Когда я был маленький, я любил смотреть на звезды. Ложился на скамейку в теплую ясную летнюю ночь, и глазел.
    Над мною - небо, бескрайнее, таинственное, манящее, полное мириад звезд - далеких огней, освещающих путь в неизведанное. Порой по небу проплывала звездочка - самолет или sputnik - и я фантазировал, что это космический корабль наших братьев по разуму...   

    Помню, что при созерцании бездонного звездного океана, меня захлестывала волна одновременно восторга, и ощущения собственной ничтожности перед лицом прекрасной сияющей вечности...Мое воображение уносилось вдаль, за миллионы световых лет, туда, где каждая отдельно взятая звезда - не просто мерцающая в плывущем от жары воздухе точка посреди темной синевы, но гигантский пылающий шар, вокруг которого, возможно, кипит жизнь....существа, образы которых даже представить никак не возможно, ведут непрерывную борьбу за существование, отрываются впервые от поверхности своих планет на хрупких, причудливых пропорций и форм аппаратах, преодолевая силу тяготения, покидают родные, наполненные ядовитыми для меня миазмами толщи атмосфер, и приветствуют непостижимую Вселенную своим особенным, туземным салютом...И смотрят, смотрят на звезды, и думают, что где-то, возле желтого карлика с труднопроизносимым их органами речи названием Сол-н-це, вертится крошечная планетка, на которой есть я...А может быть, у них такие телескопы, или такие органы зрения, что позволяют увидеть меня с расстояния многих парсеков, из глубины тысячелетий, которые пройдут, прежде чем свет дойдет до них, а от меня самого не останется даже пыли....  Эйфория...
    Я ощущал себя частью бесконечности, малой ее песчинкой...Я был одержим Космосом...Сладостной бездной спокойного вакуума...Я испытывал ощущения сродни оргастическим, представляя себя звездопроходцем, стоящим за штурвалом бешено несущейся в Неведомое махины - творения человеческих рук, подарившего человечеству Свободу...
    Я верил всем этим басням про палеовизит, и надеялся, что вот сейчас-то, когда человечество - на пороге величайших в истории цивилизации открытий, они вернутся, ведь они так много оставили здесь, забыли...рисунки в пустыне Наска, Баальбекскую веранду, мегалиты Рапа-Нуи, пирамиды, майянские портреты, догонов.....неужели они не хотят взглянуть на то, что получилось в результате их высадки на третью от Солнца планету?....
    Я так надеялся, что не сегодня-завтра где-нибудь в Аресибо или на Эльбрусе чуткая, недремлющая антенна радиотелескопа вдруг встрепенется, и у техника упадут очки на консоль, когда по экрану монитора побегут зеленые точки, безупречно упорядоченные, вне сомнения означающие что-то вроде формулы молекулы водорода..или просто hello world...Что на Луне или на Марсе колесо луно- или марсохода наткнется на испещренную инопланетными иероглифами табличку из металла, или камень из кладки, которой миллиарды лет...Что в иллюминаторе станции "МИР" космонавт увидит проплывающую величественно мимо сигаро- или еще-чего-нибудь-образную громаду...И тогда я успокоюсь, убедившись, что я, что все мы, миллиарды богатых и бедных, больных и здоровых, идиотов и гениев, живых и мертвых - не одиноки в этом Великом Безмолвии....После этого я мог быть спокойно умереть... Как мне хотелось ТУДА...за горизонт событий...A FAR, FAR BEYOND... Я упивался этим...я точно знал, что когда-нибудь то, что было прочитано в "Одиссее-2001", будет на самом деле...Я был гражданином Галактики......Я был счастлив этим.
    В попытке утолить жажду Космоса я оставил спортивную секцию, и записался в астрономический кружок.
    Меня привела туда одноклассница, которой я, в возрасте семи лет клялся в вечной любви, да потом забылось. Она училась не ахти, и не особо интересовалась разными тайнами, и, приведя меня в кружок, сама оттуда вскоре ушла. Наверное, ей не было интересно. Ей, простой недалекой девчонке, не могло быть интересно.

    Это был странный кружок.

    Его руководитель – молодой мужчина, выбивший у местного управления культуры денег на современные по тем временам ЭВМ, на телескопы, наглядные пособия, и подобное, необходимое для занятий, оборудование, проводил занятия в пристрое к собственному дому на окраине города. Кроме всего прочего, для кружка были приобретены продвинутый отечественный музыкальный синтезатор «Форманта», и электронные барабаны. Необычное оборудование для астрономического кружка, верно?
    Каждый вечер, к определенному времени, независимо от погоды я шагал через весь город туда, где на лишенных освещения улицах ютились старые деревянные избы. 
    Открывая знакомую калитку, я как бы переходил в иной мир, в иное состояние сознания.
    Внутри все было увешано, заставлено, и завалено предметами, совершенно не вписывавшимися в обычный быт советского ребенка из провинциального городка. Я совершенно забывал о том, что нахожусь в деревянной времянке, по-сути, сарае, единственным удобством которого было отопление. Да еще койка в закутке. Наверное, там спал руководитель, когда, после напряженного сеанса наблюдения за светилами, усталость валила его с ног, и он не в силах был перейти через двор в дом.
    Самым главным для тогдашнего меня были компьютеры. ЭВМ советского производства, сразу несколько штук.
    Я видел их до этого только в журналах и по телевизору.
    Я узнал, что существуют языки программирования, и, не имея дома компьютера, взял наугад в библиотеке книгу про не очень популярный тогда в стране Бейсик. Я освоил его принципы, выучил операторы, не имея никакого доступа к ЭВМ. Я верил по-своему, по-детски, что ЭВМ – это наше будущее, что полученные мною теоретические знания помогут мне, когда я вырасту, общаться с нарождающимся искусственным разумом на понятном обеим сторонам языках. Это было наивно, как это было наивно…
    Отныне я мог сам, своими руками, написать свой кусок кода, свое собственное «hello world». Чудо созидания оказалось как никогда близко.

    Каждый вечер вместе со мной на занятиях собирались другие дети, разных возрастов, такие же чудаковатые, такие же одержимые фантазиями и мечтами о великом и прекрасном будущем.
    Мы много общались. Садились полукругом рядом с руководителем – нашим духовным наставником, казавшимся нам воплощением самого прогрессивного, что могло только быть тогда, среди снулой и серой реальности совка, -  и подолгу разговаривали о том, что было интересно нам, каждому из нас, но, увы, нисколько не занимало окружающих, тех, кому до фонаря были звезды, кто ежедневно вставал, и ложился спать по сигналам точного времени по радио «Маяк», проглядывал газету «Правда», и ее пионерский вариант, и читал, давясь от отвращения, только то, что было рекомендовано школьной программой.
    Мы обсуждали что угодно – научную фантастику, гипотезы о гибели доисторических животных, инопланетян, паранормальные явления, гипноз, и прочее. Собственно астрономией мы в итоге занимались микроскопическое время. Зачем, когда было СТОЛЬКО интересных тем?
    Иногда руководитель устраивал тематические вечера. Мы готовились к ним, что-то писали, рисовали, устраивали сами для себя конкурсы, и сами же в них участвовали. Мы даже пытались проводить сеансы гипноза, точнее, были добровольными испытуемыми для нашего вдохновителя. Он садился за синтезатор, и устраивал фон из электронных звуков для наших мистерий. Или включал записи ансамбля «Space». Мы лежали на стульях, и слушали его голос. «А теперь ваши астральные тела поднимаются сквозь потолок, и взлетают над городом». И мне было плевать, что никаким гипнозом он не владел. Мне было интересно, потому что я прикасался к тайне.
    Не хотелось уходить оттуда. Не хотелось возвращаться. Я мечтал оставаться вечно в этом рае по интересам, спасительном убежище для фантазеров и мечтателей, нашедших друг друга, и нашедших своего наставника – такого мудрого, и совсем еще молодого. Наши родители только ворчали, когда мы возвращались по домам, иногда заполночь, одуревающие от мыслей, роившихся в головах.

    Потом я вырос, и до меня дошло: то, что я посещал,  - никакой не астрономический кружок. Это был аквариум, инкубатор со специально созданными для наукообразного развлечения условиями. Совершенно буквальное убежище для детей.
      Для детей ли?
      Задумываясь об этом, я пришел к выводу, что все, что происходило тогда, было нужно самому руководителю. Мы были ему нужны. Неужели он настолько оставался ребенком внутри?
    Тень смутной догадки ворочалась, как рыбина, в непрозрачных глубинах сознания.

    Однажды, незадолго до окончания школы, я встретился с той одноклассницей, уже бывшей, которая некогда привела меня в кружок. К моменту встречи она стала дебелой сочной бабой, и ее тело, по слухам, знало множество приключений, заставлявших краснеть при их упоминании. Я не общался с ней давно, резонно полагая ее распутной и глупой женщиной, поставившей своим демонстративным поведением себя в маргинальное положение в подростковой среде, что не мешало мне испытывать к ней сексуальное влечение, замешанное на полузабытых воспоминаниях раннего детства, в котором я, возвращаясь из детского сада, тянул за руку мать, и говорил: «Мама, когда я вырасту, я женюсь на Ленке!».

    Во время вяло протекавшего разговора она неожиданно спросила:
- А ты помнишь Андрея Алексеевича, ну, из кружка?
Я понял, о ком она.
- Помню, конечно, я его видел недавно. Мужику за тридцать, а он все еще возится с детьми, совсем не изменился, даже плащик тот же, смешной, и прическа как у Сергея Лемоха. Я так и не понял, зачем ему это нужно. А почему ты про него спросила?
- Ну ты же тоже ходил в кружок, даже больше чем я, я-то ушла. Странный он чувак, ты думал об этом?
- Думал. Он странный, факт.
Она продолжила, глядя куда-то в сторону.
- Там была такая койка, помнишь? Под плакатом с созвездиями, в закутке за шторой. Как-то мы засиделись допоздна, Андрей Алексеевич рассказывал нам про снежного человека. Ну там, следы, фотографии, хуе-мое, я толком не помню содержание. Потом все разошлись, девять вечера протикало уже, я тоже засобиралась. Мне было не очень интересно слушать, и хотелось спать. Когда я стояла на пороге, обувалась, зевая. Он вдруг предложил мне задержаться, и поспать на той койке. Зачем мне сонной тащиться по улице? Посплю, мол, немного, а потом он меня проводит.
- Ну, а ты? – и меня мгновенно озарило, что к чему. Я начал понимать, О ЧЕМ она хочет мне сказать.
- Я разулась, и легла. Ведь он говорил правильные вещи.
- И? – вырвалось у меня, хотя это было совершенно лишним: все детали головоломки, пылившейся в течение нескольких лет на задворках памяти, мгновенно сложились в голове.
- И он лег со мной.