Батя, прости меня, ибо не ведал я, чего творил, а не ведал потому, что ты всю жизнь скрывал от  меня свою «простую историю», скрывал исключительно для моего блага (так ты считал), и апофеозом этого было надевание тобой парадного пиджака с полным иконостасом, на котором при внимательном рассмотрении замечалось, что медаль «За Победу над Германией» была повернута реверсом, и «прррофиль Сталина» (с) был надежно припечатан к выцветшей костюмной ткани.

    Маленький уральский городок - узловая станция, ничего, кроме паровозов, компания дворовой шпаны, в которой ты выделялся еще и сообразительностью, 8 классов – это ж «грамотный»… Ты 1924 года. Совсем пацан, а «малолеткам хотелось под танки» (с). А ты – чо-то там кумекаешь. Артиллерийские курсы (понятно, ускоренные). Расчетчик-наводчик на гаубице. Элита. Не менее 3 км от фронта. И сразу – на Курскую дугу, где нашей стратегией, как известно, было – сперва фрицев заманить как можно глубже… Вот как раз до твоей гаубицы и заманили. Только один раз в жизни, по большой пьянке ты рассказывал подробности того боя – «ну, а я ствол горизонтально поставил, навел, ху-й-йяк по танку! – башня вдребезги, руки, ноги чьи-то летят…» …а потом пуля в плечо, плен, лагерь, три побега (вернее три попытки побега)… Спасло то, что солдатик был, не дорос до офицера, так – унтерменш… Но били ж, когда ловили – и туберкулез. Безнадега. И «добрый доктор», явившийся так вовремя – «а давайте-ка на этой русской скотинке испытаем новое лекарство»… По счастью, лекарство называлось пенициллин… Тот самый, без которого наши раненые от гангрены умирали. А ты – выжил, и в Сорок Пятом тебя освободили. Американцы. Спросили, куда мистер хочет – на Восток или Запад. «Мистер» плюнул им в рожу – домой!

    Дома не посадили, как ни странно, только вот когда я пацаненком был и тайком копался в родительских документах, увидел, что фамилии ребят, с которыми ты вместе пытался из лагеря бежать, вымараны в твоих автобиографиях. А орден Солдатской Славы «нашел тебя» только в 58-м году, вот поэтому и полировал усатый вождь лацкан твоего «наградного» пиджака, а не светился своим победным ликом….
    А потом ты прожил долгую жизнь, и посвятил ее только одному – надо сделать такое оружие, чтобы никто, никогда… и делал, да так, что на детей (на меня то бишь) времени  никогда не хватало, вот и вырос я падонком… Прости, Батя…

    В оправдание свое перед тобой могу сказать -  я по жизни долго шел извилистыми тропками – но пришел, куда нужно. Я делаю самолеты. Не те, которые возят по хурантальям пьяные толпы, а – правильные. Те, о которых было сказано в песне «именно он называется жизнь»… Батя, я пытаюсь… как могу… прости…