Записка первая. Про реанимацию. ( Типа вступление).
Реанимация – это не место, и даже не помещение. Это дружный, сплоченный коллектив, в котором все друг друга очень уважают. Пусть несведущие люди, впервые зашедшие в это замечательное отделение, думают, что хотят,  а думают они, что все тут перетрахались друг с другом, как только могли. Тем хуже для них. Этим они показывают свою подозрительность и любовь к порнографии. На самом деле все друг друга просто уважают, и любят чистой братской и сестринской любовью. А мысли этих несведущих мы с негодованием отметаем. Тут, между прочим, не абы так, а жизни спасают в меру своих скромных сил и возможностей, и уж совсем скромного финансирования. А тут, нафиг, ходят и думают непонятно что, а если шваброй по репе?
Коллектив здесь золотой. Особенно врачебный. Один зав. отделением чего стоит. Мастодонт. Все остальные пытаются быть на него похожим. Такие дела…

Записка вторая. Про летальные дозы.
У американцев смертельная доза алкоголя в крови – пять с чем-то промилле. Но даже в их справочниках по реанимации пишут – не для русских. Ну не конкуренты американцы нам в этом. То,  от  чего американец скопытится – для наших бабок и дедок слегка принять, - для успокоения нервов. Вот, например, лежала одна, привезли с 7,3 промилле в спинномозговой жидкости. Ну, в отключке конечно. Ночку поспала, с утра проснулась, водички попросила. Похмелье, сушнячёк видимо. Это бабушки так. А ещё на родине нашей существуют молодые. Встречаются очень интересные экземпляры. Например, лежал с перепою молодой жених, отгулявший мальчишник. Девять с половиной промилле у него было в ликворе. Пролежал пару недель. Теперь счастливый муж. Правда, жена говорит, немного крыша съехала. Дык у кого же сейчас крыша на месте.

Записка третья. Про лекарства и методы лечения.
Что, думаете, главное в реанимации - это дефибриллятор? Хрен - то там. Самое главное в неотложной терапии это ГОМК и сибазон. Сибазон и Аспирин - два самых великих изобретения мировой фармакологии. Что самое  любимое у интенсивного терапевта? Покрепче поспать ночью. Поэтому, чтобы врачу ничего не мешало, пациенты подлежат угондошиванию сибазоном, ГОМКом, или, если пациент слишком буйный, то ещё и аминазином.  А уж привязывать горазды - прямо сил нет. На самом деле, это жестокая необходимость, потому, что всякое может случиться. Случай был. Привезли больного с инфряктом, а у него к ночи психоз развился, он вскочил, схватил стойку от капельницы и «ну ейной харей всем в морду тыкать», нашёл выход, и бежать. Видок у него был колоритный: голый, глаза выпучены, катетер мочевой по полу волочится. Поймали его около главного входа, на землю повалили, повязали и потащили в отделение. С тех пор всех с подозрением на буйство привязывают и угондошивают спокойствия ради.
Такие дела…



Записка четвёртая. Про реанимационную терминологию.
Терминология там особенная. Много различий с той терминологией, к которой все привыкли, но зато она отличается необычайной выразительностью и живостью. Нечто подобное можно услышать только у работников отделения неотложной нейрохирургии. Например, перепивших мужиков называют гоблинами, а бабок просто жопами. Просто их там почему-то не очень любят, точнее очень не любят, и пытаются всеми возможными способами от них отделаться. Получается не всегда. Однажды пришла медсестра-лаборантка кровь взять у больного анализ крови. Тогда дежурил молодой, но очень опытный доктор, медсестра его спрашивает -  « ну, типа, у кого тут кровушку на спидушку брать?»  - а доктор ей говорит – « да вон, у гоблина на первой койке». При принесении анализа из лаборатории в графе фамилия было написано « Гоблин». Такие бывают недоразумения от незнания терминологии.


Записка пятая. Про юмор.
Без юмора в нашем деле никуда. В смысле, понятно куда – в псих-дом, а не хотелось бы. Правильно, кому в дурку охота? Поэтому все шутят по всякому удобному и неудобному поводу.  Шутить всегда, шутить везде, на то и реанимация. Правда, юмор очень своеобразный, реанимационный юмор. Вообще, человеку гражданскому врачебного юмора не понять, а если понять, то не так.  Когда люди видят на двери отделения интенсивной терапии табличку «ПЛЕВАТЬ НА ВСЁ» они начинают нервничать и волноваться. Что нервничают, спрашивается? Всё нормально, просто юмор такой. Разгружаются врачи. Шутят. Посмотрит врач на такую табличку и настроение у него улучшается, работоспособность на глазах лезет вверх, и достигает невиданных высот,  и больные у такого врача сразу выздоравливают. Все. Скопом. А если снять эту жизнеутверждающую табличку, то будет всё задом наперёд и совсем наоборот. Врач будет ходить с кислой миной на лице, растерянный и сумлевающийся в своем вселенском могуществе. Больные у такого врача обычно мрут окончательно и бесповоротно. А вы говорите о вреде искренней и доброй шутки.


Записка шестая. Про зарплату.
Зарплата – это то, что у нас любят и ждут. В день зарплаты все ходят в хорошем настроении, шутят и улыбаются друг другу. Иногда даже устраивают какое нибудь гуляние с небольшим количеством спиртного. Получив желанные деньги, реаниматологи уже не удивляются малому количеству денежных знаков, а просто радуются этим немногим деньгам в предвкушении приятных покупок. К зарплате относятся трепетно и нежно.  Зарплата, мы тебя любим, расти большой, и приходи в гости почаще!

Записка седьмая. Про сущности инобытия, или мистика в реанимации.
В принципе, со времён развитого социализма считается, что человек – одинок во вселенной, и разные там негативные энергетические образования есть бред и сказки бабушки с Бердичева. На самом деле, всё не так, а явно просвечивают всякие сущности инобытия типа шумящий дух, предвестник, и мор – самые значительные. Ещё есть куча разных сущностей помельче, хотя довольно неприятных, – например Черная Бабка-Санитарка, но это так. Ерунда.  Самая дрянь – это мор. Например сидят реанимационная бригада обедают, и тут всем троим мерещится в дверь звоночек, естественно кто-нибудь идёт и открывает, а за дверью нет никого. Это пришел мор.  Жди минимум две смерти за смену.  А еще есть домашний (реанимационный) дух, котрого зовут Мора. Не путать с мором. Мора большой волосатый и добрый мужчина, с грустными глазами. Он забирает тех, кто надоел. Иногда правда хулиганит – радио включает, дверью в туалет хлопает, но это ему прощают, потому что любят, и даже на праздниках рюмку наливают. Так вот.

Записка восьмая. Про обеденный перерыв.
Война войной – а обед по расписанию. Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Поэтому война и любовь для реанематолога – дело десятое, а пообедать это мы очень любим. Особенно побольше и повкуснее, а самое главное с послеобеденным отдыхом часика на два – три. С половиной. Во время обеда ничего не важно. Обед –это святое. Если кто нибудь начнет помирать непосредственно перед обеом, то это его проблемы. Зря он так.  Потому что если пойдут, то вяло нехотя и медленно. Или совсем никто никуда не пойдет.

Записка девятая. Про отпуск.
Ээх, что и говорить. Хочется лета, тепла, солнца. Посмотришь, бывало журнал глянцевый – красота. Бирюзовое море, желтый песок, белые отели, мулатки топлесс коктейли разносят.  Настроение падает когда после этого посмотришь в окно – серое небо, белый снег, желтые пятиэтажки, бомжи в телогрейках собирают бутылки. Потому что отпуск зимой. Иначе никак. Работать кто будет? Поэтому про отпуск и говорить нечего.

Записка девятая.  Про объединения.
Объединения это очень хорошо. Если они в меру, и если знать что объединять.  А то можно объединить жопу простите с пальцем, и ничего хорошего от этого скорее всего не получится. Вот так вот вздумали объединить нашу реанимацию с хирургической. Бррр! Это каждый хирург будет соваться  со своими советами, тявкать под руку, и сплетничать втихаря.  Нет уж,  не надо нам таких объединений, мы уж как нибудь так, сами знаети ли мозги имеем.

Записка десятая. Про ремонт.
Ремонт это да. Это надо, но видать не судьба, не на нашем веку. Просто и говорить неохота. Если на больного стенка рушится, это конечно весело и смешно, но до поры до времени. А то в конце концов можно и в дырку в полу провалиться и вообще ногу сломать. Фу, гадость какая.