Наступал новый 2000 год. Оставались считанные дни до праздника, который с нетерпением ждешь, считая дни и часы. А наступление этого года волновал особенно – миллениум. Новое тысячелетие.
  29 декабря вечером, отправив родителей на корпоративы, я в предвкушении неплохого отдыха направился в сторону родной школы. Для 11-классников новогодний бал вещь серьезная – практически легализованная пьянка в “образовательных пенатах”, а после двенадцати ночи дискотека в центре города со  всеми вытекающими…
  В общем датчик настроениемера застыл на отметке “Отличное”. Мы уже отсидели скучную официальную часть в актовом зале и, намутив ключи от кабинета Русского языка и литературы, пили там с подругами портвейн, курили в окно, смеялись, обсуждали как с максимальной пользой провести эту ночь.
  В дверь постучали. Голос классного руководителя позвал именно меня. Побыстрому все сныкав, открыли и стали возмущаться  с нескрываемой иронией - как можно отрывать нас от обсуждения творчества Петрова-Водкина???
  - Тебя мать ждет у вахты - сказала класнуха. – Давай быстрее, там что-то срочное…
  Спускаясь со второго этажа я успел подумать о том как отреагирует мама на мое состояние, о том как быстро закончился у них на работе праздник (время было около девяти вечера) и о том что в ее 45 лет пора бы уже перестать забывать ключи дома.
  - В деда и бабушку стреляли. -  встретила меня мать. Лицо ее было необычно бледное.
  - Ну еще бы. Все таки 4 года на войне были. Там во всех стреляли. – попытался пошутить я, переваривая информацию, и пытаясь понять с чего бы вдруг на нее такие воспоминания нахлынули. 
  - Ты не понял. В них стреляли час назад. В их доме. Они оба в реанимации в тяжелейшем состоянии…
 
  Старики жили в частном доме на окраине нашего провинциального городка. Из окон можно было увидеть полоску леса за небольшим аэродромом – самая крайняя улица,  населенная  в основном пенсионерами. Основные новости – кошка окотилась, внучка простудилась, хлеб подорожал. Как поет Сергей Чиграков: “Ни каких волнений все спокойно как болото в лесу…” 

  Около шести вечера, дождавшись темноты, три подонка вышли на свою четвертую охоту. За последние 2 недели им было чем “похвастаться” – две женщины ранены, еще одна, мать троих детей (младшему 2 года)  - убита.  Для подстраховки сегодня они решили пострелять в другом районе. Именно пострелять по живым мишеням. Цели наживы они не преследовали. Играла молодая кровь. Старшей мрази – Андрею Мертвищеву в тот момент было 19 лет, еще двоим шакалятам – 16 и 17. Стрелять из обреза договорились как всегда по очереди, по-честному. Залезли во двор дома по улице Белинского, начали ломиться в дом. Услышав возню на улице, бабушка вышла в террасу. Раздался выстрел. Стреляли через окно метров с пяти – не промахнешься. Выбежал дед. Выстрелы в живот, в руку и ногу. Из последних сил заперли двери и отползли в дом. Помощи ждать неоткуда – телефона нет, кричать бесполезно, на улице - смерть.
  Почти два часа истекая кровью, сидели на полу и плакали. Мучал вопрос: За что?
Только ближе к восьми вечера сосед скорее почувствовав, чем увидев, что что-то не так, вызвал милицию.
 
  Подонков взяли через два дня на подобной охоте. В том доме был телефон. Судили через несколько месяцев. Мертвищев – тварь получил 24 года строгого режима, еще в СИЗО был опущен. Подельники оказались невиновными свидетелями…

  Старики остаток жизни провели сначала долгое время в больнице, затем постельный режим дома. Деду ампутировали ногу. У бабушки множество осколков в легких.
 
Дед Миша дошел до Берлина, за всю войну был трижды ранен, имел многочисленные медали и два ордена, с гордостью носил значок “Отличный разведчик”. Он внес свой вклад в общую Победу.  До последнего дня не хотел верить, что его и его жену застрелят на пороге собственного дома благодарные потомки. Его не стало 24 марта 2002 года. Бабушка, ветеран труда, умерла чуть позже.

Они могли прожить на много дольше…

Памяти моего деда гвардии старшего сержанта Балакирева М.Н. и моей бабушки Балакиревой Т.Е. посвящается…

Все описанные события, к сожалению – правда. Все имена подлинные.