Золотая арфа бросала ноты,
Тротуары впитывали слезы погоды
Ниггатив

…совсем уже пошла по рукам. Таскали все подряд. За последний месяц вызванивал ее раза два спьяну – на пососать. Лицо бледное, кожа на щеках шелушится как у диатезного ребенка. Глаза стали какие-то тусклые, волосы обрезала, голова на цыплячьей шее болтается как одуванчик на ветру, того и гляди – пух полетит.
А ведь какая была в сентябре, после зачисления! Эльфиечка. Фигурка как из слоновой кости выточена. Острые груди топик рвут, талию ладонями обхватить можно и еще место останется, ноги как у царицы газелей, загара ровно впору – в тон шикарным, светлого золота, волосам. Во всем облике порыв, устремленность к небу как у стилизованной под готику башенки, легкая вздернутость рельефных полужопий, задорная, но не смешная курносость.
…Мда… запах еще – просто так из пизды не завоняет, раком уже невозможно. Да и вообще… какой смысл ебать пусть все еще остаточно красивое, но уже залитое до краев чужой спермой безмозглое туловище, а потом думать не прокипятить ли постель, не перемыть ли еще раз стаканы? Зачем мирамистин флаконами изводить? Денег к тому же стала просить. Реплики странные, типа: «Ужас, а ведь ты на год старше моей мамы! Прикинь, что будет, если про нас все-таки узнают?!».
Нахуй. Настопиздело. Пусть сама выползает…

«Парня откачали, а у нее уже сердце встало, когда скорая приехала…»
…кроме облегчения вообще не было эмоций. Одной проблемой меньше. Пацан с ней еще попал, оладух блядь, последний ухажер, провожал до общаги и целовался у всех на виду, под ржач.

Выходя из подъезда, опрометчиво захлопнул дверь и оказался в темноте. Чертыхаясь и щелкая зажигалкой, набрал на кодовом замке: 38. Интересно, кто так кодирнул – любитель советских мультфильмов или мент? Сплюнул в сырую весеннюю мерзость и присел на корточки под бетонный козырек.
Закурил и стал ждать друзей. С традиционными пьяными сборами минут двадцать у него было. Глубоко затянулся, удаляясь от тёрок про запрещенные песни Шевчука, методы воспитания жён, предстоящие траблы мясных на выезде в Грозный и бессмертной, по-разному интонированной фразы «ты меня уважаешь». Сквозняк тасовал капли моросящего дождя, подъездная лампочка оставляла полоску света на мокром асфальте.

Чудеса… в освещенный квадрат медленно вползала пара дождевых червей. Они двигались бок о бок, тот, что побольше чуть впереди. Гладкие, розовые. И здесь весна… Снег только растаял, а они уже тут как тут. Парочка безошибочно выбрала направление – на свет лампочки. Засмеялся: «Ебанутые, растопчут вас!». Они продолжали невозмутимо и деловито перемещаться…
В этот промозглый вечер ползущие по грязному асфальту существа почему-то казались веселящимися на зеленой лужайке мохнатыми щенками. Даже умилился: «Вот ведь напиздякался», – выбросил окурок и направился разгонять прособиравшихся.
Через полчаса всем скопом таки выкатились по лестнице на улицу. Для одних решающим аргументом стал поход в магазин, для других – возможность развеяться. Отошли метров на сто. Вспомнил. «Сейчас, догоню…» Вернулся к подъезду, быстро щелкнул замком, открыл тяжелую металлическую дверь, подсвечивая – они лежали возле порога. Более крупная особь была смачно раздавлена – так разодрать червя можно, если тереть подошвой об асфальт. Мелкая лежала рядом, свернувшись клубочком. Собрал их в ладонь и аккуратно, почти касаясь земли, выложил на залитую дождем клумбу. Отряхнул руки, поднял голову и что-то прошептал в муторно-темное мартовское небо.