* * *
В конце концов, я стал у них казначеем.
Так решил Иешуа.
И я не припомню, чтобы Иешуа что-либо решал дважды.
Были и другие кандидатуры. Вначале хранить общие сборы доверили Левию, прозванному Матфеем. Но плешивый сборщик налогов принялся сразу же копить мыту в доход кесаря, откладывая лепту-другую чуть ли не с каждого пожертвования...
Он бы ещё десятину выбросил, идиот!..
Когда всё выяснилось, Иешуа с трудом избавил Левия от побоев.
Симон-Пётр, как и прочие его дружки-рыбари, никогда не мог спокойно пройти мимо жбана с вонючей сивухой... а Иоанн, вдохновлённый этой постаревшей, поистаскавшейся шлюхой, называвшей себя Мириам из Магдалы, то и дело принимался наставлять на путь истинный кого-то помоложе и покрасивее...
Нимало не стесняясь в расходах.
...
Да с этой оравой никаких сборов не напасёшься, сказал однажды утром Иешуа. С этими словами равви перекинул мне через плечо широкую лямку с большим, потёртым полотняным кошелем.
Даром только птички поют, произнёс он чуть ранее, пройдя через кружок собравшихся на Нагорную проповедь. Кошель со временем заметно потяжелел, но ни одна, даже самая мелкая монетка никогда не прилипала к моим рукам.
И не прилипнет! Мзду за арест Иешуа уже делит между собой прислуга Каифы.
Он хорошо знал сердца, наш равви! И сердца наши отлично понимали Его...
Да явится миру новый Спаситель...  и да пребудет Он беспощадным!.. Вознесёт преданных и покарает предателей... нет-нет – кажется, речь там шла о смиренных и гордых. Не ждите от меня откровений. Не будет вам Евангелия от Иуды!
Мой удел – безвестность. Но не безделие.
...
Когда равви перетаскивал крест на Лысый холм, я украдкой прикоснулся к его рукаву.
Он улыбнулся и сказал: да благословит Господь твои рыжие кудри!
Отныне рыжие никогда не будут седыми... Нарекаю тебя новым именем: теперь будешь зваться Агасфер, что означает – Вечный Жид!
Скоро ты поймёшь, что бессмертие – не только награда, но и грозное предупреждение...
Прозвучал удар бича: равви вскрикнул от боли и, спотыкаясь, двинулся дальше.
Я не последовал за ним к подножью креста.
Кто-нибудь из этих тварей, называвших себя Его учениками, мог бы в толпе спокойно сунуть мне нож между вторым и третьим ребрами, полагая, что тем самым заслуживает себе вечное прощение за предательство и трусость.
Не будем рабами случайностей, внушал я себе, плача и содрогаясь от жалости к равви...
Неважно – теперь всё кончено. И всё начато.
...
Я, Иуда из Кариота, последний апостол, оставшийся верным,  лежу во тьме под оливами, раздумывая о предстоящем путешествии через века и народы. Остывающий воздух с пустынных солончаков вливается в мои лёгкие, смешиваясь с чуть заметным обещанием бриза. Нет мира под оливами... ну и неделя выдалась – просто на зависть!
Сначала цирк, потом ристалище, а после – гладиаторский поединок прокуратора с тремя безответными жертвами...
Цирк начался ещё до полуночи.
Я никак не мог согласиться с отведённой мне миссией – толкнуть Иешуа в руки первосвященника Каифы. И тогда Иешуа сказал мне: я помолюсь за нас обоих, чтобы Господь, Отец мой, отвёл уготованную нам чашу...
Чашу предателя и жертвы, из которой нам выпадает выпить одновременно.
Иешуа хотел остаться в уединении, но я молча присоединился к нему. Мы молились поодаль от остальных, пока равви не заозирался и не спросил: да где же эти лентяи?! Я понял, что пора уйти, дабы не быть обнаруженным прочими, и пошёл искать дом Каифы. Сердце билось у меня в груди ровно и размеренно: нынче Господь и единосущный Сын его избавят истинно верующего от колебаний...
Ристалище? Ристалище было ничем и окончилось ничем. Этот слюнтяй Пётр отрубил ухо кому-то из прислуги – хорошо хоть, Врачеватель приставил его обратно...
Хватит невинных жертв.
...
Я поднялся и сделал несколько шагов, но тут же наткнулся на чей-то высохший, почти мумифицированный труп. Лицо было неузнаваемым... вороны давно выклевали ему глаза. Должно быть, бродяги из предместья ограбили и убили какого-нибудь безвестного странника... или проходимца.
Проходимца... Неожиданная мысль посетила меня. Я быстро разделся, скинув изношенный хитон и полустёртые сандалии. Кое-как облачил в тряпьё найденного покойника; затем накинул ему на шею, стараясь не переломить её, как сухую палку, шнурок из разноцветного крученого шёлка, служивший мне подпояской.
Я часто играл со шнурком, любуясь игрой прихотливых нитей.
По разноцветному поясу любой из наших  мог бы, не затрудняясь, опознать казначея...
Подтащив тело к полузасохшей иве, я выбрал сук потолще, привязал к нему другой конец шнурка, осторожно подтянул труп... и вот он уже висит, покачиваясь, в череде серебристых листьев.
Отлично! Меня перестанут искать – зато я примусь искать остальных!
И горе вам, если мне повезёт!
Десница равви, разумеется, сбережёт самозваных апостолов от бед небесных, но вряд ли укроет их от рук владыки земного, которому я надеюсь внушить немалое...
Эти бродяги явились проповедовать, что теперь они способны в три дня разрушить государственное устройство и создать на земле храм Царства Небесного!.. Что ж, нечего сказать, весёленькая перспектива: из всего услышанного народ до сих пор внимал одному только разрушению!
Когда-нибудь я снова останусь один... Один учитель, одно учение, один ученик.
А народу, что ж... Ему достанется самая читаемая в мире Книга, с мнимыми героями подлинных событий. Я всё-таки тоже кое-что вам оставлю, дорогие мои... назовём это «Посланием к евреям», и можете гадать веками, кто его автор.
Ха! Если подумать, народу мало что интересно.
Закроет рот проповедник, глядь – а слушатели обо всём уже позабыли!..
Хорошо понимал это Иоанн-Креститель... Потому и выбрал, дабы прославиться, немудрёный повод для проповеди: кровосмесительство царя Ирода. Хотя, если хорошенько поразмыслить, ну чего там особенного? Подумаешь, жена брата... тут некоторые вообще с матерями спят.
Зато пророк избрал тему, хорошо понятную и близкую каждому, у кого в семье обитала хорошенькая племянница или прислужница.
И все дружно принялись негодовать!..
Разумеется, Иоанн плохо кончил. Но, как и обещал, указал нам путь!..
Путь обличения и жертв.