Не везло Танюхе с замужеством. В чём та причина, не мог ей толком сказать никто, да и сама Танька, как ни силилась, понять не могла. Вроде руки-ноги на месте, сама не страшна, и жопа орехом, и грудь колесом, а вот не везло, так не везло. Никак не фартило ей с женихами.

Подруги-то все давно уж замуж повыскакивали, большинство даже родить успели. Некоторые даже до свадьбы.
А у Таньки дело совсем дрянь. Двадцать три года, уж старуха, а замуж никто не берёт. Не сказать, что кавалеров у неё не было. Были, как же. Но больше так – поженятся раз-два, а как только речь про свадьбу заходит – поминай как звали.

Вот Зойка её и надоумила к гадалке сходить. Зойка опытная. Дважды уж замужем побывала. Один раз фиктивно – ради прописки, а второй за каким-то Мамедом. Увёз её тот Мамед к себе в аул, и стала она у него третьей женой. Младшей. Самой любимой, значит.

Но что-то быстро наскучила Зойке восточная жизнь, и она как была – без паспорта и денег, самоходом, на перекладных, да в товарных в вагонах с углём всё-таки умудрилась вернуться от суженого обратно.
Вспоминать этот период своей жизни Зойка не любила, однако, похвастаться жизненным опытом возможности не упускала никогда.

- Мужики-то, оне этого самого. – говорила она. – тока одно им подавай. Жрать, да спать, подлецы, горазды. А ты знай маши мотыгой с утра до ночи, орешник окучивай. А он в это время, сволочь, в своей чайхане сидит, пьёт с другими такими же уродами, и нихера больше не делает. А чуть что – Зойка делала «страшные глаза», - кинджал у него воооот такенный… - тут она обычно делала паузу, - В штанах. Гыгыгыгыы!

Но как-то не весело она при этом смеялась.
– А ещё свекровь, сука, всю кровищу готова выхлебать, жаба болотная. Танька, вот как увидишь на улице толстую, старую каргу в чёрном платке, что ходит так, переваливаясь, навроде лягушки, – знай – это, непременно, чья-то свекровь. Ну его нахуй такое замужество, лучше жить одной. – подытоживала она обычно свой поучительный рассказ.

Несмотря на феминистские настроения подруги, замуж Таньке хотелось. Ох, как хотелось. Поэтому, однажды Зойка, не вытерпев её нытья, сказала:
- Ну, раз ты такая дура, то вот тебе газета «Гудок», там, в конце всякие телефоны колдуний-гадалок с приворотами-отворотами, чёрной магией и прочим брокерством, - Зойка любила по ходу разговора вставить умное слово, - глядишь, и привернёт к тебе гадалка какого-нибудь хахаля, или тебя, наоборот, отвернёт в его сторону. А если у тебя всё получится, то может, и я  тоже.… На этом месте Зойка неожиданно замолчала, и загадочно закатила глаза к потолку.

Гадалку выбирали долго. Наконец, остановились на одном, внушавшем наибольшее доверие, объявлении:
«Салон Мадам Вавиллы устроит Вам феерический, незабываемый сеанс белой и чёрной магии, восстановит увядший потенциал, доставит море счастья и радости, отворит ворота в рай земной, и скрасит серые будни.
Наши услуги.
Классика: приворот, отворот, рассасывание килы и бородавок. Дополнительно: задние веды, игры с магическим зеркалом, и, наконец, для любителей острых ощущений, тантрические пролегомены магистра альгологии, чёрного мага О.Х. Садкова, и его помощника А.Х. Захермазохова. Нашими услугами пользуются лучшие певцы, олигархи и политики!
Любителей виртуала просьба не беспокоить».

- Вот это я понимаю! – сказала Зойка. – сразу видно, серьёзная дама эта Вавилла. – Любителей виртуала просьба не беспокоить. Любителей виртуала… - покатала она на языке фразу.
- А кто это такие?
- В смысле?
- Да любители виртуала? – простодушно спросила Танюха.
- Рано тебе ещё про это, - отрезала Зойка. – Вот замуж выйдешь – сама узнаешь.

Контора мадам Вавиллы находилась в полуподвальном помещении пятиэтажной «хрущёвки».
Обитые чёрным драпом стены, фигурки резиновых летучих мышей по пятнадцать рублей, развешанные под потолком, электролампочка с красным абажуром, бросавшая кровавые отблески на лица посетителей. И, наконец, массивный деревянный стол, изрезанный странными мистическими знаками с установленным на нём зеркалом на подставке и стеклянным шаром китайского производства «с молниями», создавали неповторимое ощущение загадочности и таинственности. От этого места так и веяло чёрной магией и чем-то ещё.

Может, курительной палочкой, что сиротливо дымилась в подсвечнике на столе, а может, запахом подвальных глубин, что начинались где-то неподалёку.
Сама Мадам Вавилла восседала за столом и курила папиросу, вставленную в длинный мундштук.
- Проходи, проходи, яхонтовая. – обратилась она к заробевшей Татьяне, и улыбнулась во все тридцать два золотых зуба. – С чем пришла? Молчи! Сама знаю. Ты… хочешь… - заговорила она низким голосом, растягивая слова и делая пассы руками. – Что ты хочешь?! – громко выкрикнула она, и у Татьяны чуть было не отнялся со страху язык.

- Я… я… я…. Ммммужа хочу, - выдавила она из себя.
- А… мужа? – сказала Вавилла нормальным голосом. – Ну, это не ко мне. Это тебе в ЗАГС надо. Туда и ступай, касатка…
- Да нет. Мне бы мужа это… наколдовать. А то который год уж в девках хожу… - засмущалась Таня.

- Так прям и в девках? – усомнилась Вавилла, - что-то не похоже, ну да ладно. Поможем горю. Она покопалась в ящике стола и извлекла оттуда какой-то листок.
- На вот. Держи. Дело тут, милочка, серьёзное. Так что будь внимательна.
- Что это?
- Гадания. Скоро рождество, вот и нагадаешь себе муженька по вкусу.
Татьяна осторожно взяла листок и, скосив глаза, прочитала одну из вырезанных на столе магических рун: «Завлаб Попыхин – гей, а также пидор».

- Чего смотришь? Деньги давай, – прервала чтение Вавилла.
Таня вытащила из-за лифчика сто заблаговременно спрятанных рублей и протянула их колдунье. Та взяла купюру и сунула её куда-то под юбку.
- Ещё есть?
- Всё… Больше нет.
- Ну, тогда свободна. И помни: в ночь накануне рождества, ты должна сделать то, что тут написано. Одна. И – никому ни слова, никаким подругам, а то ничего не получится. Татьяна крепко стиснула в кулачке драгоценную бумагу и, пятясь, вышла из подвала.

Записку она внимательно прочла несколько раз. Любопытная Зойка попыталась было выведать у неё, что же такого сказала гадалка, но Татьяна, хоть язык и чесался, свято блюла напутствие Вавиллы. После нескольких бесплодных попыток, Зойка плюнула и, пожелав подруге навсегда остаться старой девой, ушла, громко хлопнув на прощанье дверью.
- Вот вам и женская дружба… - грустно подумала Таня.
А между тем, Рождество наступало прямо сегодня, и времени было в обрез.

Часы пробили полночь. Татьяна ещё раз посмотрела бумажку.
- Так… Зайти в сарай, и выбрать наугад полено. Каким будет полено, таким будет и муж.

За неимением дровяного сарая, она открыла коробку с цветными карандашами и, зажмурив глаза, вытянула один. Он был красного цвета, твёрдый и деревянный.
- Упаси господи, будет коммунист, - подумала Татьяна. – Очень твёрдый коммунист. Вероятно, даже лидер партийной ячейки.
Оценив толщину, она покатала карандаш в руках, вздохнула, и, прошептав:
- Какой-никакой, зато свой, - вернула его обратно в коробку.

Настала очередь гадания по воску. Она зажгла купленную в церкви свечу, и стала наблюдать, как капли расплавленного воска падают в блюдце с водой, медленно опускаясь на дно, и застывая там кольцеобразными дымчатыми узорами. Откуда-то издалека, возможно с улицы, до неё донёсся далёкий напев, сложившийся в странные слова:

- Там мужички-то гоповаты,
Бывало, как начнут лупить,
Не знаешь, как благодарить,
Что не с ноги, и не лопатой…

В коридоре скрипнула дверь. Свеча мигнула и погасла. Восковые фигуры на дне блюдца застыли во что-то, напоминающее трефы и бубны.
- Трефы - опасность, бубны - казённый дом, – припомнилось Татьяне, и она закрестилась.
- Чур меня, чур!
Наваждение сгинуло.

Гадать с зеркалом было боязно. После эксперимента с воском, Татьяна всерьёз опасалась последствий. Однако, колдунья в своей записке настаивала, что это самый обязательный этап рождественских гаданий.
Собравши всю смелость, она зажгла стеариновую свечу, и поднесла её к зеркалу, приговаривая:
- Ряженый, суженый, приходи ко мне ужинать, Ряженый, суженый, приходи ко мне ужинать… - и с ужасом увидела, как в зеркале позади её отражения медленно распахивается дверь, и из коридора в комнату заглядывает здоровенная рыжая морда.
Татьяна пронзительно завизжала, и, уронила свечку в блюдце с водой. Та пшикнула. Послышался быстрый топот. Всё стихло.

Боясь повернуться лицом к зеркалу, она выбралась в коридор, затем, распахнув отчего-то незапертую входную дверь, медленно, словно во сне, вышла из подъезда на улицу. Стояла зимняя лунная ночь. Было холодно.
- Кажется, я забыла одеться, - подумала Таня, но тут чьи-то руки крепко обхватили её за талию и голос с явным кавказским акцентом произнёс:
- Вай, какой хароший дэвушка, и савсэм адын. Зачэм так поздна хадыть на улица голый в мароз? Пашли к тэбэ грецца, а ти мене расскажешь, гдэ живёт твой падруга Зоя. Я вас видэл вместе. Мэня Мамэд зовут, кстати.

Почему-то именно в этот момент Татьяне припомнилось последнее гадание, указанное прозорливой мадам Вавиллой: в полночь выйти из дома на улицу, и у первого встречного спросить, как его имя…
Словно в продолжение этих мыслей, Мамед заметил:
- А если мы нэ найдём мой бэглый жэна, ты станэшь мой новый наложниц. Будэшь паливать арэшник, сабират урюк, даставлять минэ удаволствий. Вах, какой ти сочный! Ай, как ат тибя харашо фкусна пахнит…

- Эй ты, чурка. – раздался рядом голос, - а ну отпусти девчонку.
- Ти кто такой? Ти кавказский землячества знаишь? Я сичас свой брат пазваню, он тибя с друзьями резать будит как барашка, панимаишь, да?
- Да ты тупой. – произнёс тот же голос, в воздухе что-то сверкнуло, и Мамед, охнув, разжал объятия.

Теперь Татьяна смогла разглядеть своего спасителя. И вздрогнула.
На неё с нескрываемым удивлением смотрел тот самый долговязый рыжий детина, лицо которого она только что видела в зеркале. Парню было лет двадцать пять. Одет он был в тёплый спортивный костюм, а в руке у него была фомка. Рядом на земле лежал скрюченный Мамед.

- Тебя как зовут? – спросила Таня.
- Сеня. – ответил тот, - а ты ничего – он улыбнулся кривой ухмылкой. Внатуре, красивая. Это твой хахаль? – он кивнул на Мамеда.
- Нет. Это… Ухажёр моей подруги, - сказала она, и тоже улыбнулась.
- А я уж было подумал, что твой, - ещё шире улыбнулся Сеня, добавив к итак яркому цвету волос ещё парочку рыжих фикс изо рта, - Ну что, так и будем стоять, или пойдём знакомиться?

Стремительная череда сбывающихся предсказаний совершенно не оставляла ей времени на раздумья. Татьяна протянула руку, но в этот момент позади Сени нарисовался силуэт в милицейской форме.
- А ну, быстро бросил фомку на землю. Я тебе говорю, морда рыжая. И медленно поднял руки. Рыпнешься – пристрелю.
- Да чё… Я ничё… Тут вот этот, – Сеня кивнул на лежащее тело, - к девушке приставал, так я вступился.
За первым силуэтом возник второй.
- Серов. Что у тебя ?

- Похоже, домушника взяли, товарищ лейтенант. Того самого, что квартиру в этом подъезде час назад огладил. Вот башка деревянная - и орудие преступления при нём…
- А это что? – лейтенант кивнул на лежащего Мамеда, который начал подавать признаки жизни.
- Он хотел меня изнасиловать, - вступилась Татьяна, - а он – кивнула она на Сеню, - он меня спас.
- Значит, благородный вор… - Подытожил лейтенант. – Ничего. В отделении разберёмся. Обоих в машину.

Когда Сеню уводили, тот обернулся. – Тебя как звать-то, красавица? А то так и не познакомились.
- Таня…
- Танюха, значит. Ну что, Танюха, будешь меня ждать? Всё равно больше двух лет не дадут, а я, глядишь, через год по амнистии выйду.

Татьяна зарделась, и, потупив глаза, согласно кивнула.