С оздоровительной системой Порфирия Иванова я познакомился еще будучи подростком, благодаря соседской девушке  Лиде. Летом Лида жила на даче, где ходила по грядкам редиски и укропа босая по предутренней росе, за что получала от своей бабки всякий раз пиздюлей. Осенью ее госпитализировали в дурдом с обострением загадочной болезни, которая проявлялась тем, что Лида выбегала вечером голая на улицу и орала истошно, как кошка: -Хочу джинсы и мужа!

Под Новый год ее обычно выписывали из психиатрической лечебницы, и по утрам под окнами нашей квартиры происходило собственно закаливание ослабевшего от галоперидола Лидиного организма.

Лида выходила из подъезда в купальнике и резиновой шапочке, вставала под балконами и кричала – Мать, давай! Ее мать появлялась на балконе с ведром холодной воды и обрушивала с восьмого этажа эту воду на Лиду. Лида стояла солдатиком, руки по швам, и визжала от радости. Затем она падала на снег и начинала по нему елозить всем своим пышным телом. Вывалявшись, как собака, в грязном придомовом снегу, Лида щелчком сбивала прилипший к румяной шеке бычок, и убегала домой.

Нам с пацанами жутко надоели эти ежедневные перфомансы и мы лишили наказать Лиду. Выбрали день, когда потеплело и снег стал липким. Залезли на крышу нашей девятиэтажки, скатали приличных размеров снежный ком и стали ждать. Наконец, снизу до нас донесся Лидин вопль – Мать, давай! Осторожно подняв втроем снежный ком, мы перекинули его через невысокий бортик. –Бляяяя... донеслось снизу. Мы посмотрели во двор – Лида лежала, раскинув руки, на снегу  -Пиздец, что ли, ей? – подумали мы, и приготовились к самому худшему. Но Лида выжила. Только прекратила моржевать под окнами, и стала кататься по двору на маленьких детских лыжах.