Гостила у меня недавно Лиля, бывшая тусовщица, ныне брошенка и одинокая мать. Гостила с сыном Ромой, четырехлетним смышленым пацаном, воспитанным наполовину бабушками, наполовину своим папашей, развязным мажором и пьяницей.
Послать нахуй для него было что попросить мороженого. Лиля сначала ругалась, потом, заметив, что с моей стороны моралей не наблюдаеццо, забила на «дефекты речи» и сама матом покрикивала на сына.

Вторым вызывающим недоумение фактом было то, что Рома постоянно лез драться, за все свои мелкие обидки наказывал кулачком всех вокруг, метя то между ног, то в лицо, если к нему наклонялись успокоить. Этому научил папа, исповедующий убеждение, что сына с младенчества нужно учить разбираться кулаками. Лиле от супруга также нередко доставалось хитрых пиздюлей, от которых синяков не было, а больно было шопесдетс. Короче, папаша оставил нихуйовый след в воспитании пацана.

Ну а на десерт Рома обладал фантастически непредсказуемой способностью устраивать истерики, во время которых орал и визжал так, что в квартиру даже однажды позвонили, не выдержав, соседи и спросили, не бьем ли мы ребенка. Да ну нахуй. От шлепка по заднице Рома начинал такой концерт, и никакими пиздюлями это было не остановить: верхняя граница детских возможностей извлекать звук пугала своей непостижимостью.
Лиля с сыном гостила у меня две недели, и за эти четырнадцать дней я ебал ее столько раз, сколько среднестатистический муж ебет в течение первого брачного года свою молодую жену . Для этого Рома непрерывно тусил то в соседней комнате, увлеченно гамая в контру, то на улице, выйобываясь на старших (6-8 лет) пацанов.

Однажды попросил у пацана какой-то сраный пластмассовый дробовик, потом сказал «пшол нахуй, это мое» и стал стволом поднимать юбку у какой-то девочки лет 4-х. Когда няня девочки, похожая на Заваратнюг, тока жырная и старая, сделала Роме замечание, Рома послал тетю нахуй и переебал девочке дробовиком в глаз, отбежал чуть-чуть, зарядил дробовик и йобнул тетке, как она утверждала, в глаз, хотя я например нихуя не верю. Ебацо нам с Лилей пришлось перестать и идти разбираццо. Я забрал Ромку, а Лиля покрывала хуями няню и ее хозяев.

По вечерам я рассказывал Ромке сказки, и пацан крепко задумывался над некоторыми из них. Когда читал ему про аленький цветочек, в конце вообще тихий-тихий сидел, а потом сказал, что это сказка и что в жизни когда к чудовищу возвращаются, оно принцем не становится.

За эти две неделю приключений у меня случилось достаточно и без гостей: во время продажи машины отпиздили будущего ее покупателя, когда я покупал другую машину, четыре часа искали работающего нотариуса, еще я ввязался в драку и огреб пиздюлей – много всего было. Но один случай я хуй когда забуду – когда потерялся Рома.

Я пришел домой  из больницы, встретила меня Лиля со вспухшим от слез глазами. Она визжала, что Ромка потерялся, что его нет уже три часа, и в соседних дворах его нет, а менты говорят, что слишком мало времени прошло и они не примут заявление, а рядом парк, а в парках всегда маньяки.

Мы исходили этот ебаный парк вдоль и поперек, обошли по три  раза вокруг каждого дерева. Однажды нашли оранжевую детскую кепочку, Лиля кинулась в истерику, плач, ребенка похитили и все такое. Я сначала тоже растерялся, а потом вспомнил, что у малого на кепочке был вышит медвежонок, а здесь нет вышивки – еле успокоил, но страх все равно плотно поселился где-то в районе солнечного сплетения. Лиля тихонько выла и обещала кому-то, что больше не будет так жить, как жила раньше.

Она с шестнадцати лет тусила с пацанами, активно раскручивая на бабло и никак не раскручивалась на паибаццо. Клубы, тусовки, Казантип, спиды, марки, грибы. Исповедовала одну стратегию – лечь только под папика и за серьезное бабло, а папики от целок тащатся. Но стратегия не вышла, однажды цепанул ее на тусу ну очень модный мажор, сын «красного директора», там Лилю нахуячили коньяком и собирались было пустить на толпу, но директорский сынок объявил, что Лиля целка и ебать ее будет он один. От этого первого траха и был зачат Ромка.

Беременность Лиля решила не прерывать, рассудив, что вариант неплохой и надо использовать шанс. Мажор был схвачен за конец, обласкан и обогрет, раскручен на любовь, брак и счастливое отцовство.
О своей жизни в браке Лиля рассказывала, размазывая по лицу слезы счастья пополам со слезами обиды.
- У них такой большой дом! У них всего, всего много. И меня на работу устроили, и сад для Ромки нашли, даже машину мне купили. Только не нужны мы им были, никому. Ни я, ни Ромка.
Кончились сигареты, и мы вернулись к входу в парк – там на автобусной остановке был табачный киоск.
На остановке, среди спешащего во всех направлениях народа, на железной лавочке, в оранжевой кепочке с вышитым медвежонком сидел Ромка. Тихо сидел, улыбался чему-то своему, провожая взглядом подъезжающие и отъезжающие автобусы, наблюдая за толкущимися в очереди к турникету людьми.
Лилька всхлипнула и бросилась к Ромке. Обняла, прижала к себе, целует, плачет. Я-то думаю – слава богу, нашелся!, улыбаюсь.
Пошли обратно домой. Ромка скачет вокруг нас как ни в чем не бывало, палкой машет. Люди навстречу идут, кто хмурый, кто улыбается. Рока убегает вперед, несется назад, дергает нас за руки – хочет, чтобы мы с Лилькой за руки держались. А потом останавливает и застенчиво так, с надеждой спрашивает нас:
- А я вам вправду нужен?
- Нужен, нужен! – хором, перебивая друг друга, отвечаем мы и почему-то краснеем.

Три дня назад провожал Лильку с Ромкой в аэропорту – она возвращалась в свой Омск, где жила одна в квартире умершего два года назад отца. Зачем она приезжала в Москву, с кем созванивалась – так ничего и не рассказала. Грустная была, видимо, не все получилось, как хотела.

Почти не разговаривали, только Ромка все пытался на меня вскарабкаться.
- К жене возвращайся. – неожиданно сказала Лилька. – Дура она, может быть, не спорю. Только наверняка уже все поняла. А твоему сыну отец нужен.
Объявили начало регистрации, Лилька взяла Ромку и пошла. Отошли метров на пятнадцать, Ромка  остановил ее, дернул за руку, она наклонилась к нему, он выдернул что-то из ее волос. Побежал ко мне, пыхтит, старается. Подбежал, сунул что-то в руку, побежал назад.

Я постоял немного и пошел к своей машине. В руке был зажат Ромкин подарок – женская заколка в виде аленького цветочка.