Боба и Дюка сидели на бревнышках и ревели, размазывая грязь с кулаков по щекам... Вообще-то родители назвали их Вовка и Витька, но Вовке было легче выговаривать "Боба" - так он себя называл с колыбели, так привыкли его называть родители, а вскоре и вся затерявшаяся в сибирской тайге деревушка. А Витькин папа, изображая малышу "козу" часто смеялся и приговаривал: "Ути, маленький пиздюк!". "Дюка!" - радостно лепетал Витька, улыбался и пускал пузыри. "Дюка!" - гоготал довольный сыном отец. Так Витя стал навсегда "Дюкой".

Боба, старший брат, хотя и двоюродный - был лучший друг Дюки. Братьями они друг друга не называли и другим не позволяли. Друзья - да и все тут! Бобе шел шестой год. Дюке - пятый. Дома стояли по соседству и застать их можно было с равной вероятностью как в одном, так и в другом, но никогда одного там, а другого - здесь. И дело тут не в том, что родители обоих отрабатывали трудодни, оставляя на печке кастрюлю щей да горсть конфет в сахарнице и строго наказывали Бобе, как старшему, присматривать за Дюкой. Просто так уж повелось, а с каких пор - этого друзья не помнили. Всегда так было. Всегда вместе.

Летом в деревне у пацанов огромное количество важных дел. Самое основное - это, конечно же, речка. С утра, пока еще не очень жарко, надо растянуть спертую у матери марлю и побродить вдоль берега, половить мальков. Потом загорать, купаться до посинения губ - и снова на горячий песок, дрожа и щелкая зубами. После обеда у друзей была запланирована раборка Дюкиной машины на педальном ходу. Она уже обоим надоела, а кататься лучше на Бобином  кабане по огороду - там педали крутить не надо. Вот на этом то пункте друзья и погорели.

Кабан, недоверчиво озираясь, вышел из загона, ковырнул пятаком навоз и переместился на грядку с морковкой. Боба прижал палец к губам, цыкнул на Дюку и, подкравшись сзади, лихо вскочил на скакуна. Скакун недоуменно хрюкнул и с пронзительным визгом понесся по огороду, взрывая и подбрасывая копытами комья земли, картофельную ботву и прочую зелень. Дюка восторженно взревел и заулюлюкал. Кабан прибавил ходу. Боба скакал скособочась, вцепившись в длинную шерсть на кабаньем загривке, лицо выражало беспредельный восторг, неземное счастье и еще много всего. И тут Дюка обмер. У забора стояла бабка - их соседка, вечная ябедница и грозила ему палкой. "Все мамке расскажет" - подумал Дюка, грустно поглядывая на упавшего с кабана Бобу...

Встретившись вечером после экзекуции на бревнышках и наревевшись вдоволь, друзья стали строить план мщения. Месть должна была быть страшной, чтоб неповадно было. В итоге было решено подкараулить бабку в сумерках, подставить ей ножку, повалить и оторвать яйцы. Картина предстоящей казни постепенно порисовывалась: оторваные яйцы жрет Тузик, кровища хлещет, бабка плачет: "Где мои яйки-и! Зачем я ябедничала-а!" и подыхает в глубоком раскаянии! Друзья наперебой, захлебываясь от восторга и размахивая руками, расписывали роли, время, место...

Вечером у них ничего не получилось. Бабка села на автобус и уехала к сыну в город. "Ничего, ведьма, погоди у нас!"- грозили друзья кулаками вслед автобусу.

Утром, перекусив на скорую руку, друзья отправились к Гальке, чтобы сделать на ее чердаке пункт наблюдения за бабкой. Под видом устройства партизанского штаба на случай войны они уговорили ее предоставить чердак для освободительной борьбы. Галька была на год старше Бобы и уже собиралась в школу. Поэтому она сначала ломалась и важничала перед малышами, но вскоре с жаром включилась в подпольную деятельность и даже решила стать командиром, как старшая. "Быстро оба за мной!" - скомандовала она, взбираясь по приставленной к лазу лестнице. Дюка, что лез следом, глянул вверх и обомлел. Там, где у всех должны были быть яйцы, у Гальки не было ни-че-го! Ровное место! Галька уже носилась по чердаку, а друзья все еще мялись у лаза. Боба недоверчиво склонил голову набок и слушал что-то с жаром объяснявшего ему Дюку. Дюка махал руками и громко шептал: "Да честное пионерское!". В конце концов решили сделать так: спуститься вниз, будто бы образовалось срочное дело, крикнуть Гальке, что все откладывается на "потом" и подсмотреть все хорошенько вместе, когда она будет слезать.

Галька резво спустилась и недоуменно уставилась на обескураженных друзей.
- Вы чё? - подозрительно спросила она, вытаскивая зубами занозу из пальца.
- Галька... а че, у тебя яиц совсем нету? - пробурчал Боба, глядя в землю у самых Галькиных ног и краснея.
- Дурак! - взвизгнула Галька и побежала к дому.

- Слушай, а пошли на речку. Там у других девок позырим! - сошло озарение на Бобу.
- А вдруг там никого нету? - усомнился Дюка. На речке летом и вправду редко кто появлялся. Для больших она была мелковата, маленьких девок туда вовсе не пускали, лишь редкие приезжие бездельники загорали на берегу и то только те, которым лень было идти пешком по жаре за три километра на пруд. Но на этот раз друзьям повезло. На траве, неподалеку от берега, расстелив халат и бесстыже разбросав толстые ляжки, валялась Дашка - дочь участкового, приехавшая на каникулы из Омска.

Яиц не было и в помине.

Друзья сидели на бревнышках молча, переживая открытие.
- Слушай, а как же это мы раньше-то не замечали? - вдруг изумился Дюка.
- Как-как... нужды не было. Вот и не замечали... - не торопясь, по взрослому ответил Боба, щурясь на солнце и жуя соломинку...