Во времена развитого социализма считалось самым последним делом жениться на "недевочке". Понятное дело, речи о "мальчиках" не было вобще. Советский народ с энтузазизмом жующий колбасу по 2.20, одновремено находился в счастливом неведении о существовании пидарасов, т.е. мужиков, вообразивших себе, что сексуальные закидоны древнеримских патрициев весьма уместны на завершающей стадии строительства коммунизма. Короче, однополые браки имели место лишь в логических умопостроениях злого волшебника Бжезинского.
А вот целки прекрасной половины советского народа водились на просторах нашей Родины повсеместно, включая областные центры и обе столицы, а посему, невеста не сумевшая уберечь свою девственность для ряженого в дорогостоящий тогда "Super Rifle" суженого, оценивалась третьим сортом и женились на этих блядях только общепризнанные соплежуи и примкнувшие к ним хорошисты, предварительно затюканные в подворотнях дворовой шпаной. И лишь иногда, очень-очень редко, в исключительных случаях, на пахнущих чужими выделениями телках женились нормальные такие пацаны - делали они это нехотя, мужественно перекатывая желваки на скулах, по жестокому принуждению, по залету, например, или при виде накарябанного впопыхах заявления о мнимом "групповом изнасиловании" от имени некоей едва протрезвевшей, зареваной одноклассницы, которую за руку приволокла в райотдел милиции полыхающая праведным гневом мамаша. Дорого обходились тогда дружеские поебушки.
Молодые люди, которым на пороге самостоятельной жизни доставалось этакое счастье, были почти поголовно воспитаны на идеалах Русской классической литературы и отчасти, на невнятных отголосках домостроя, а поэтому тщательно скрывали от собственных матерей и гогочущих собутыльников некоторые нюансы дефлорации своих лапочек жен и лишь в крайнем случае, обычно при обязательном в их алкогольном будущем разводе, с пьяной досады признавались своим грустным по жизни папам, мол: "Был у моей дуры, до меня, один мудаг - кривоногий и тупой шо твой пездец...". Тех же, кто не имел сил облегчить душу и вовремя расколоться в добрачных связях своей, уже начинающей заметно кабанеть "девочки", ожидала ужасная участь зачуханых подкаблучников.
Впрочем волевая покорность нашего народа судьбе общеизвестна: "Кто у баб не первый, тот у них - второй". Дело это с точки зрения родителей некоторых развеселых девах - житейское, однако редко какому вьюноше со взором горящим самостоятельно приходила в голову идиотская мысль взять в супруги симпатичную девченку из соседнего подъезда, которая по доброте душевной или из чисто человеческого любопытства неоднократно позволяла ебать себя без гандона более ловким сотоварищам своего "официального" хахаля. Это было реально западло, стыдно до потери сознания и по этому поневоле приходилось жениться на "целках" из чужого района или еще спокойней - из другого города. Все таки связать свою судьбу с чувихой, половая спецификация которой неизвестна вашим корешам было гораздо легче - не так сильно душила нестерпимая обида за самоуправные действия собственного хуя, а главное - за его слабовольную приверженность к податливой и слюнявой пизденке, которую уже успели обспускать все кому не лень.
При женитьбе на провинциалке существенно снижалась возможность того, что вашу супружницу опознают как всем известную безотказную давалку, а это в свою очередь давало мужу эфемерную надежду жить в ладу с собственными комплексами и наблюдать окружающий соцреализм не только через граненый стакан с "Агдамом". Тут приходилось действовать с умом, крайне осторожно и предусмотрительно, дабы оставшиеся после бракосочетания двадцать лет жизни не дрожать своим тонким, интеллигентским нутром при встрече с бывшими ёбарями вашей дражайшей половины, которые некогда, по хозяйски мяли её упругие груди. Ох, уж эти чудесные моменты безвозвратно ушедшей молодости!
Жизнь диктует однолюбам свои суровые законы и поэтому даже после окончания выплаты алиментов, вы еще не раз процедите сквозь гордо сцепленные зубы в монументальную спину матери ваших детей: "У-уу, ссука йобаная!" забывая о том, когда-то, в комсомольском прошлом, вы плакали от счастья, прижимаясь щекою к роскошной заднице этой лукавой, расчетливой, но бесконечно родной и навеки любимой женщины.