Благородные мои читатели, история, приключившаяся в пору дикой и необузданной молодости заставляет посыпаться посреди глухой ночи бледным и дрожащим от страха. Бросая под колеса тысячи километров бескрайних дорог, ночуя в тайге или посреди обманчивого спокойствия степей душа моя покойна. Дикие звери, безжалостные люди, неумолимые силы природы не пугают меня. Судьбу обмануть нельзя, все в руках проведения. Однако сущности запредельного выше понимания человеческого, и проезжая вблизи любого водоема, я обязательно сплевываю через левое плечо, три раза. Обязательно три раза и читаю Отче наш. Ибо ужас, произошедший со мной и лучшими друзьями, повториться не должен.
 
Да, благородные мои читатели, ваш покорный слуга, блестяще защитив диссертацию, попал под покровительство влиятельнейших людей Санкт-Петербурга. Мне льстило их внимание и помощь в карьере, им доставляло удовольствие устраивать мою судьбу и наблюдать за успехами. Стоит ли упоминания, что наши совместные усилия вскоре позволили мне получить неплохую должность и подобающее содержание. Я находил приятным вечера в обществе этих эрудированных и тонких собеседников, разительно отличавшихся от моих сверстников, погрязших в распутстве. Мы пили коньяки, курили сигары, играли в покер и обсуждали самые разные вопросы. Моим покровителям нравилась моя юношеская горячность и неуемная энергия, они всерьез обсуждали мой возможный брак с дочерью крупного банкира. Выгодная партия, девушка тоже чудо как хороша и наши отношения уже сложно было назвать дружескими. Все было отлично, но в одном из таких неспешных разговоров мы пришли к выводу, что неплохо бы отправиться на рыбалку. Как люди, слов на ветер не бросающие, неделю мы посвятили подготовке.

Поездка в окрестности Соснового Бора прошла без происшествий, мы расположились на берегу неширокого, но очень протяженного и глубокого затона. Он принадлежал атомной станции и назначался для аварийного охлаждения реактора. Естественно спутники мои понимали, что делают, для таких людей запретных мест так же существовать не могло. Здесь водились гигантские сомы, лишь высокие чиновники могли позволить себе рыбалку в этом заповедном и охраняемом месте. Естественно, реактор, укрытый толщей земли никак не влиял своим губительным излучением на водоем, поэтому рыба загрязнена менее, чем скажем в Вуоксе. Тем более, для нас важнее процесс, спорт, улов всегда отдавали прислуге.

Позволю себе, прежде чем поведать саму историю, немного отступить, чтобы объяснить, как виноват я перед моими друзьями и покровителями. Мы всегда ловили сомов на лягушек, однако в тот раз, из-за ужасной занятости я раздобыть их не смог. Посетовав, что придется рано утром где-то искать лягушек для наживки, я получил неожиданное предложение. Мой хороший приятель, биолог, привез гигантских бородавчатых монгольских жаб. Для исследований ему хватило двух, а три еще оставались. Это был редкий вид, однако такой жуткой наружности, что вызывал только омерзение, поэтому без сожаления жабы были принесены мне в картонной коробке. Взяв их не без содрогания, я поехал на рыбалку.

Расположившись на берегу мы приготовили снасти. Мои спутники решили прогуляться по живописным окрестностям, я с омерзением разрубил жаб напополам и стал жарить на разведенном костре. Биолог сказал, что поджаренное мясо гораздо более привлекательно для рыб из-за каких-то особенностей организмов. Предстояло это проверить. Несколько раз перевернув зарумянившиеся и похожие теперь больше на крупных перепелок, а не ужасных монстров жаб, я тоже решил прогуляться. Природа дышала спокойствием, камыши еле шелестели под ласковыми дуновениями ветра. Ничто не предвещало беды.

Вернувшись к костру, я в ужасе воскликнул. Мои спутники лакомились прожаренной жабятиной, вернее один из них, второй заявил, что мясо какое-то жестковатое. Тот, кто доедал последний кусок страдал редким заболеванием, вызывающим внезапные приступы всепоглощающего голода. Надо же было такому случиться именно сейчас. Жабы часто токсичны, даже смертельно опасны. Мы конечно не врачи, однако медицинских познаний у таких опытных людей предостаточно, промывание желудка для нас проблемой не стало.     

Однако, наш товарищ, снедаемый болезнью и терзаемый голодом, слишком большими кусками заглатывал жаб, почти не пережевывая. Они таинственным образом разбухли, перекрывая путь извержению, прошу прощения у моих читателей за такие малоаппетитные подробности, рвотных масс. Часть попала в дыхательное горло, потекла из носа, друг стал захлебываться прямо на наших руках. Кое-как мы смогли разжать его стиснутые зубы, и вытащить показавшуюся практически целую жабью ножку, упиравшуюся в нёбо. После чего, несчастного обильно стошнило, он извергал в страшных конвульсиях гигантские куски злосчастных жаб. И цветом и формой они напоминали настоящих жаб, как будто собирались ожить. Не в силах видеть это, я бросил останки жаб в костер. Завернутый в плед, бледный, но живой и даже приобретающий цвет лица, наш товарищ тяжело дышал.

Рыбалка была безнадежно испорчена. Мы приготовились к срочной госпитализации товарища, однако ему на глазах становилось лучше. Он категорически отказался ехать, предложив ловить на сырокопченую колбасу. Выполняя его волю, я насадил на тройник кусок колбасы и дрожащими руками как можно дальше закинул. Была уже глухая ночь, оставив спиннинг, я включил фары, но поспешил вернуться на берег, потому как снасть практически ушла в воду. Быстро схватившись за рукоять я почувствовал на другом конце существо неуемной энергии. Сил едва хватило, чтобы удержаться на берегу, но тут подоспели товарищи, забывшие о недавнем приключении и болезнях.

Борьба с сомом шла почти час. Мы, сменяя друг-друга, поодиночке, вдвоем вываживали рыбину. Она то уставала, то набиралась сил и тогда нам приходилось несладко. Однако, чем труднее победа, тем слаще триумф. Сом явно устал, мы подтащили его к берегу, в неверном свете фар, бьющих нам в спины уже виделась широкая спина почти скрытая в воде и глаза. Таких глаз, горящих ненавистью и злобой я не видел никогда. Мы приготовились уже вытаскивать сома, когда вместо рыбы на берег из воды выскочила гигантская собака с тройником в пасти. Она укусила без того пострадавшего от жаб спутника, сбила с ног второго и попыталась вцепиться ему в горло. Я, оторопевший от ужаса, только успел схватиться за леску, в последний момент умудрился остановить смертоносные клыки. Собака взвыв кинулась на меня, едва успел обдирая без того разрезанные руки влезть на дерево. Чудовищно завывая, зверь метался по берегу, не давая помочь лежащим без сознания друзьям. От вины мне хотелось выть в унисон с бегающим где-то в кустах несчастным животным. Как? Как я мог быть таким беспечным, чтобы перебросить тройник с наживкой на другой берег этого узкого затона? Что теперь будет с моими друзьями? Только спустя три часа спасатели смогли снять меня с дерева, вернее спилить ствол, чтобы я, вцепившийся в ветви на самой верхушке, упал в затон. Достать они меня не смогли, удивляясь, как можно так высоко забраться по совершенно лишенному сучьев стволу. При этом я сломал ребра и ключицу. По дороге в госпиталь нас атаковали наглые журналисты, успевшие сделать массу порочащих нас снимков. 

Собака несла бешенство, поэтому пришлось делать уколы, это было самым легким, что нас ожидало. Жабы оказались очень сильно ядовитыми, поэтому первому моему спутнику срочно понадобилась сложнейшая операция, в результате которой удалось спасти только половину желудка, не считая прокушенного бедра и потери крови. Его лечение затянулось, отчего пришлось оставить все должности и длительно лечиться заграницей. Второй спутник, так и не смог пережить ужаса той ночи, повредившись рассудком. Безутешная семья поместила его в дом для умалишенных, где он собирает пирамиды Хеопса и Кижи из спичек. Мне, конечно, досталось меньше всех, если не считать операции по удалению заноз, шести швов, переломов и уколов в живот. Вскоре из-за отсутствия поддержки моих благодетелей брак мой расстроился, дальнейшей карьеры сделать не удалось. Пришлось заниматься коммерцией, что окончательно оттолкнуло от меня всех бывших знакомых, почитающих торговцев людьми недостойными высшего общества. Друзей у меня не осталось, поэтому-то я купил себе стального друга, которого не отравить, не свести с ума я не смогу. Это машина называется Кайен, он позволяет мне забыть ужас той ночи, преданно заглатывая километр за километром дороги. И только подъезжая к очередному мосту я плюю через левое плечо. Три раза.