Интересующихся предшествующими событиями традиционно прошу заглянуть в мою папку.

… через два дня нам  удалось пристроить профессора в проходящий эшелон французского Красного Креста .
И сейчас нет-нет да встанет у меня перед глазами его счастливое лицо, с улыбающимися глазами человека, чудом уцелевшим в этой мясорубке.
  Вскоре же со мной произошло событие, коренным образом изменившие мои взгляды на жизнь.

  Ваше благородие! – красные атаковали наш арьергард, уже начали грабить обоз – доклад дежурного вывел меня из воспоминаний о красоте летнего Петрограда..
  - дюжину казаков в седло и со мной! Сейчас мы отгоним эту сволочь!
- Возьмите меня на дело! – попросился фон Штейн. По артиллерийской части всяко до стационарных позиций вряд ли что понадобиться. А в нашем корпусе я слыл неплохим стрелком.
- едемте, поручик, только – мигом!
При нашем приближении кучка отщепенцев грабившая обоз, пустилась в бегство.
У страха, как известно, глаза велики – напавшие не были регулярными частями, скорее это была одна из тех многочисленных стаек падальщиков, орудующих на территориях уже оставленных нами, но еще не занятых красными.
  Признаюсь, меня удивило их решение напасть на наш арьергард – неужели в силы нашей пусть и потрепанной армии никто уже не верил?
- за мной братцы! Подвесим эту сволочь сушиться на солнце ! – наш маленький отряд продолжил преследовать шайку, не готовую по всей видимости к такому обороту дела.
Вот покатился с коня один из голодранцев – фон Штейн, и в правду не зря именовал себя неплохим стрелком… дорога стала забирать в крутой склон, и мы стали несколько отставать, ибо наши кони уступали в прыти разбойничьим.
-Ничего , Ваше благородие, с гребня возьмем их в пики – подбодрил меня незнакомый подъесаул. Если бы не его нашивки – мог бы сам быть еще тем разбойником, подумалось мне, физия то еще та..
  Внезапно первые из нас, взобравшиеся на гребень, резко остановились, вздыбив коней и подняв тучу пыли.
Чуть не врезавшись в круп кобылы фон Штейна, в изумлении застыл и я.
Вероятно подобное чувство испытал какой-нибудь старый варяг на службе Новгородского княжества, когда увидел подле Игнач-креста передовой отряд Субудая…
Я предполагал, что красные значительно превосходят нас в численности, но настолько!
Их армия, растянувшаяся, сколько было видно, напоминала немыслимые полчища ордынцев.
Как тысячу лет назад они пришли разрушить спокойный уклад русской жизни, так и нынешняя, Красная орда пришла чтобы предать пламени все что дорого мне…
  Однако же в тот же миг мы превратились из атакующих в преследуемых – не менее полусотни конных бросилось нам навстречу, откуда то сбоку раздалась пулеметная очередь, отрезающая нам путь назад…
  Кавалерийская сшибка длиться от силы три-пять минут, после этого наступает перелом, и сражение переходит в резню.
Я успел из винтовки подстрелить не менее двух нападавших, когда волна атакующих приблизилась вплотную.
Не считая себя отменным рубакой, тем не менее я сумел первым же ударом, прямо как на занятиях по рубке чучел, снести полбашки первому из атакующих, когда разрыв ручной гранаты где-то рядом выбросил меня из седла.
- как глупо кидать гранаты, обязательно зацепишь своих, с этой мыслью я опустился во мрак…

…………………………
…………………………
…………………………
…………………………
…………………………
…………………………
…………………………
………………
- ну что, очнулся, благородие? – это вопрос вкупе с ковшом холодной воды, вылитой мне на голову, привел меня в чувство.
Я сидел, примотанный веревкой к спинке высокого венского стула.
Судя по скромной чистоте и убранству, раньше эта комната принадлежала сельскому учителю или, скорее всего, врачу.
Однако же сейчас в комнате густо пахло махоркой, ружейной смазкой, луком и давно не мытым мужским телом.
Круглый чайный стол был накрыт картой, в таком же стуле напротив, как и тот, к которому был привязан я, уютно расположился крепкий мужчина средних лет в черном морском бушлате, с кругло-усатой, совсем не зверской физиономией, не без любопытства смотрящий на меня.
- ну что, очнулся, благородие? – повторил свой вопрос котообразный незнакомец. – мне уж доложили, всех вас положили, ан нет, бережет вас ваш дворянский Бог – только ты  да поручик живых и осталось, остальных всех порубали.. но ты не переживай, это не надолго..
Так значит фон Штейн жив, интересно как он. Сам я , судя по ощущениям, кроме легкой контузии, цел. Жаль конечно, что жизнь заканчивается, ну что  ж, я , как офицер, давал присягу, а Стрельцовы дважды не присягают, как ответил мой прадедушка самозваному пугачевскому генералу Хлопуше, в ответ на предложение о сдаче, за что и  принял от башкиров лютую смерть. Обидно только, что не удастся в ставку, Кутепову, сообщить, какие силы идут за ним.
Что загрустил, не боись , вашбродие, - отвлек меня мой пленитель. Грищенко мое фамилие. Не хочешь говорить – и не надо. Никто пытать тут тебя не будет, слышал , какие вы слухи про нас распускаете.. сейчас вот допишу в штаб, и выведут тебя с поручиком в расход и все, никаких тебе мучительств. Просто ты враг мне, капитан, ты и тебе подобные. Зла я на тебя лично никакого не держу. Я когда еще в Кронштадте, на «трех святителях» стоял, то понял сущность вашу. И не о чем мне с тобой говорить – у тебя своя правда у меня своя. Так что не грусти капитан, сегодня моя над твоей взяла, а значит пора тебе с поручиком на тот свет.
  Вполне  логично, Подумалось мне ведь случись так что сей молодец попал бы ко мне, висеть бы ему на первом же суку.
 
Внезапно дверь без стука распахнулась, и в комнату резкими шагами вошел стройный азиат, в черной форме,  чистой и ладно сидящей на нем. Приложив руку в фуражке отработанным движением , он резко подал пакет Грищенке, и сделав нале-во застыл подле стола. Вообще весь вид его, особенно в сравнении с неопрятностью комнаты и и расхристанным Грищенко был каким-то парадно-игрушечным. Немного удивляла фуражка – такой высокой тульи не было не в одном из наших полков, да и насколько мне известно, среди частей союзников подобных фасонов то же не было. Интересно, кто же это у большевиков позволяет себе шить форму для своих нукеров. Так же несколько необычно смотрелась большевистская звезда на фуражке – она была во-первых не красная, а черная, лишь окаймленная алым, а во-вторых была перевернута верхушкой вниз.
  Помогая себе губами , было видно, что чтение дается Грищенке не без труда, он заметно помрачнел.
- ну что ж, ваше благородие, несколько грустно произнес он, бывает что все в жизни меняется. Обещал я тебе легкую смерть, ан судьба по другому распорядилась. Забирает тебя товарищ Эйдель. Ты уж не серчай.
- как доставить вам офицеров? – резко спросил он азиата.
- не извольте беспокоиться, на абсолютно правильном русском ответил тот. Вы покидаете деревню сегодня после обеда, просто оставьте пленников здесь, в комнатах. Товарищ Эйдель будет здесь вечером.
- но я не собирался выступать сегодня, а хотел завтра. Люди устали и вообще, я в состоянии сам передать товарищу Эйделю пленных.
- вы выступаете из деревни сегодня. Это приказ товарища Эйделя, нисколько не повысив голоса , ответил азиат, показывая своим видом, что считает разговор оконченным, - и распорядитесь привести второго офицера.
Едва взглянув на фон Штейна, я понял , что ему досталось куда более, чем мне – темная шишка показывала, что у него сломана челюсть, левая рука безжизненно висела вдоль туловища.
- итак, капитан – обратился азиат ко мне – я вынужден отбыть навстречу товарищу Эйделю, и, поскольку ваш приятель не готов к поездке, намерен оствить вас здесь, в деревне. Мне нехотелось бы обременять вас путами, посему потрудитесь дать слово офицера, что не покините дом до наступления темноты.
- а если вы не приедете?
- после заката, милости прошу на все четыре стороны, с легким смешком заметил мой собеседник, впервые продемонстрировав наличие у него эмоций. Итак?
- слово офицера, что не покину этот дом до наступления сумерек.
- ну, вот и отлично. Грищенко, после пяти часов вечера никого из ваших людей в деревне остаться не должно. И покормите пленных, дайте им привести себя в порядок. Все ясно?  Вопросы есть?
- куда уж яснее – без энтузиазма ответил Грищенко.
- не смею задерживать. Азиат сделал поворот налево, чуть зацепив полами длинной кавалерийской шинели, отменное качество которой поразило меня даже в этот момент – роскошное черное сукно и ярко- алый шелковый подклад, стол с картой, ни на кого не глядя, вышел вон.
Да уж, ваши благородия, вот ведь как в жизни бывает, вздохнул Грищенко. Ей-Богу, лучще бы вам в расход..
- это оччегошь так? – роскрипел фон Штейн.
- да так сразу и не объяснишь – ответил ему Грищенко, сам я товарища Эйделя никогда не видел, врать не буду, да только дурное про него говорят.
- что именно, позвольте поинтересоваться? – вступил в разговор я.
Разное говорят. Один мой знакомый еще с Балтийской флотилии, рассказывал, что откуда он точно взялся никто толком не знает. А власть его велика – егоный мандат прав ему дает больше чем командующему армией. Во как. А тот знакомый мне рассказывал, что никто его толком не видел, не любит он свое лицо другим показывать. Да и отряд его – все до одного азиятцы – толь монголы, толь китайцы – не знаю, но ни одной русской души. Так вот отряд его в боях с нами никогда не участвовал, но ездят они по распоряжению товарища Эйделя, и , если кого забирают, больше никто того человека никогда не увидит. А что они с ними делают – никому не известно. С год назад товарищ Сойцас – из черезвычайки, решил проследить за ними. А у Эйделя есть правило – там где он и его отряд останавливаеться – ни одной живой души быть не должно. Так Сойцас – он из латышских стрелков был, остался поглядеть что к чему, в колокольне старой спрятался.
Там его и нашли на следующий день, когда товарищ Эйдель ушел из деревни куда-то. Седой весь, трясся, так ни слова и не сказал. Заперли его в бане, думали доктору показать, так он в бане-то и удавился. Думали разбираться будут – как никак из ЧК сотрудник, однако пришла из Петрограда бумага, что бы Эйделя тревожить не смели. Вот так, офицерики, не знаю что и ждет вас вечером.
  С этими словами Грищенко вышел из комнаты, и больше я никогда не видел его. Вскоре пришел крестьянского вида красноармеец, нас отвели во двор умыться. Краем глаза я отметил для себя что сама деревня, покинуьая жителями, не подверглась разграблению.
Затем нас , вернее меня, так как фон штейн не мог жевать, накормили кашей и налили какое-то подобие чаю. После чего я помог фон Штейну подняться в комнату на второй этаж, где мы и расположились.
Тем временем со смешками и матерком,  отряд Грищенко собрался к выступлению и вскоре покинул деревню.
Пройдясь по дому , я убедился в том, что мы с поручиком остались одни.
- Штрельсоф, пойди сюда – прошамкал фон Штейн. Уходи Штельсоф, мне фсе равно уше а ты ешше смошешь до штаба добраться.
- куда ж я пойду, братец, я же слово офицера дал.
- кому? Этим голдраншам? Беги Штрельсоф…беги..
- ты же сам знаешь. Тем мы с тобой и отличаемся, что слово офицера – это для нас слово. И не важно, кому оно дадено. Одно твердо обещаю – как стемнеет, если эти черные джигиты со своим Эйделем не прискачут, будем выбираться отсюда.
  Однако судьба не предоставила нам такого шанса. С первым закатным сиянием деревня наполнилась шумом , лошадиным ржанием и окриками на нпонятном мне языке.
Вскоре в комнату поднялся уже знакомый мне азиат.
- рад видеть, что вы оказались верны слову – заметил он. Да , белая кость есть белая кость, прав товарищ Эйдель, чуть тише заметил он, не к кому не обращаясь.
Вскоре за вами придут. Поскольку здесь быстро темнеет и ваше обещание сдержано, снаружи комнату сторожат. Прошу вас, не пытайтесь бежать.
Спустя , пожалуй, три четверти часа, дверь распахнулась и в комнату вошли четверо неизвестных нам солдат в уже виденной черной форме.
Не особо церемонясь , двое подхватили под руки уже начинающего терять сознание фон Штейна и поволокли его вниз, оставшиеся жестом предложили проделать мне такой же путь самому.
Мирная деревня представляла собой ужасное зрелище – то , что показалось мне заревом заката, на самамом деле было отблеском пожара – все дома, кроме нашего и еще пожалуй двух-трех на маленькой деревенской площади пылали, освещая все багрово красным. На самой площади были сколочены два Х- образных креста, называемых так же Андреевскими. Возле них, спешившись стояли десятка три азиатов в черной форме, держа под узцы как на подбор вороных коней.
Нас с фон Штейном привязали к крестам, причем конструкция их была сколочена таким оьразом, что они в месте пересечения крепились к основному бревну и могли вращаться на манер ветряных мельниц.
Интересно, зачем все эти приспособления?, подумалось мне. В том что нас казнят, сомнения с момента как мы попали в плен у меня не было ни на минуту, единственно в глубине души я все же надеялся на легкую и благородную смерть от пули.
Из размышлений меня вывели довольно противные звуки – четверо из отряда извлекли необычного вида трубы и извлекали из них протяжные, несколько гнусавые и режущие мое ухо звуки.  Остальные члены отряда нарапев выкрикивали толи молитвы, то ли заклинания на неизвестном мне языке.
Внезапно все стихло. Причем именно все – кроме треска горящих домов я не слышал не криков ночных птиц, не лая не воя – словом ни одного звука живого существа, как если бы сама жизнь затаилась от этих ужасных выкриков.
Внезапно где то вдалеке раздалось ржание и топот копыт.
- это Эйдель, великий Эйдель, - торжественно произнес один из азиатов, по-моему наш дневной знакомец.
Весь отряд синхронно, с чувством достоинства опустился на колени. Я да же успел удивиться этому отнюдь не большевистскому подходу.
Вскоре на фоне пожара показался всадник в каком-то шлеме, подобному рыцарскому, с забралом, закрывающим верх лица, в черной кожи кавалерийской шинели, перетянутой роскошной портупеей, отделанной серебром, на громадном белоснежном коне и лишенный какого-либо оружия.
Приблизивщись, он с легкостью спешился.
Вблизи он был настоящим гигантом. Не менее двух метров ростом он отличался воистину античной статью, напоминающей мощь титанов или совершенную фигуру г-га Сандова, на лекциях которого мне доводилось бывать в Петрограде.
Еще одна наша ночь с нами, мои слуги – обратился он к своему воинству.
Эта война в избытке даст нам то, что дает вашему господину силу а вам жизнь..

- да, голубая кровь – только она дает мне не только жизнь но и мою силу. Торжественно произнес Эйдель. Радуйтесь, господа офицеры, вы отдадите свою кровь тому, кто не меньше вас ненавидет это быдло, считающее что оно правит. Как же они заблуждаются – они, корм нас, тех, кто смотрит в их окна…
С этими словами он поднял забрало. Его черты лица правильностью своей поражали меня да же в такой момент, но не было в них ничего человеческого – это впечатление складывалось из-за глаз – глаз давно уже мертвого человека. Нет, они двигались и моргали, но жизни в них было не более, чем в глазах дорогой фарфоровой куклы, за которую в магазине Фогеля, что на Литейном, я , еще молодой офицер, в 1912 году заплатил двадцать рублей, для поднесения на именины моей замечательной племянницы.
Наш господин будет пить – торжественно прозвучал голос кого то из присутствующих.
Все они начали петь какой-то монотонный гимн на непонятном мне языке, порой напоминающем латынь..
Происходящее своей абсурдностью напоминало мне какие-то черные мессы из произведения «Молот ведьм», которое я осилил еще в корпусе… я оглянулся на фон Штейна – ему в чем то было легче – от своих ран он впал в забытье, держась на ногах лишь с помощью охранников.
Внезапно сильные руки подхватили меня, и я оказался на кресте, прихваченный за голени и предплечья умело закрепленными ремнями, краем глаза слева от себя я увидел фон Штейна в той же позиции.
Эйдель не торопясь прошел вдоль нас. Посмотрев мне в глаза, он повернулся в пол оборота и подошел к несчастному поручику.
Резким движением он перевернул крест так, что фон Штейн оказался вниз головою, затем улыбнувшись не людским оскалом он уверенным ударом ножа, поданного одним из азиатов, распорол горло поручика и прильнул к фонтану крови, хлынувшей из вен.
Пение азиатов в этот момент переросло в какой-то крик.
Оторвавшись от несчастного , Эйдель повернулся ко мне и я лишний раз поразился его безжизненному взору и перепачканному свежей кровью его лицу.
Краем глаза я успел заметить, как в его левую руку кто-то из охраны услужливо вкладывает какой-то замысловато искривленный нож .
Вот и все, как-то глупо получается – отметил я неожиданно спокойно для себя, закрыв глаза.
- Стоп! – неожиданно раздался веселый, неизвестно откуда знакомый мне  голос, и прекратите эти плачи, голова раскалывается.
Я открыл глаза, и повернув голову в сторону голоса, увидел смутно знакомый силуэт в светлой английской полевой форме.
Эйдель, хватит уже этих опереточных штучек. Этот человек нужен мне.
- я подчиняюсь тебе, о  играющий в ИГРУ, неожиданно как-то жалко прозвучал голос Эйделя.
Он кивнул своей перепачканной кровью идеально красивой головой, и меня тут же отвязали и поставили на ноги.
Спасибо, Эйдель, а теперь оставь нас со своей шайкой, видеть тебя не желаю, да и вообще, дай нам с капитаном побыть вдвоем.
- Да, господин, произнеся эти слова, Эйдель что то отрывисто выкрикнул на гортанном наречии, и вскочив в седло, растворился в ночи со своим отрядом.
Благодарю Вас, по всей видимости , в противном случае , я полагаю, моя судьба была бы подобна судьбе несчастного фон Штейна. Не Вас ли я имел честь видеть в Бессарабии?
- Вы наблюдательны, господин Стрельцов. Как я тогда  и предполагал, нам суждено было встретиться.
- как же изволите Вас величать, и что означает все это ужасное мероприятие, позвольте узнать?
- называйте меня играющий, если это не затруднит Вас, Иван Сергеевич.
- как необычно.
- поверьте мне на слово, у меня множество имен, и мне самому это порой доставляет хлопоты. Дело не в имени а в сути происходящего, мой друг.
- так может быть Вы наконец-то и проясните, ЧТО здесь происходит?
- ну что ж, у нас достаточно времени, так что попробую Вам объяснить. Надеюсь Вы помните ту историю, которую Вам довелось слышать в Бессарабском трактире?
- да, безусловно, да недавно господин профессор Владимиров не менее интересную историю поведал..
- Андрей Ильич. Забавный старик. Надо признать, Вы поступили крайне благородно, придя на помощь одному из самых знающих о нашем мире, но такому беспомощному в быту человеку. Надеюсь , у него все в порядке сейчас.
- о каком Вашем мире, прошу меня простить?
- тогда поверьте, просто поверьте, что те, о ком рассказывают ваши сказки и легенды действительно существуют.
- Вампиры?
- если хотите, можете и так называть. Вы, люди, придумали нам уже столько названий. Но не все так, как говориться в легендах. И да же Андрей Ильич знает далеко не все, Вы уж поверьте.
Мы , раса других, а мы любим именно такое обращение, гораздо совершенней, и куда гуманнее вас людей.
- позвольте, с чего Вы это беретесь утверждать, уважаемый?
- во-первых, мы не убиваем себе подобных, в отличие от вас, человеков, произнес он с некоторой издевкой в голосе. Во-вторых, нам нет нужды убивать и Вас, что бы насытиться, нам достаточно и четверти литра на несколько дней.
- позвольте, а как же все эти истории про убитых упырями. Да и я только что видел это своими глазами.
- это наша беда, капитан. Нас, настоящих, очень немного, наш век очень и очень долог, это правда, но , к несчастью, мы очень редко можем иметь потомство. С каждым столетьем наши знания и сила возрастают, потому что мы храним изначальную мудрость, утерянную вами еще во времена фараонов, но так же истина и то, что нас все меньше.
Кроме того, когда мы берем Вашу кровь, то тот, кому выпал этот жребий – утолить жажду другого, испытывает потом неописуемый восторг. Ему сняться сны о невиданных местах и утолении самых невероятных мечтаний. В большинстве случаев через неделю другую это проходит – мы крайне редко берем кровь у одного и того же человека дважды. Но у некоторых возникает необоримое желание стать нам подобными. Не спрашивайте почему – на это вопрос не знает ответа никто из живущих.. так вот, такие одержимые не перестают видеть снов, кроме того в этих видениях им является часть Знания. Они начинают изучать как раз те мифы и легенды, что и известный Вам профессор, выдумывают какие-то ритуалы, непонятные для понимания, да бы сделаться  нам подобными. В отличие от нас, других, мы называем их «стремящимися». Действительно, кровь – эта великая жидкость, дает кое-какие силы и знания и им, но и многое отбирает взамен.
Именно они приобретают болезненную реакцию на солнечный свет, и, что самое печальное – они не могут контролировать свою жажду. Кроме того, их в большинстве своем сопровождает нравственная деградация и тяга к немотивированному насилию – отсюда и рождается большинство ваших ужасных историй про вампиров.
-  это как, простите?
- попробую объяснить Вам , как человеку военному. Как Вам прекрасно известно, что бы научиться стрелять из лука, необходимо постоянно упражняться лет с пяти, и со временем можно овладеть этим искусством. Дабы стать арбалетчиком, достаточно пары недель. Но только лучник и арбалетчик несопоставимы по возможностям.
Так и мы, другие, отличаемся от стремящихся.  Им нужен постоянный приток свежей крови, что бы просто выживать,  а породистая кровь дает им силы и знания. Одного из таких стремящихся Вы как раз только что видели.
- а чем простите моя кровь или кровь погибшего поручика отличается от крови простолюдина
-  для нас – ничем, просто потому что мы превосходим знаниями и возможностями любого из вас. Единственно, наша цивилизация не технократична – мы не можем похвалиться изобретением и научным прогрессом, предоставляя вашей расе снабжать нас новинками. Ну так и Вы, господин капитан, для того , что бы растопить, скажем печь, даете указание денщику наколоть дров, нежели заняться сим процессом самому. В то же время кровь обладает великой способностью хранить силы и стать всех твоих предков, которые доблестью своей и дали ей право называться голубой.
Поэтому и гоняться за  Вами стремящиеся, особенно сейчас, когда идет эта братоубийственная война. К счастью, вместе с силой и знаниями, стремящимся передается звериный страх перед нами, другими. Так что Вы, Иван Сергеевич, теперь ограждены от их посягательств до конца дней своих.
- но почему Вы решили спасти меня.
- можете считать моей причудой сей поступок. Однако же сам я склонен считать, что Вы необходимое звено в нужной мне цепочке событий. А сейчас, позвольте мне откланяться. Я рекомендую оставаться Вам на месте, поутру в деревне будет казачий разъезд, и Вы сможете воздать должные почести погибшему поручику. Единственно, я бы рекомендовал Вам снять его с креста, да бы избежать ненужных разговоров. Прощайте, Стрельцов и просто поверьте, мы – есть.
  С этими словами мой спаситель отдал честь на манер североамериканцев – двумя пальцами к непокрытой голове, и улыбнувшись глазами и сияющей улыбкой, решительно зашагал в сторону восходящего солнца.


- ну, тут в двух словах не расскажешь, но попробую…продолжил Суббота.
Ты историю в школе хорошо учил?
- в общем да, да и вообще интересовался.
- молодец. Значит , знаешь, кто такой Митридат?
- ну, да, конечно, безусловно – пробормотал я. Митридат, он же Кир. Ассирийский царь, последний из великих  ..воевал все царствование с римлянами, вначале небезуспешно, но плохо кончил.
- ну примерно так. Я, признаться, думал что ваше поколение потупее немного будет. Добавлю разве что от себя, что Митридат весьма интересовался мистикой – наверное вечно жить хотел, а в прочем хуй его знает. По мне так не бывает никакой мистики, как и в заднице трипака не водиться. Хотя ты вон, какие темы тут толкал. Хрен разберешь.
Ну да суть не в этом, она как известно, в песке. А если по делу, то тот человек, чей офис эти ухари взяли, сам то же большой до мистики охотник. А мужчина он грозный – я думаю все о нем в нашем городе слышали.  Небось сидят сейчас парнишки и судьбу проклинают, что в его офис полезли. И думают поди, сейчас об одном, как бы живыми из нашего городка выбраться. А помимо денег, взяли они одну вещицу – я так думаю, что не специально, а потому как она в сейфе с баблом вместе лежала – скитАла называется. В курсе о чем говорю?
-    если честно, то вообще не понимаю.
-    скитАла – это палка определенной длины и толщины. У Митридата была своя система шифрования – он брал длинный узкий пергамент, и затем его конец вставляли в прорезь на палке, сделанную под определенным углом, чего ты ржешь, горемыко, я блять про конец пергамента говорю! – Суббота сердито посмотрел на мою покрасневшую от смеха физиономию. Так вот, для тупых повторяю, конец пергамента вставляли под определенным углом в прорезь на палке, затем наматывали под эти углом на всю ее длину, на манер серпантина, я себе так это представляю. Затем на этот намотанный вокруг пергамент наносилась сама надпись. Когда чернила высыхали пергамент разматывали и все, махен зи капутен – пока на палку обратно не намотаешь – не прочесть драчи не драчи. Делают их из какого определенного сорта дерева – что они не усыхают и не трескаются. Из какого – не помню. Если очень тебе надо – вон в соседней комнате на полу стоит стопками Большая Советская Энциклопедия – хозяева оставили, видать им книжицы типа «Слепой дрочит на ощупь» милее.
- а что в этом свитке написано?
- да мне по барабану, что там написано, если честно. Только я знаю, что нынешние владельцы поди и не догадываются, что у них в руках, и что настоящий хозяин не за лавэ переживает, а за эту палку. Ибо я точно знаю, что специально для него ее не так давно тиснули из одного географического музею соседнего ныне с нами государства. А все потому, что, как я и говорил, он видишь ли, мистикой увлекся и все мечтает прочесть тот пергамент, который ему в руки попал пару лет назад. Он уж кого только не напрягал по этому поводу, я так думаю, что ему и Пиотровский вряд ли бы посмел отказать в консультации, вот кто то ему суть дела и разъяснил. Ну а у таких людей  дела долго не зависают – недавно ему и скиталу тиснули. Давеча должен был уже приехать к нему какой-то профессор, спец по языкам, а тут такой облом. Да и по престижу удар..
- а нам какая со всего этого радость?
- да простая. Налетчики сейчас уже поняли ,  у кого они в офисе побывали, поэтому думают, как бы живыми домой вернуться. В горах Дагестана их если кто и найдет, то разве что доброго здоовья им сможет пожелать, там люди по другому живут и своих никому не отдадут, что правда, то правда. У нас же расклад другой – здесь взять легко, удержать или уйти трудно. Ну да речь сейчас не об этом . я таки  уверен, что уходить они будут налегке без денег и прочего, причем врассыпную, По-одиночке. Чтобы тот , кому повезет добраться позаботился о правильной пиле доли. И вот тут нам и есть удача, Или фарт.
- и в чем же наш фарт?
- хотя бы уже и в том, что нам не продеться забирать то что нам надо у группы не менее чем из трех вооруженных людей. Кроме того, а это главное, они наверняка скинули награбленное какому-нибудь телеграфисту.
-??
- телеграфист, это такой человечек , который за определенный процент организует переправку денег куда надо. Да он и организовывать ничего не будет – просто отнесет денежку нужному человеку, тот просто снимет трубку и позвонит скажем в Хабаровск другому  и скажет «мол лаве при мне». И тот выдаст причитающуюся сумму кому следует в Хабаровске.
- круто как. И что, никто у такого деньги здесь, у нас не заберет?
- а вот это, друг мой, я бы никому да же не советовал и пытаться. Знаю только, что пару лет хотел один коллектив не то что бы деньги отобрать, нет, просто получить долю. Что там произошло, не знаю, только больше их никто и не видел. Ну нам, к счастью, это без надобности. Если узнаем, к какому они телеграфисту отправились, то его нахватить можно – телеграфист так, шестерка, а там, глядишь, и про палочку сможем узнать.
- ну, и как мы узнаем про телеграфиста?
- не мы, а я, друг мой. Попробуем. Холмс, как ты наверное знаешь, в такие минуты марафетил и на скрипке лабал. А я обойдусь чифирем и компьютером. Ты поспи что ли, к примеру, здесь мне мешать не надо.
Я последовал совету Субботы, и вскоре спал здоровым, крепким сном честного человека.
Проснулся я от запаха жарящейся яичницы .
- да, верно говорят – хороший сон – признак здоровья , - Суббота был похоже в крайне замечательном расположении духа. Вставай давай, позавтракаем и послушаешь, чего дядя расскажет.
С огромгым удовольствием я размялся, поотжимался,  покачал пресс, пофыркал под едва теплой ,похоже водогрей барахлит  , водой.
Кисы подали нам замечательный завтрак: несколько бутербродов с красной икрой, яичница, щедро посыпанная тертым сыром и зеленью, ветчина в нарезке, помидоры-огурцы и чудесно пахнущий свежезаваренный кофе.
- налегай давай, спортсменчик, весело произнес Суббота. Ты бы знал, сколько времени я их учил кофе по-человечески варить. Так им и сказал – мол кто ж вас без этого замуж возьмет. Хотя будет расклад, отправлю я их домой, выйдут они замуж за трактористов, какой там кофее… ну да главное для меня их живыми и здоровыми домой отправить, там пусть сами разбираються.\
- а вообще, пока ты спал, я качнул кой-какую информацию. Похоже наши ребятишки свое добро должны были Хусейну скинуть, Хычин который. Это очень да же замечательно.
- и чем же это так для нас замечательно, позволь узнать?
- во-первых, Хычин никто по большому счету, так, шваль. Во-вторых, его кроме алкоголя, анаши и толстых баб ничего не интересует по жизни. И в-третьих, а это самое главное, я знаю, где его можно застать почти каждый вечер!
- а дальше?
- а дальше я с ним поговорю просто. Мужской у нас такой будет разговор, сказал Суббота обыденно, но при этом как-то зловеще. И он все мне расскажет.
- а мне что делать то?
- хуся как правило, домой едет не один. С ни двое, а чаще один человек пристяжи. Ты человекам по голове у нас мастак бить, вот мне и поможешь от них отделаться.
В этот момент я отчетливо понял, что в случае согласия мне придется бить, а возможно и калечить людей.
- ну, что не зассышь. Потому что если хочешь заднего включить, то включай сейчас – произнес Суббота, словно прочитав мысли на моем лице.
- а ты не обидишься? Спросил я
- обиженных, чтобы ты знал, ебут. Но если боишься лучше сейчас скажи, я не огорчусь.
- я не передумал и заднего я не включу – неожиданно твердо ответил я. Говори лучше когда и как делать будем.
- ну что ж, спасибо тебе мое Иван, коль так. Один бы я не осилил. А сработаем мы пожалуй сегодня. Как? Я спровоцирую мелкое ДТП возле кабака, где он будет и когда его ребятки вылезут разбираться , помоги их вырубить а его мы в машинку. Пока лучше сиди, сил набирайся, или книгу какую почитай, а то вон руки то трусят.. я вернусь к вечеру. Соседняя комната, судя по всему, была приспособлена Субботой под избу-читальню – высокое удобное кресло, изрядных размеров пепельница на полу, стопки книг вдоль стены.
В  этом кресле я и расположился с интересным трудом под названием «покорение Америки», за чтением которого меня и застал вечер.