Горящий фитиль толстой восковой свечи потрескивает в тишине кабинета. Неровные тени пляшут, спрыгивая с угла стола из красного дерева. Капельки воска стекают на массивный серебреный подсвечник, собираясь бесшумными струйками. Затягиваюсь холодным дымом из кальяна, макаю тонко отточенное гусиное перо в китайскую чернильницу в виде кувшинчика, который держат в руках две женщины, молодая и старая, прошлое и будущее. Тонким, нервным движением руки вывожу в дневнике первую букву нынешнего вечера. Получилось "Я", что ж, с неё и начнём.
 
  Я живу в здании, странном и необычном. В нём нет стабильности, нет ощущения текучести времени, нет постоянного настроения, характерного для дома. Иногда он напоминает готический храм с его высокими колоннами, лавками, издающими теплый смолистый запах сосны и игрой разноцветных солнечных лучей в высоких стрельчатых витражах окон, временами похож на разрушенный войной старый немецкий бункер с металлическими дверями, трещинами на бетонном потолке и едким, щекочущим ноздри ароматом давно произошедшего тления.

  От чего это зависит? Я понял. От чертей, которые в тот или иной момент выскакивает из мгновенно открывшейся полости в воздухе, похожей на черную узорчатую раковину. Бес смотрит на мой дом, что-то шепчет про себя, облизываясь розовым раздвоенным язычком, пишет в толстенную книгу со свастикой на золотистой кожаной обложке новую страницу, щелкает когтистыми пальцами, и всё вокруг меняется, стены складываются, как в карточном домике, потолки смыкаются с полами, клубами поднимается пыль... Яркая вспышка пронзает мой мозг, и проступают контуры новых стен, структурируются потолки, тысячи ног появившихся из неоткуда формируют гладкие полы.

  Много раз задумывался, кто же я такой. Не знаю. Наверное, лицедей или сумасшедший, а может быть и один из многочисленных чертей этого странного места. Постоянно в этом доме только одно - старый обитый железом вместительный сундук. Иногда он больше самого дома и его крышка упирается в облака и мне приходится долго взбираться по его изъеденным огромными древоточцами стенкам под самые облака. Там хранятся разнообразные маски людей и животных, костюмы разных времен и народов, накладные парики и бороды. Когда мне нравится, я играю с ними и с домом. Я надеваю понравившеюся одежду и маску и иду в одну из комнат. Очертания этого места преображаются под стиль эпохи моего наряда. Тонкая дрожь или легкий ветер проносятся по комнате, проступают черты неизвестных строений и контуры предметов. Я так и не определился до конца свойство ли это дома, меня самого или игры моего больного разума.

  Странное дело, но иногда я надеваю маску, захожу в комнату и оказываюсь в совершенно в другом костюме. Не то чтобы это меня огорчало или совершенно расстраивало, скорее даже забавляет. Тогда мой смех тысячекратно отражается от стен и заполняет длинные коридоры и лестницы, сплетаясь в решетки звуковых волн, ощутимых почти физически, если идти по комнатам.

  Временами я вижу тонкий чешуйчатый хвост с бархатистой кисточкой на конце и хватаюсь за него. На этот вечер чёрт мой. Вчера, например, я вытянул из щели в стене благообразного седого старца с длинной кудрявой бородой в белой тунике. Он долго рассказывал мне о добре и зле. Я присел на топчан из бархатистой ткани в позе лотоса и внимал ему. Я так и не понял, почему он мне решил это рассказать. То, что было хорошо для него, оказывалось разрушительным и сковывающим для меня, то, что он собирался дать, было мне не нужно. На всякий случай я решил расстрелять его из пистолета. Он ласково прижался к холодному дулу, заглядывая внутрь проницательными карими глазами. Ему было всё равно умирать или нет. Мне тоже, поэтому я решил выстрелить в себя.

  Тут старец хитро прищурился. Его бородка оказалась вмиг подстрижена клинышком, на носу появилось пенсне, туника превратилась в белоснежный накрахмаленный халат.

- На что жалуетесь? - произнес он ласковым вкрадчивым тоном.

  Я решил подыграть ему, потому что ситуация стала меня изрядно развлекать.

- Доктор, у меня есть один вопрос. Что будет, когда я умру?

  Он изрядно задумался. На лбу появились капельки пота. Не дожидаясь его ответа, я широко открыл рот и, засунув туда холодный ствол, нажал на курок, физически ощутил, как мои мозги брызнули в разные стороны, кусок лобной кости отделился от парика и упал на стол, медленно вращаясь. Изобразил печальную последнюю улыбку на лице. Как же смешны эти природные инстинкты, грустно подумал я и умер.

  И снова я в комнате с сундуком, выбираю маску и костюм. В углу уже появилась очередная черная раковина, из которой готов выглянуть следующий черт. Иногда мне удается снять маску в процессе игры, иногда она прилипает ко мне намертво. Почему так получается? Наверное, всё зависит от способности с улыбкой рассмотреть свой нынешний костюм в деталях, а может быть от очередного беса, который выглянет из своего резного хранилища и снова окинет мой дом взглядом творца.