Отец, отговаривая сына от учебы в столице, говорил, что в городе Маскеу всегда придется доказывать, что не вчера слез с пальмы. Время показало, что отец всегда прав. До первого коллоквиума, его, приезжего из Средней Азии, и студенты и преподы держали за обезьяну. Потом, после трех сессий на отлично, успехи стали приписывать бесконечному усердию и куче свободного времени, по причине неучастия ни в каких мероприятиях. И еще записали в снобы за отказ общаться с людьми, которые по причине прописки, находятся заметно выше его в иерархии жизни. “И еще, гад такой, списывать не дает!”
Будущий шеф, не переставал удивляться московской жизни с той минуты, когда прилетел в Быково. Домодедово еще не достроили. Ну, никак не мог понять, почему его сосед по общаге не может решать дифуры, а при этом пьет как верблюд. Сам шеф никогда не пил, и, если чего-то не знал из того, что вроде надо бы, то всегда хотел узнать. Сосед же во всех неудачах обвинял замученную собственным мужем-пьяницей математичку. И ни черта не делал. Другой загадкой студенческой молодости было полное отсутствие однокурсников умения играть в азартные игры. После того, как шеф обыграл в преф и триньку весь этаж, его перестали приглашать даже на мужские застолья. И тогда, если не хватало денег, ходил на журфак за новыми жертвами, пока не выгнали и оттуда. За трезвость и бесконечное везение.
А везения никакого не было. Он просто считал карты и замечал мельчайшие крапинки и зазубринки на рубашках. Так делали все в его родном городе. И почему это умение считалось удачей в Москве, так и не стало понятным. Он бросил карты и стал ходить в Парк Горького играть в шахматы на деньги. И, чтобы не выперли, как в универе, иногда поддавался. В картах же какой-то генетический тормоз этого не позволял.
Самым же сильным разочарованием столицы было то, что однокурсники были такими же скучными неграмотными лентяями, как и в его забытом Аллахом ауле. И даже хуже, чем дома, где все, хотя бы хотели удрать в город и даже что-то делали для этого. А московские местные и удирать-то никуда не хотели.
Через год он плюнул на всё и всех, и, через определенное время, закончив факультет и защитившись, вернулся в столицу союзной республики. Где он попробовал снова стать своим, быть среди своих и говорить на родном языке.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
Сначала он попробовал научиться пить. Это было непросто по многим причинам, но главным тормозом было обещание отцу никогда этого не делать. Кстати, отец никогда не возражал против анаши: в родном Чу без каннабиса и солнце не вставало. В первый же День Химика, когда рука заведующего устала ему подливать, он упал и очнулся в реанимации. Оказывается Александра Николаевна перепутала емкости и напоила всю кафедру гидролом. Но в реанимации оказался только шеф – закалка все же была не та. После того случая ему не наливали. Спирта.
Это очень плохо, когда тебе не наливают. Это подозрительно. Это просто нехорошо. Ну кто ты такой, чтобы не пить? Больной или шпионишь. Третьего, в данном случае, не требуется.
Шеф промаялся белой вороной с полгода, а потом стал приносить с собой бутылки с коньяком и вином, чтобы и можно было выпить и при этом, не отравиться. Но и это никому не понравилось, мол, то же мне цаца. “Мы тут здоровьем рискуем, а он, понимаешь, денег ему некуда девать!” И шеф перестал ходить и на кафедральные пьянки тоже.
С родным языком тоже вышел прокол. Он написал учебник и пару методичек для нацпотока, но авторство приписали его более старшим – не по возрасту, а по должностям и признакам родства к начальству. Разбалованный московской демократией, он было попробовал возмутиться, но ему прямо сказали заткнуться и предложили наслаждаться жизнью, пока не еще надоело.
Несмотря на молодой возраст – дело было в конце семидесятых - как выпускнику главного университета страны, ему доверили создать свою лабораторию. Дали денег и выделили штат. И через пять лет подсунули дохлую кошку. Дохлая кошка это такой человек, которого никто не хочет иметь в своем штате. Кошка обычно хорошо образована, и, возможно, даже когда-то была красивой. Ее диссербай (кандидатская на местном диалекте) пишется влюбленным в нее престарелым руководителем. Далее, когда начинается взрослая жизнь, то старик выпускает кошку на свободу.Из-за припадка новой страсти к следующей соавторше. Иногда старик-воспитатель помирает у кошки в лапах. У дохлой кошки Ирины, доставшейся шефу в довесок к лаборатории, имелось редкое сочетание первого и второго – ее бросил руководитель в руки ее мужу, его же аспиранту. Но именно она руководила похоронами автора ее диссертации, на тему, которую даже не смогла запомнить.
На шестой год существования, в шефовской лавке было уже человек десять. Ирина, три соискателя, еще три аспиранта и пяток полставочников. Последние - это особая категория живых существ, которые получают зарплату и ничего не делают. Работа шла ни шатко, ни валко, денег было много, но выдавались маленькими порциями. Так что особых стимулов для ускоренного перевыполнения планов не наблюдалось. Двое из троих аспирантов были приезжие. Они строили себе жилье своими руками – МЖК, если кто помнит, что это за слово, - и редко появлялись в лаборатории. А два Саши и Володя, как их называл шеф, были на его московский взгляд больше увлечены студетками факультета. Ну и конечно домино с чаем в любое время дня и ночи. Заметно больше, чем животрепещущими проблемами фундаментальной науки.
В самом начале сентября, когда студентов уже отправили в колхоз, а сотрудники уже вернулись с обязательных полевых работ, шеф решил устроить разбор полетов и, наконец, вернуть лабораторию в рабочее состояние. За день до этого он заперся у себя в кабинете и старательно выписывал все, что хотел бы сказать, и потом вычеркивал это же, зная, что никогда не скажет. Ирина отпадает сразу, хоть и бывает на факультете по два дня в месяц за зарплатой. Аспирантов, которых ему навязал завкаф, тоже делать ничего не заставишь. Соискатели могут обидеться и удрать.
Придя домой он включил телевизор. По всем каналам шла уже знакомая чушь: колдуны, предсказатели, экстрасенсы и прочие шизофреники. Он долго клацал пультом нового телика и с трудом нашел на коммерческом канале какой-то иностранный фильм с гундосым переводом. Через минут пятнадцать он понял, что это кино про инопланетян, и от отчаяния швырнул пультом в экран. От удара из пульта вылетели батарейки, но канал не переключился. Шеф встал и ткнул пальцем в красную кнопку дурацкого ящика. Девчонки, испугавшись, спрятались в соседней комнате, и шеф долго слушал как они там шептались и шуршали. Жена вернулась от своих вечерников вообще за полночь.
Утром, когда он проснулся, в квартире никого уже не было. Он подобрал с пола батарейки, вставил их в разбитый прибор и посмотрел утренние новости, где главной темой была та, что в соседнем городе какой-то инвалид выбросился из окна. Шеф мысленно проклял себя за починку ненужной вещи, и вырвал из стены вилку вместе с розеткой.
Троллейбус долго не приходил, и шеф опоздал на целых двадцать минут впервые в своей жизни. По загадочным причинам собрались все, включая и полустроителей-полуаспирантов. За время троллейбусного передвижения настроение слегка поднялось и шеф, скорее из веселья, чем от злости, неловко пошутил в адрес доминистов:
– По ряду анатомических и физиологических причин, вам, два Саши и Володя, - обратился он к ленивым придуркам, - если вы не бросите ваши дневные развлечения, то вам не удастся стать кандидатами наук. Я мею в виду тем способом, каким получили это звание часть наших с вами коллег.
– Что вы имеете в виду? – взвилась под потолок Ирина, хотя шеф обращался не к ней.
– То, что им нужно больше работать, больше ничего! – шеф не понял свою ошибку, но быстро пошел на попятную.
– А причем здесь анатомия и физиология? На что вы намекаете?
– А вы что имеете в виду?
– Я женщина, и не позволю таких высказываний в моем присутствии!
– А что я такого сказал?
– С вами будет говорить мой муж, - заорала Ирина и вылетела в коридор.
Шеф и вправду не понял глубины и тяжести собственной шутки. Заседание как-то сразу оборвалось. Все разошлись по норам и рабочим столям. А шеф же, не зная куда себя деть, стал вслух занудно распространялся о вреде развлечений. Соискатели вяло отругивались, но потом шеф сел напротив одного из них за шахматную доску, – фигуры призывно стояли, - и разгромил всухую в пяти партиях, поставив маты в каждой. Затем встал и вышел, не сказав ни слова. Через пару секунд раздался страшный крик.
Женский голос скричал:
– Вот он, подонок, который постоянно меня оскорбляет! Я его засужу! А мой муж его убъет!
Скорее из интереса, чем в целях оказания помощи, Володя и два Саши оказались рядом с происходящим: Ирина душила шефа его собственным галстуком, а ее муж, взявшийся черт знает откуда, размахивал кулаками, пытаять ударить шефа, но при этом не навернуть своей супруге. Шеф смешно подскакивал на месте и пытался вырваться из петли.
Старший из Александров легонько оттолкнул мужа, а младший перехватил галстук и боком оттолкнул Ирину. Та демонстративно и не ударившись свалилась на бетонный пол и задрыгала ногами, продолжая орать уже в адрес младшего Александра, что тот ее практически избил в присутствии стольких свидетелей.
Лысый Володя, который наблюдал за происходящим укрывшись за колонной, очень спокойно попросил Ирину составить протокол, начиная с того момента, как она схватила руководителя за галстук, – полоса на шее шефа сияла всеми оттенками красного цвета, - и потом перешла к падению по собственному желанию. Свидетелей иной точки зрения здесь не будет, заверил он ее низким голосом, поскольку ее муж таковым являться не может.
В этот момент упомянутый муж понесся на говорившего, но старший Саша вовремя сделал подножку, так что бежавший плюхнулся прямо в руки своей благоверной. Во избежание продолжения, шеф, Володя и Александры укрылись в лаборатории. Оскорбленные супруги долго барабанили в бронированную дверь, но никто им не открыл.
Когда все стихло, шеф пошел к заведующему кафедрой. Тот сидел уставившись в окно, задумавшись о решении великих проблем бытия в целом и неорганической химии, в частности. Когда шеф постучал, а затем вошел без спросу, завкаф притворно зевнул и сразу спросил почему шеф подрался со своей подчиненной. Шеф опешил от такой интерпретации и попытался рассказать о том, что случилось. До этого весь разговор шел на национальном языке, но когда шеф перешел к событиям последнего часа, то заведующий переспросил его по-русски:
– Я так и не понял, зачем вы ударили женщину? Что за манеры у вас? А еще выпускник МГУ...
– Я к ней не прикасался, - начал оправдываться шеф, - Я вышел из лаборатории и ее муж схватил меня за руки, а она за галстук. И еще попыталась задушить, и, наверное, задушила, если бы не два Саши и Володя...
– А этих-то вы зачем поззвали? – допрос продолжился. - Что нельзя было своих?
– Кого своих? - Не понял шеф в первую секунду. - Ах да, аспирантов! Но они не прибежали мне на помощь!
– А вы не догадываетесь, почему?
– Не знаю...
– Так вот подумайте. Что же до Ирины, я советую вам пойти и извиниться.
– За что?!
– За все. Что вы ей сказали, за то. Что вы не даете ей работать, а также своим аспирантам. Они же должны быть ближе вам, чем эти, ну вы знаете, о ком я...
Шеф вспотел от неожиданности. Одновременно у него пересохли губы. Как профессиональный игрок он сразу просчитал, куда клонит его великий соавтор учебников: обвинение в нелояльности по национальному признаку хоть и не преступление, но может стать черной меткой для дальнейшей карьеры.
– Нет-нет, запротестовал он. Я всем помогаю. Просто аспиранты строят себе жилье...
– Вы же понимаете, что они это делают не от хорошей жизни. Значит помогите аспирантам в первую очередь. Соискатели подождут. А сейчас, пойдите и разберитесь с Ириной...
– Но она и ее муж хотели меня избить.
– Есть разные точки зрения на это происшествие, - резонно заметил завкаф, - идите, я вам сказал. Я не буду вмешиваться в ваши личные отношения с сотрудниками.
Шеф вышел из кабинета и оперся лбом на холодную колонну в холле. Так он простоял целый час. Лысый Володя подошел к нему и позвал на обед в соседнюю столовую. Оба Саши обычно не ели в дневное время, экономя деньги на вечерний портвейн.
За обедом удалось развеяться, и он даже засмеялся раз, когда Володя серьезным тоном заговорил о возможностях экстрасенсов.
– Володя, неужели вы, человек с высшим образованием, практически кандидат естественных наук, верите в эту чушь?
– А что, - Володя даже как-то обиделся, - я сам видел как они могут...
Лысый Володя, по другому, Вовка - лысая головка, до приходв в лабораторию, работал на биофаке у какого-то местного шарлатана, который лечил всех лазером и разыскивал биополе. Нашел ли шарлатан биополе, науке неизвестно. Но что-то такое сдвинул в вовкиной голове и заставил уверовать в возможность чудес там, где была липа: видимость иллюзии оматериализованная в виде зарплаты. Липа вообще хорошо приживалась в нашем городе. В академии наук в шестидесятые был сектор астроботаники освоивший миллионы рублей на научную фантастику. Уже в наше время на физфаке был еще один похожий деятель, который как-то во всеуслышанне заявил, что он изобрел трехполюсный магнит.
Шеф перешел ближе к делу.
– Ладно. Лучше посоветуйте, что мне делать с Ириной.
– Да ничего не надо делать, - начал свой ответ Володя, но шеф его перебил.
– Но ведь она и ее муж пытались нанести мне увечья. Вы же сами видели как он хотел меня ударить.
– Если бы хотел, то ударил бы, можете не сомневаться. Он же бывший боксер. Всех нас там положил...
– Вы уверены? А почему же он этого не сделал?
– Он же не совсем дурак - делать это в присутствии такого числа народу.
Шеф сразу сник. Он преставил себя избитым в котлету и истекающим кровью на ступеньках подъезда. И еще как соседи брезгливо переступают через его тело, боясь испачкаться. Еще почему-то вспомнил инвалида из утренней передачи.
– Володя, - шеф решил сменить тему, - как вам кажется, не мало ли я времени уделяю аспирантам? Как вы думаете, почему вот вы прибежали меня защитить, а они нет?
– Ну вы и спросите у них. Я-то откуда знаю...
– Да-да. Я так и сделаю.
Они вышли из столовой. Уже рядом с факультетом, шеф увидел свою аспирантку и направился прямо к ней, забыв попрощаться с Володей.
– Зульфия, - обратился он к ней высоким голосом, горло сжало от какой-то странной боли. Ну как там ваша стройка. Скоро ли вернетесь в лабораторию? Надо бы нам доделать экспериментальную часть.
Барышня взглянула на шефа с нескрываемой ненавистью. Шеф сразу понял, что сказал что-то не то, вот уже во второй раз за день.
– Я имел в виду, - продолжил он, что лучше бы нам закончить с научной работой поскорее.
– А жить мне где потом? У меня впервые появился шанс получить нормальную квартиру, а вы тут... – голос Зульфии дрожал от злости.
– Но ведь срок аспирантуры закончится – и что тогда?
– Да ничего. Напишем все. Не волнуйтесь за меня. Лучше о себе позаботьтесь. Вон Ирина на вас заявление уже написала.
– За что?
– За то, что вы ее оскорбляете в присутствии сотрудников. Она и меня попросила подписать.
– И вы подписали? - ляпнул шеф прямо в лицо.
– Нет, но подпишу, если вы еще раз будете лезть со своей диссертацией, пока я не получу квартиру, - голос аспирантки зазвенел.
– Но ведь это ВАША диссертация, - шеф подумал, что он сходит с ума.
– Мне МОЙ дом важнее, - Зульфия повернулась и пошла в направлении остановки троллейбуса.
Шеф замер от наглости, но вспомнил о родственных связях аспирантки и сразу успокоился. За нее и ее диссер. Он пару минут потоптался у входа на факультет, а затем пошел в подвал в лабораторию. Уже у самой двери он увидел спину мужа Ирины и услышал как тот разговаривает с кем-то. Шеф подошел поближе и услышал голос старшего Саши адресованный собеседнику:
– Ты, пошел на хер отсюда. Я не знаю и знать не хочу, что вы там не поделили, но, если ты хоть раз приблизишься к моей лаборатории, то я трахну тебя эти ключом по балде.
Иринин муж пробурчал что-то в ответ. На что Саша встал и взял в руку чудовищных размеров отвертку и пошел на говорившего. Тот отпрыгнул в сторону и, гроко матерясь, побежал вдоль темного подвала.
Шеф решил подумал, что ему достаточно приключений на сегодня и собрался домой. Уже у выхода с факультета он встретил младшего Сашу. Тот держал в руках видеокассету.
– А что это у вас в руках? - спросил он.
– Да вот кино про космос. Называется ET, то есть пришелец, по-английски. Сегодня пойду смотреть.
– А может лучше статью допишите?
– Чего? – не понял ленивец.
– Саша, - шеф наклонился вниз и полушепотом спросил, - а вы случайно, не инопланетянин?
Молодой человек очень серьезно глянул шефу в глаза и сказал:
– Нет, но я бы никогда не признался вам, даже если бы был одним из них.
Шеф замер от неприятной боли пониже живота и, резко повернувшись, деревянным шагом пошел домой. Жены дома не оказалось. Дочери, не говоря ни слова, выскользнули из квартиры минут через пять после его прихода. В холодильнике было пусто.
Шеф подошел к окну. Квартира была на четвертом этаже. Он медленно открыл фрамугу, вдохнул пыть осеннего города, которую легкий ветерок нес прямо на него, и шагнул в открытую раму. Он промучился еще четыре дня.
2008