай всю ночь, а утром она, как обычно, ушла на работу устраиваться. Кажный день ходит и всё бестолку. Ну, а если и устроится куда, то дня на три не больше. Уж лучше б дома сидела, сучка драная, и готовила чего-нить пожрать.

Ладно, она ушла, я сразу к ребятам. Как раз на  камешке под своим окном Ширяй сидел (он уже покойник) и похмелялся с одним бандюком, который к нему иногда приходил попить чисто левака. Забыл его погоняло, на языке крутится, а вспомнить не могу. Да и хуй с ним.

Такая же отвратная у него кликуха, кстати, как и сам этот толстый, лысый и выёбистый потц в пастозном спортивном костюме. Ну, они меня уважают одинхуй, и мне сразу стакан налили. Левой, конечно. Я выпил и их тотчас покинул, так как против Ширяя ничего не имею (не имел), а этого бандюка недолюбливал из-за его дешёвых и отстойных понтов. Тупой был крендель, как тот камешек, на котором они любили выпивать. Ширяй его чего-то уважал как крутого бандита и даже закусон нехуёвый из дома тащил, хоть его лоховка, Маринка, кричала на него за это, а мне он был просто противен. Вот, вспомнил, нах, Гера у него было погоняла. Может, и щас ещё жив, хотя вряд ли, потому что мочили их тогда, бандюков, регулярно и стабильно. Как из дома выйдешь – гляди где-то у подъезда веночек лежит.

Короче, бросил я Ширяя с Герой беседовать о всякой отстойной поебени и пошёл на лавки. Там уже Кандрат и Плащ во всю выпивают. А погодка между тем нормальная установилась. Безветренная, абсолютно тихая и с солнышком не жарким. Во дворе у нас вообще хорошо между девятиэтажек. Тенёк и прохлада. Кто-то пару кресел припёр с помойки и старый телик. Матрас даже валяется для тех, кто уже сидеть не может. Челы попьют-попьют, потом брык с копыт и валяются навзныч, а после проснуться и сразу похмеляются.

Ну, Кондрат, он меня уважает. Сразу наливает стакан без вопросов. Я выпил, конфеткой чьей-то заторнул или, может, печенинкой, не помню уже нихуя. Накрыло меня слегка. Сижу так о своём думаю. Мыслей в башке навалом и все о хорошем. Раскумарился в натуре. Братва не даст подохнуть. На крайняк один член выручат.

Мечтал я мечтал, потом поднимаю глаза и вижу, блять, на меня идут штук пять баб в красных форменных куртках дворничьих и с большими мётлами в руках. Такой убить можно враз. А впереди них со здоровенной метёлкой моя лоховка пиздует. Ого, думаю, чётко, неужели уже устроилась. Да так быстро. Круто. И уже форму с метлой ей доверили. Ну, блять-лоховка. Пиздец. Респект-уважуха. Только рожа у неё красная и очень злая. Она не любит, падла, когда я с пацанами во дворе бухаю. И даже страшновато, помню, мне стало. Шугань внатуре началась. Вдруг начнёт пиздить меня метлой при ребятах. Позор. А я трохи ослаб, если честно, потому что пил уже месяц считай день в день.

Но собрался худо-бедно. Думаю, надо её сразу с одного удара вырубить, а потом будь что будет. Она, конечно, кобыла здоровая и сучка, психованная. Да и хуй с ней. Я захорошел капитально после двух стаканов палёной и мне уже было как-то до пизды.

Встал я так, тряхнул башкой, чтоб не бояться нихуя, и вдруг вижу, что это вовсе не моя лоховка, а какая-то вообще непохожая на неё баба. Ну, соображаю, допился, блять, до глюков.

Но полегчало сразу, врать не буду. Аж с сердца какая-то тяжесть упала. И предчувствие появилось, что мы ещё с ребятами хапнем. Правда, водяра к тому времени уже скончалась, и ни у кого больше денег нет нихуя. Плащ предлагает идти к остановке, и вотку у левых бабок пиздить. Кандрат клонит к тому, чтоб своровать немного проводов и сдать на металл. Кого слушать, я не знаю. Тут, блять, Велис ещё рисуется, анархист-язычник, в рваном тельнике. Кричит, что если он выпьет щас сразу пять пузырей чисто левака из горла и начнёт агитировать, то народ сходу пойдёт брать мэрию, выкидывать в окно всяких там мэров-перов и прочую беспредельную хуету, а потом будем громить винные. Ну, мы послушали мудака, видим, что пиздит не по делу и даже зачуток расстроились.

Но тут на наше счастье Телефон нарисовался, Мишка, и уже в раскатень с утра пораньше. Он меня уважает, как подопьём, тащит к себе на хату, если его лоховки Алины или Альбины, точно не помню да и хуй с ней, дома нету, музон слушать, тогда мы садимся на пол, пьём, бля, чисто левак и охуеваем, как хочем. Телефон меня засёк на лавках и кричит: Алик, ты выпить не желаешь? Говори, сильно вмазать хочешь? Издевается мудак пьяный и смеётся, как идиот аж не может. Ему смешно, придурку. Я отвечаю, что конечно хочу, сто пудов. Кто ж не хочет в такую ёбаную рань.

Ну, и понеслась. У него ж тогда безлимитный кредит был открыт в общаге у одной подментованой шкуры. Она ему левак давала без денег под вексель двадцать четыре часа в сутки сколько хочешь. Пили сначала на лавках до упора. Помню, очухиваюсь временно: в креслах напротив какие-то два залётные пацана сидят и выясняют отношения, кто там среди них на зоне полу пидором был. Я не влезаю, не мой базар. Кончилось понятно поножовщиной, но я как раз приснул. Мне снилась моя лоховка, которую я пиздил нещадно, а она вызвала ментов, и меня повязали. Паходу я ещё и козлам нарезал, а дальше не помню.

Потом пошёл дождь, и мы куда-то переместились под крышу. Вспоминаю ещё и ночью за леваком бегали два раза к подментованной твари. Утром просыпаюсь на хате, а на чьей, хоть убей не пойму. Я на диване, слава богу, рядом какая-то голая шкура – Ольга что ль? На полу пацаны валяются в разных позах, кто как отключился. Телефон, Плащ, Кандрат, Ширяй и Гера. А этого чмошника на хуя мы с собой брали? Не пойму. Сопит только вечно, толстый боров и понты свои отстойные кидает. А щас храпит, как старый пидорас.  Возле дивана пятьдесят пустых бутылок паленой насчитал. Это мы всё одели за ночь?  Ахуеть. Как ещё живы только.

Думаю, надо отсюда сваливать побыстрому, а то так и кони двинуть можно. Нихуя столько выпито. Кое-как до хаты дошёл. Уже светало и обратно день, вроде, неплохой наступал. Солнышко пригревало. Думаю: надо отходить и идти на озеро в лесопитомник. На лавках, смотрю, никого пока нет. Ну, ясно. Основная-то бригада убита.

Прихожу домой - там моя лоховка вся охуевшая и пьяная. Рожа ахуенно  красная и даже пятнами пошла. Бросается сразу без предупреждения на меня с топором. Я рукой защитился. Весь в крови топор вырываю и бросаю его в окно. Стекло разбилось. Звон, крики, истерика. Бью ёбаную мразь в торец. Она падает. На время отключается. Я врубаю музон на всю громкость. Соседи начинают ахуевать и барабанить в стенку. Я с балкона  посылаю их всех нахуй, закуриваю и начинаю думать, где бы блять срочно хмельнуться.