- Хороший у тебя самогон, Семеныч! – довольно произнес мужчина, шумно выдохнув. – Добрый! Не то что суррогат, который Клавка гонит! Не чета этим вискам сраным!
В темном закутке между разбросанной тут и там арматурой, железной стружки и мешками с какой-то дрянью стоял раскладной столик, за которым восседали на самодельных табуретах двое работяг.  Стол был заботливо устелен газетой «Уссурийская правда», на редакционных колонках которой разложились блюдца с малосольными огурчиками, кусками лососины и черным хлебом. А на фотографии Михаила Сергеевича, прямо на родимом пятне расположилась головка чеснока.
- Я вот чего спросить тебя хотел, Семеныч. – мужчина провел ладонью по усам, как бы собираясь с мыслью. – Ты ж столичный у нас, так?
- Ну да… - Семеныч приподнял оранжевую строительную каску чуть повыше и пристально посмотрел на собеседника. – А что?
- Да странно как-то. Ты не пойми меня не правильно, просто мужики разное говорят, слухи, сам понимаешь! А тут еще время такое, тяжелое по этому делу – он пощелкал по бутылке с прозрачной жидкостью. – Многие тебя побаиваются, думают, засланный ты казачок. Видишь как стороной обходят? Думают, со дня на день к ним участковый нагрянет с обыском. Сам видишь…
- Видишь ли, Коля. – Семеныч снял каску, обнажив не большую залысину на макушке. Накапал по сто грамм из бутылки, взял стакан в руки и произнес. – Давай-ка выпьем, все-таки день рождение у меня.
За перегородкой послышался визг болгарки и горячие искры сыпанули прямо на стол, прожигая дырки в газетных заголовках и лозунгах.
- Какой урод, бля? – выкрикнул Коля, поставил резким движением руки стакан на герб советского союза, выплеснув несколько капель на портрет Ленина, отчего последний сразу вспух и растекся, и выбежал из-за стола. Через секунду с той стороны коморки послышались выкрики и звуки ударов. Через несколько секунд все стихло. Николай вернулся, чуть озлобленный, сжав правую руку в кулак.
- Палец выбил об этого придурка, - пояснил он и сел на табурет. – Ну что, давай? У нас еще есть минут 30, пока начальник из столовой не пришел. За тебя, Семеныч! Хороший ты мужик! И самогон у тебя хороший! Ну, что бы все…

Коля махом выпил, утер усы, занюхал и взяв огурец начал шумно его жевать. И вдруг заговорил:
- Я вот что думаю, Семеныч. Это от зависти они все. Точно тебе говорю. Вот ты говоришь, Ленина охранял! Так ведь это какая честь для советского гражданина! Самого Ленина! И не как эти салдофоны, а так сказать изнутри! Сколько лет ты охранял?  Больше десятка? Ну вот видишь! Вот и завидуют. Десять лет с вождем, это срок! А они… - он махнул рукой – Не понимаю я их… Вроде все живем в одном городе, работаем на одном заводе, а все разные как черт знает кто. Вон Зинка, ты думаешь, она просто так занимает место технолога? Нет! Совратила начцеха, дала, срамно сказать, в жопу и на тебе! А Петрович? Самогонщик с большой буквы Г! Он когда Лизку то охаживал у отца ее все бидоны попер! Трубочки у Степки взял и на тебе, на промышленные объемы вышел! Больше 30 литров в день хреначит! Но гадость та еще… Налей еще, что ли? Не могу прямо, праведный гнев глаза мои застилает! За тебя еще раз! Лососинки протяни, ага, спасибо! Так вот, а Генка то! Генка! Всех телят спер  из загона и на консервы покрутил, ну не гад ли? А тогда еще комиссия приезжала, разбирались, да только следов не нашли. Ты это, заходи вечером, я тебе конкретно расскажу все!
- Нет, Коль, не интересно мне все это, но если тебе поделиться не с кем, заходи, посидим, выпьем.
Через десять минут Семеныч вышел из цеха, неся в сетке кефири батон хлеба. По пути домой купил сахара и дрожжей, полкило Краковской. Войдя в полутемный подъезд, он несколько раз обернулся, потом мгновенно открыл дверь и юркнул в нее, быстро захлопнув за собой. Не включая свет он подошел к серванту, достал небольшую картонную коробку, вытащил из нее на свет банку, в которой плавала отрезанная кисть правой руки.  Семеныч салютнул ей и поздоровался:
- Здравствуйте, Владимир Ильич! Сегодня был завербован еще один работник завода, собрана информация о нескольких фигурах, замеченных в расхищении социалистической собственности, а так же в нарушении сухого закона на территории Советской республики.
Перехожу к процедуре извлечения «чести и совести»!

Семеныч взял воронку, бутылку из под портвейна и аккуратно перелил содержимое банки в бутылку. Кисть несколько раз конвульсивно дернулась, и сжалась в кулак. Семеныч занервничал, кинулся на кухню к бидону с самогоном и быстро влил в банку до краев. Кисть разжалась и пришла в движение, показывая простейшие числа.
- Так точно, через 9 часов!  - После чего аккуратно положил банку в коробку и убрал в сервант. – Что ж, через 9 часов новая порция эликсира, который позволяет проснуться чести и совести у советского гражданина, будет готова. А пока надо готовиться к встречи с Николаем.
Семеныч зажег свет на кухне, достал кастрюлю под пельмени и убрал «самогон» в морозилку. Что ж, еще один город в скорости будет очищен от всякого рода аморальных личностей, алкоголиков и ворюг! Сев за столик, Семеныч закурил и закрыл глаза. Светлое будущее озарило его сознание и он улыбнулся.