Совершенно искреннюю, как в далёком детстве, радость творчества, Карл Августович, впервые ощутил в восьмидесятишестилетнем возрасте, попав совершенно, случайно на выставку молодых-дизайнеров, с каким-то громким названием. Не то какие-то имена, не то какая-то гора...

Первую половину экспозиции Карл Августович ничего не понимал и смутно предполагал, что находится на отчётной выставке детского, при доме пионеров, кружка поделок из подмосковного леса и другого подножного материала, из которого обычно вдохновенно что-то неумело выделывают, пуская бульбы из носа и пыхтя, вчерашние юные озорники, а сегодня - любители природы и будущие просто хорошие люди. Потом до него стало постепенно доходить содержание и назначение экспонирующегося в витринах, он начал больше уделять времени прочтению аннотаций и меньше своему отсталому мнению и полному отсутствию художественного вкуса.

Выставку Карл Августович покидал в отличнейшем расположении духа. А придя домой, первым делом, вооружившись закройными ножницами и стопкой стареньких журналов, пользуясь, если того требовала конструкция или непослушный лист плохо прилегал к общей куче, подгустевшим силикатным клеем. И соорудил к десяти часам, по его мнению, довольно занимательное одноразовое украшение для ношения на правой щиколотке молоденькой красавицей. Для первого блина, содеянное было даже превосходно, а не просто подающим надежды. Ведь преобладали в украшении детали вырезанные из листов с цветными иллюстрациями популярных художников, которые Карл Августович хранил и иногда с любовью рассматривал. Ассиметрично (так случайно получилось) к украшению был прикреплен не модный уже мобильный телефон, отданный заботливой дочерью за ненадобностью своим стареньким родителям. Подслеповатый Карл Августович и ещё более подслеповатая Розалинда Патаповна недолюбливали эту мелкую пластмассовую коробочку. Как ни старались, они не попадали пальцами в нужные кнопочки, и никому ненужный телефон валялся в ящике комода между огромными розовыми бюстгальтерами и заштопанными носками. Карл Августович был горд, что наконец придумал применение бесполезному подарку.

Искусство требовало дальнейших жертв.

Утром Карл Августович созрел настолько, что решил преподнести внучке настоящий модный подарок. Из куска телефонного провода, распоротой пластиковой бутылки, сорока девяти невыигрышных крышечек от Пепси и окурка Беломора, он соорудил, пользуясь канцелярскими скрепками, некую конструкцию напоминавшую украшение ветреного папуаса. В самый последний момент решено было прикрепить для большего эффекта блестящий нержавеющий половник. И вот здесь Карл Августович обнаружил своё полное бессилие как конструктор. Чем и как прикрепить кухонную железку он не знал, но после двух часов напряжённых поисков с честью вышел из затруднительного положения,
гениально-просто согнув длинную ручку на манер крючка и повесил его на шнур между двадцать седьмой потёртой крышечкой  и дополнительным окурком от сигареты с измазанным губной помадой фильтром. Окурок дед подобрал в подьезде.

Внучка визжала от первобытного восторга взирая на дедов подарок. Бабка, Розалинда Патаповна, лежала в это время в прихожей и в горячечном бреду повторяла: "Срам-то какой, совсем старый дурень из ума выжил"...

Подружки внучки, с ещё не высохшими соплями под носами, по достоинству оценили дедово творчество, а мамаша одной из них, такая же взбалмошная и переросше-недалёкая, работающая критиком по вопросам современного искусства в каком-то районном издательстве, написала вдохновенную статью с цветными иллюстрациями дедовых проделок под названием "Городское ювелирное искусство 21 века и его роль в формировании урбанистического пейзажа рабочих окраин, а заодно и всей среды обитания человека"

И вот с этой самой статьи на деда накатили успех, признание, слава, деньги. Он стал популярен и его приглашали на самые важные отечественные и зарубежные выставки. О нём много писали, о нём говорили на телевидении. Выставки сменялись, дед поперебывал во всех странах на всех континентах. Если дед был занят или не хотел ехать добровольно, его заманчиво приглашали приехавшие представители из министерства культуры неудосуженной чести посещения страны. Карл Августович переделал украшения всем высокопоставленным особам. Премьер министр Швеции имел оригинальные запонки из расписанных нитрокраской пудовых гирь, на самых настоящих отработавших свой срок строительных тросах с крюками на разлохмаченных концах. Король Синегала носил удивительной красоты перстень, выполненный Карлом Августовичем из сосновой шишки, желудёвых шапочек, ракушек и хрен знает чего ещё. Кольцо совершенно не надевалось на палец, в нём не было никакого намёка на отверстие чтобы захотелось в него просунуть палец. Но зато кольцо можно было держать за специально прикреплённую ручку от скакалки и восседать с ним на троне, как со скипетром.

В зените славы, в рассвете творческих сил дед работал без устали, словно торопился, осознавая свою исключительность, желая оставить после себя как можно более заметный след в ювелирном искусстве и концептуальном дизайне. Карл Августович умудрялся сочетать несочетаемое. Пучёк редиски и бинокулярный микроскоп, пластмассовую тарелочку и воротник изъеденной молью шубы с накрученными на жидкие волоски кусочками алюминиевой фольги от конфет «Белочка». Любой материал не замечаемый другими художниками - шёл в дело, получал новую жизнь, становился ювелирным украшением.

Молодые дизайнеры волновались, завидовали деду и его славе, но никто из них не отваживался состязаться с ним в фантазии и неожиданности решения того или иного украшения. Дед опровергал существующие законы и устанавливал новые. По всему миру в самых престижных художественных учебных заведениях студенты изучали его творчество, пытались подражать ему, но Карл Августович был неподражаем. Он предлагал всё новые и новые подходы. Модницы, приобретшие его украшения за немыслимые деньги, советовались с ним, как со стилистом, консультировались у него в каком месте лучше закрепить то или иное украшение, как правильно (чтобы было стильно) и с чем его носить.

Дед не мудрил. На всё у него всегда имелся готовый и не лишённый здравого смысла ответ. Он предлагал, например, носить брошь на пальце, привязав её для надёжности скотчем, эффектную и достаточно-крупную серьгу из рыболовных крючков, битых лампочек и перьев обыкновенного зелёного лука (пахнувшего не совсем приятно) - в чемодане. И многие с ним соглашались, безоговорочно доверяясь природному чутью настоящего специалиста, художника с большой буквы. И в очередной раз поражались его правоте, мудрости предвидения.

Не принявшие сразу и на веру рекомендации Карла Августовича, испытывая первоначально-шоковую гордыню, поартачившись, как следует, поборовшись с ветряными мельницами - затем всё же позорно и униженно соглашались. И находили дедов вариант предложения по ношению украшения - удобным и практичным.

- Самобытность, вот исключительная черта моего таланта, моего нового стиля, - говорил дед, разгуливая в семейных трусах, отхлёбывая виски из молочной чашки, попыхивая сигарой, перед очередными меценатами, коллекционерами, почитателями, слушателями, коих в тесненькой хрущевке обычно собиралось достаточно.

-Как вы такое придумываете, - допытывались неугомонные журналисты, - где черпаете вдохновение?

-Как, как? Да никак! Ничего я не придумываю и ни откуда не черпаю! Я, как этот, тот что освобождал скульптуру из куска мрамора. Всё уже имеется в природе. Надо только вовремя заметить, суметь взять у неё очередное произведение и показать его людям. Люди, они ж слепые, как котята. Вот сижу вечерами и работаю... Смеюсь, представляя, что будут говорить искусствоведы о моих шедеврах, иногда взахлёб смеюсь. Искусствоведы, те специалисты большие, они меня уважают - а я им верю, они разбираются... Нормально  живу, не тужу, только вот соседям мой смех порядком надоел, ну да ничего, талант под боком надо терпеть. Таланту, ему всё прощается...

2007 год

Степан Ублюдков. Руководитель кружка детского творчества, графоман.