-Вот я, бля, мудак,- пока Антоха задумчиво чесал репу сигарета выпала у него из губ и упала в лужу, - Слышишь, Лех дай закурить, а то мои кончились.
-А вот нефиг было клювом щелкать, сигареты на рынке по пятере, - я протянул ему пачку сигарет, пальцем вышелкнул из мягкой пачки бондину. Антоха вытащил модную одноразовую зажигалку, с врезанным клапаном и прикурил. Вообще Тоха был на все руки мастер, даже клапан врезал сам. Но в моменты крайней задумчивости все у него валилось из рук, казалось, мир прекращал существовать и не интересовал его нисколько.

-Лех, у тебя талоны на водку еще есть? – Антон облизал сухие губы и нервно сглотнул.
-Вот ты придурок! Откуда у меня талоны? Я ж бомж. Вернее не совсем бомж, у меня прописка хабаровская.
- Да-да, и живешь ты на Свечном. Помню.
- Нет, вот ты, зараза, куришь мои сигареты, просишь у меня водку, и еще стебешься? Ты не охуел в атаке?
- Значит, талонов нет, - понуро опустил он голову и тяжело вздохнул. В воздухе тоскливо повис перегар, щедро сдобренный запахом чеснока и еще какой-то неуловимой кислой гадости. Он шершавой ладонью потер небритую щеку, - и что, никак не вымутить?
-Да у вас батенька запой!?- засмеялся я.
- Будет тебе запой, мозги кипят, Ворон когда уходил, адрес твой дал, велел зайти.

Тоху я подобрал на улице, пару дней назад, совершенно случайно, увидев, как он зубами, по-волчьи вцепился в гопника. Ворон всю ночь поил его водкой, и заставлял закусывать чесноком, другого средства под рукой не оказалось. А на второй день повел его к Степану, на метро Ленинский проспект. Долго водил кругалями и закоулками. Где их только нашел между улицей подводного Кузьмича и Новаторами? В общем вместо пяти минут, Ворон таскал Тоху полчаса. Привел его к Степану замудоханного, уставшего и грязного, познакомил. Степан, тогда как раз занимался расшифровкой рун и абсурдными поисками эльфийских лексических корней в иврите. Весь вечер и полночи, сидя в маленькой хрущевской комнате, доверху забитой книгами, нотами, странными перфораторными лентами, клавишами и гитарами они до хрипоты спорили о Толкиене, запивая халявное яблочное повидло крепким чаем и водкой. На следующий день я вывез Тоху домой, но к вечеру радостно улыбаясь он снова позвонил Степе в дверь притащив с собой огромный тополиный ствол. Как он его закорячил на четвертый этаж до сих пор остается загадкой. Антоха радостно звонил в Степкину квартиру, и когда дверь открылась, радостно закричал, - Степан, я тебе азимут принес!
- Какой, такой азимут?
-Да вчера Ворон меня кругами полчаса водил. Теперь я тебе азимут для него принес, передай а?- и радостно гыгыкая, Антон ускакал в темноту лестничного пролета, громыхая тяжелыми альпинистскими ботинками по ступенькам. Степка усмехнулся, отставил «азимут» в угол и позвонил Ворону.А вечером Тоха пришел ко мне, алкоголь отступил, и парня немного потряхивало.

-Да уж, пойдем на пьяный угол, здесь недалеко, на углу Кузнечного и Пушкинской. Мы шли мимо Владимирского собора, дом напротив следил за нами пустыми глазницами выбитых окон.
-Странно все это, - Антон махнул рукой.
-Что?
-Да вот смотри этот дом, например. Никто в нем не живет, много лет. Он стоит совсем пустой, в самом центре города. Сколько я себя помню, так и стоит, как скелет, только ночами ветер завывает в нем, в его старых дымоходах и колодцах подъездов.
-Да ты поэт, - усмехнулся я.
-Еще какой, зовусь я Цветик! – засмеялся Тоха,- Лех, давай батон купим? А то я уже второй день ничего не ел.
-Давай, купим, еще картохи и колбасы.

Мы шли по сырому Кузнечному переулку, мимо рынка. Возле его стен толпились старушки с какими-то припасами, лоточники с овощами-фруктами, рыбники, цветочницы, - поэтому тротуар был занят. А на разбитом асфальте в лужах рябую сетку рисовал ветер и Тоха, не разбирая, шлепал по ним гадами на толстой подошве. На углу,  возле музея Достоевского, стоял одинокий старичок, небольшого роста, в замысловатой шапке и каком-то подерганном пальто, с гитарой за спиной.
-Лех, смотри,- это Вольский, - зашептал Антон.
-Точно. Вольский. Пойдем,- пришлось прихватывать его даже за шиворот, чтобы увести подальше. Антон вырывался и громко ругался, но я тащил его дальше, к вечно разбитому трамваями углу Марата, - пойдем, пойдем, не тормози.

Вольский, как-то сжался, и постарался стать еще незаметнее. Он отвернул свое старое, умное, с морщинами лицо и наклонил голову. Он как страус, почти спрятал ее в лацканах пальто, от чего обнажились его волосы благородной седины, и ветер стал трепать его шевелюру. Порыв ветра из-за угла сильно дернул полы его пальто, и почти сорвал гитару с плеча, но старик поймал ее аккуратным, заученным движением и поправил, как лямку автомата. В его глазах жила какая-то вымученная тоска, и тайное знание о безысходности существования. Вольский пнул ногой пустую проржавевшую банку, которую с дребезгом и звяканьем тащил по мостовой ветер. Его качнуло, старик был или безнадежно пьян или болен.
-Лех. А у него с сердцем, того,- Антон вдруг протрезвел и стал серьезен, - он сейчас отключится.
-С чего ты взял? – удивился я.
- С того, смотри, у него лицо сереет, и вон за грудину он схватился,  - Тоха вырвался и успел подскочить к старику, - Давай помоги мне. Да ты хоть гитару прихвати, чтоп не разбить. Вон какой тяжелый.
- Ага, прихвати, он в нее вцепился как бульдог, фиг вырвешь, - я придержал старика схватившись за пальто, ноги у него ослабли и подкосились и мы едва втроем не рухнули в лужу, - Держи его, обхвати под мышки, я за ноги, надо хоть на сухое его оттащить.
-Куда на сухое? Не видишь дождь?- зашипел Антон.
-Да хоть в музей.
- Что совсем рюхнулся?
Да пофиг, давай, - я развернулся и по лестнице спустился к дверям музея, застучал ногой в дверь. Через минуту ее приоткрыли и в щель выглянула какая-то бабка  в синем халате. Бабка сделала страшное лицо и закричала на нас, - куда прете? Здеся музей, а не лазарет! Ну-ка, уберайтесь!
-Бабуся, ты б не орала, видишь человек культурный, известный музыкант, плохо ему,- попытался успокоить ее я.
- Да здесь всякая пьянь на каждом углу известная, то под дверь насрут, по все углы обосат, а кто убирать будет? Пушкин?
- Достоевский, - я разозлился и упершись плечами в дверь открыл ее, отодвинув уборщицу, - ты не ори а ноль три набирай. Не дай бог помрет старик.
-Да куда ногами вперед то! – запричитала старуха, - а ну разворачивай!
- Звони, давай, ногами-руками, главное хвост! – закончил Антоха. Мы вошли в холл и положили Вольского на банкетку. Старуха долго ругалась с телефонной трубкой, а потом принесла какую то настойку со слабым горьковатым запахом. Накапала ее в ложку и протянула старику,- Вот уж милок, выпей. Это черная трава - златоцвет, сама собирала, сама сушила, сама настой готовила. Ну, по капельке, хороший мой, понемногу, сглотни, вот умница.
Бабка придерживала голову старого музыканта руками, ворошила его слипшиеся седые волосы, и что-то тихо нашептывала, почти напевала.
- Странная ты бабка, то со шваброй на перевес бросаешься, то песни поешь,- улыбнулся я.
- Будешь тут бросаться, что не день так новости. У нас вход как в подвал, я думала уже, труп прятать тащите. Времена нынче неспокойные бандитские, вон по телевизору Борис Глебыч рассказывает, что не день - так десятки убитых, разборки какие-то, беспредел.
- Это кто - Глебыч? – почесал репу Тоха, а потом улыбнулся, и протянул - а-а-а-а,  понял. Да врет он все бабусь, ему бы жути нагнать.
- Ой, ну прям жути?! Правду говорит Глебыч, - возмутилась бабка.
-Да? А ты не помнишь что ваш музей сгорел, было, пару недель назад?- усмехнулся я. Что-то не вижу не потеков, ни пожарищ.
-Ай, да не было такого,- отмахнулась бабка, - во дворе, рядом мусорку подожгли. Даже пожарные приезжали, не продохнуть было.

Мигая синими фонарями, приехала скорая. Вернее даже не скорая, а неотложка. В машине, как не странно, сидела знакомая мне девушка с чемоданом на котором была нарисован красный крест в кружочке в руках. У меня запотели очки, пока я их ловил на улице, проворонил, и уже в след заскочил в полуподвал музея.
-Девушка, это Вольский, - заволновался Тоха, - его вся страна любит.
-Вижу, что не Пушкин, - улыбнулась Наталья, и уже кивнув мне,- Лех. Это ты что ли или не ты?
-Я, как пулеметчик Ганс, я, я, - засмеялся я. – Привет, сто лет сто зим! Что с Вольским?
-Инфаркт, вы вовремя его прихватили.
-Да мы то что? Вот бабуся ему отвара какого-то налила.
- Какая правильная бабуся у вас.
-Да разве у нас? Она не наша, музейная. Что нам уже можно идти? А то дела там у нас.
-Идите, - Наталья засунула руку в карман халата и как-то сразу стала серьезней и старше.
- Да! Вот телефон, если что звони,- она записала номер на мятом, сером клочке бумаги, с остатками каких-то непонятных закорючек

Поблагодарив ее, мы вышли на воздух. По подоконникам стучал вечный питерский дождь, и ветер все так же рябил лужи. По улице бежали люди, пряча головы в капюшонах и под зонтами. Ветер рвал зонты из рук, и выворачивал  их на изнанку. Эта странная особенность питерского ветра, - он дует всегда из-за угла, со всех сторон, и всегда в самое неудобное место. По небу плыли багрово-красные облака, ветер рвал их на куски, и солнце бродило длинными, почти видными лучами в сереющем небе, зажигая по краям кроваво-красные протуберанцы.