Пролог


- Пашка! – Крик Славки всколыхнул тишину. – Они бабу Таню убили, здесь она, за домом. Мрази!
Славка дернулся, было бежать к дружку, но оба бандита от крика проснулись и были уже на ногах. Рыжий, а это был именно он, Славка сразу узнал отцовского обидчика, уже судорожно рвал из-за пазухи пистолет.
- Стоять сука! – Славка не узнал своего севшего голоса. – Руки в гору говно! Движение и валю!

- Не делай этого пацан, - в глазах Рыжего метнулся тщательно скрываемый страх.
Мальчишка на миг зажмурился. Вот же он стульчик, на котором любила сидеть у печи баба Таня. Пела свои древние и очень напевные песни, рассказывала сказки, которых не сыщешь ни в одном сборнике. Пела, рассказывала, всё в прошлом, как впрочем, и баба Таня.

Мальчишка недрогнувшей рукой навёл ствол «Марголина» целясь в лоб бандита. Видимо по его сосредоточившемуся и подобравшемуся взгляду, урки всё поняли. В глазах Рыжего вспыхнуло озарение. Но Пашка уже совместил мушку с целиком и плавно, как когда-то учил отец, нажал на курок.

Глухо ударил выстрел и во лбу Рыжего появилось дополнительное, непредусмотренное природой отверстие. Пористый сгусток, подгоняемый внутричерепным давлением, радостно всхлипнув, ринулся изнутри и в мгновение ока заткнул брешь…


Глава-1

Вечером Пашка, как обычно заперся на кухне и не торопясь, доделывал уроки. Сумма кубов, господи, да кому это надо. Ну, гуманитарий я, чего привязались. Неужели не наступит то время, когда каждый будет выбирать себе предмет по душе. Есть тяга к точным наукам, и ради бога, занимайся математикой и физикой. А гуманитарий пусть упивается литературой, историей, географией.

Хлопнула входная дверь, и ёкнуло сердце. Оно иногда бывает очень чувствительным. Внезапно, словно по наитию даёт подсказки, предчувствует, предвосхищает. Из коридора послышался шум, голоса отца и матери. Тона повышенные. Что-то случилось?

Пашка, не медля, выскочил в коридор и застал сцену. Отец, в совершенно невменяемом виде, пьяный, что называется в извозчика, держась за стену, оправдывался перед матерью. Его бессвязные речи привели мальчишку в состояние ступора.
- Милая, ты только соберись ик, скоро меня не будет с вами ик. Я сегодня убил человека. Переехал на машине. Он на красный выскочил, а я и не успел ик…

Далее в семье начался кошмар. Буквально на следующий день отца вызвали к следователю. Пашка с матерью не находили себе места. Впрочем, психовала мать, а Пашка капал ей в стакан корвалол и с нетерпением ждал батю. Примерно через час отец вернулся и сообщил, что предварительное следствие его оправдало. Его вины в наезде не усмотрено, и значит, он чист перед законом. И если бы на этом история закончилась. Если бы!

Уже вечером того же дня в квартиру настойчиво позвонили. Пашка только включил магнитофон, собрался записать голосовое письмо для Иринки Логиновой. Дверь открыл отец, по случаю вызволения пребывающий подшофе. Через отцовское плечо Пашка увидел двух здоровенных мужиков с внешностью типичных братков. Кожаные куртки, стриженые затылки, на бычьих шеях велосипедные цепи из червонного золота.

Сильнейший удар в челюсть опрокинул отца на спину. А братки, как ни в чём не бывало, вошли в квартиру. Один сразу же бросился проверять комнаты. Не найдя ни кого кроме Пашки, он дал пацану обнюхать свой кулак и пригрозил: - Сиди как мышь, вякнешь, убью! А второй, рыжий, с запоминающейся внешностью, тем временем уселся на грудь поверженного отца и, глядя в залитое кровью лицо, спросил: - Ну, что фуцан, походу откукарекался ты на этом свете?!

Ты хоть знаешь ли чмо, кого ты вчера задавил своим поганым москвичом? Ты племяша моего убил. Так что готовься к трепанации. Есть сильнейшее желание к покойному тебя отправить. Типа прислуживать ему будешь там. Хотя конечно бабосы могли бы урегулировать конфликт. Короче, с тебя гандон два мульта деревянных. Шевели гавном, продавай хату. Но ровно через неделю мы придём за бабками. Не будет хрустов, сначала пацана твоего порешим, потом бабу твою в шоколад попользуем и туда же, на кладбище. Ну и тебя на закуску. Думай чмо!
С этими словами бандит встал и, сплюнув Пашкиному отцу на грудь, крикнул, - Маляр, уходим!

Пашку вывел из ступора странный шелест. Зайдя к себе в комнату, он увидел включенный магнитофон, настроенный микрофон-мыльницу и закончившуюся кассету. Это она, шурша хвостиком плёнки, производила тот шелест. Всё ещё под впечатлением от наезда, Пашка, тем не менее, снял кассету и, встав на табурет, отогнул одному ему известный квадратик подвесного потолка. Там уже лежали пачка сигарет и два презерватива, выменянные им у Сашки Попова на увеличительно стекло. Вот туда и улеглась злосчастная кассета. Для чего? А пусть лежит. Видно будет.

***

Этот случай вспомнился Пашке, как один из самых ярких, в его детских воспоминаниях. Мать гостила у бабушки, и Пашка с отцом вели холостяцкую жизнь. Был вечер, по телевизору, по случаю очередной невосполнимой утраты, крутили «Лебединое озеро». Неожиданно отец поднял голову от газеты с кроссвордом.
- Ну, что герой! А слабо нам вот прямо сейчас сесть на велосипеды и махнуть в лес? Представляешь, ночь, костёр, лес и мы как робинзоны!

Уже через двадцать минут, побросав в сумку кусок сала, пару луковиц и полкаравая хлеба, отец с сыном усиленно крутили педали. За спиной хвастался огнями удаляющийся пригород, а впереди вырастала тёмная, пугающе огромная масса ночного леса.
Весело трещал костёр, искры взлетали к небу, а отец и сын закусив хлебом с салом, лежали на подстеленных штормовках и неспешно беседовали. Вскрикнула во сне какая-то птица, и Пашка вздрогнул.

- Страшно сынок? – усмехнулся отец. – И зря. В лесу бояться нечего, он добрый и мудрый. Людей, не всех конечно, опасаться стоит. А в лесу, тем паче летнем, рай земной. Посмотри, вслушайся, какая красота. Это ли не великолепие?! Иногда мне кажется, что лес живой, что он всё видит и всё понимает. Старший брат, так называл его мой дед.

Если когда-нибудь тебе станет совсем худо, знай. Примерно семьдесят километров на юг, в сторону Гремячинска, есть озерцо, под названием Мраморное, из него вытекает речка Паля. Паленька, как зовут его местные жители. Там лесничим промышляет младший брат твоего деда. Звать его Борисом, а бабку его Татьяной Марковной. Я с ними после смерти деда не видался. Не задалось. А тебя если назовёшься, они примут как родного.

А в лесу время от времени что-то потрескивало, ухало, плакало. Лес жил своей ночной жизнью. Отец рассказывал байки из солдатской юности, в котелке над костром закипал чай из земляничника. Такой ночи понимал Пашка, больше не будет никогда. А потом они с отцом пили самый вкусный в мире чай в прикуску с конфетами подушечками. А лес шелестел чёрной листвой, но не угрожающе, а мягко, по-доброму.

***

Через неделю, после нескольких предварительных звонков, к отцу заявились визитёры. Но застали не то, что хотели увидеть. Не растерянного запуганного человечка, с кучей оправданий и просьбами об отсрочке. Квартира «должника» встретила их распахнутыми дверями, завешанными покрывалами зеркалами и множеством народа, пришедшего проститься с «виновником торжества». Сам хозяин, собранный и необычайно серьёзный, лежал в красном углу, со скрещенными на груди руками. Лежал умиротворённый и абсолютно не платёжеспособный.

Бандюки выругались вполголоса, и не глядя друг на друга, поехали докладывать шефу о своём фиаско. Кредитор на своё усмотрение распорядился собственной жизнью. Справедливо решив, что если нет человека, то и проблемы, безусловно, тоже нет. Обрез «тулки», хранящийся, как вещдок в следственном отделе ОВД, был последним свидетелем, последних минут жизни человека, нажавшего на его курки.

Словно в тумане прошли для Пашки похороны отца, бати. Какие-то люди разговаривали с ним, пытаясь утешить и увести от тяжёлых мыслей. Пашка отвечал им что-то. Его кормили, и он питался. Мать, почерневшая от горя, постоянно тихонько, как мышка плакала. На кладбище, когда гроб стали заколачивать, с ней случился первый припадок. Едва могильщик первый раз ударил молотком по гвоздю, она тут же упала в обморок.

Грянул реквием, первые комья земли забарабанили по красной обшивке гроба. Над головами шумели кронами тополя. Пашкин мозг фиксировал картину, словно со стороны. Голова отказывалась верить в свершившееся. В тринадцать лет от роду, человек вдруг со всей ясностью осознаёт, что всё тленно, что умрут все, в любом случае. И как ни крути, но подобная процедура ожидает каждого. Стресс от данного открытия бывает настолько силён, что только извечное стремление жить, в какой-то мере компенсирует моральные затраты, связанные с этим ударом.

Потом были поминки. Люди говорили какие-то правильные и умные слова, выпивали, закусывали. Мать, под присмотром двух подруг лежала у себя в комнате. Ей неожиданно стало плохо, и женщины настояли, чтобы она прилегла. Из-под двери волной накатывал приторный запах валокордина. В тот день Пашка понял, что в жизни произошли серьёзные перемены. Настолько серьёзные, что возврата к прошлому уже не будет. И бог знает, чем закончится вся эта история.