Любаша и Катька крались вдоль посадки. Их тонкие, стройные фигурки сливались с полночными тенями и путались среди частокола берёз и рябин.
- А ну как спит ещё? – с волнением прошептала Любаша. – Иль маманя проведала и караулит? Чего тогда будет? – В голосе девушке закралась нотка гнетущего сомнения.
Подружки переглянулись и осторожно бросили грудку земли в окно небольшого, прибоченившегося к дороге дома. Ответа не последовало. Более смекалистая и смелая Катя подошла к окну и осторожно позвала
- Дуня… - и ещё более протяжно: « Ду-у-унька…»
Через минуту напряжённого ожидания в окне блеснул огонёк керосинового светильника, растрескавшаяся деревянная рама скрипнула, и в окне показалось заспанное белое лицо:
- Ну чего там ещё?! – Сонный голос был явно недоволен.
- Машка ведь рожает, дура…
- Ой!!! Мамочки... Как, уже? - лицо мгновенно скрылось в темноте оконного проёма и буквально через мгновение Дуня уже вылазила в полисадник.

- А я ведь, девчата…. И забыла бы, ой как же это я… Ведь срок уже.
- Вы посмотрите на неё, не стыдно тебе… Подруга называется
- Ну ладно уж, не ссортесь. – Закутавшись в платки, девушки торопились по луговой, освещённой луной тропинке, лишь изредка перекидываясь короткими, приглушёнными фразами.
- Всё взяла?!
- Да, вроде. Весь сундук у бабки перерыла, как бы не заметила.
- Ты главное тряпок, тряпок побольше… - за спиной у Любаши трясся огромный, пузатый мешок со всем необходимым.
- Ой, а мне боязно очень. Я не видела-то ни разу. Даже чего делать не знаю. А вы девочки- Дуняша замялась. – Ну это… Видели хоть раз?
- Я видала. Да и то, не всё. У Людки Семёновой в прошлом году – ой страху натерпелась. Бегают все, бегают, суетятся. Главное, воды тёплой и бельё сухое. Как там она?
Девчата прошмыгнули в переулок и огородами вышли к речке. Над небольшой долиной уже поднимался ночной туман, было зябко.
- Как бы ни узнал никто, - трусливой Любе стало немного страшновато.
- А Сергей Семёнович знает? Может он тоже там?
- Как же, там он будет. Мужики все безответственные. Ему, поди, всё равно теперича.
- Бедная, Машка. Жаль-то как, а ничего не поделаешь. Тяжело придется. Мы то поможем, конечно…
- Ну всё… тише, пришли, кажись, - троица прошмыгнула влажный от тумана мост, проскочили вдоль длинной кирпичной стены и очутились перед знакомой с детства прорехой в заборе.

- Боязно как то, может не надо… - засомневалась первой Дуняша. Любаша стояла в нерешительности и уже начала раскаиваться и сомневаться в задуманном бойкой подругой поступке.
- Ну и стойте тут, без вас как-то разберёмся. –Катя выхватила у Любаши мешок с кое-какими медикаментами, тряпьём, алюминиевым бидоном и маленьким кипятильником. В тот же момент она молча нырнула через забор.
- Кать, ну ты чего, мы ведь только… - подружкам нечего не осталось, как пуститься вслед.

В окне мерцал еле заметный снаружи свет.
- Машка? Ты там? – подружки тихонько позвали и несколько раз поскребли стекло. Изнутри донеслось движение и шумное, переходящее в стон дыханье.
- Ой, девочки. Началось, наверное… - Стон повторился – ещё более отчаянный и жалобный. Девчата со всего духу ринулись в здание.

- А ну стой!!! Стрелять буду… - вторую фразу сторож Тихоныч сказал как-то неуверенно и не так строго.
- Кому говорят… ДА СТОЙ ЖЕ… СТРЕЛЯЮ. – Девушки даже не оглянулись.

Жирный, смачный хлопок выстрела встряхнул крошечные окна здания и замер в ночной тишине. Тихоныч, дрожащими от напряжения руками, перезарядил ружьё и побежал вслед за ночными разбойниками. То, что он увидел в коровнике, заставило его схватится за сердце. Он судорожно сглотнул и подбежал к лежащей на полу Кате.
- Да как же это, девчата… - голос сторожа дрожал, а по щекам текли старческие слёзы. – Я ведь, не знал… Как же это? – Тихоныч уронил ружьё на пол.
- Как же это. Ведь не хотел я. Думал, бандиты лезут на ферму. А тут – вы… Как же это… Я бы не стал… Не знал, - сторож бессмысленно повторял фразы.

Скорчившаяся на сене Катя, держалась руками за бок. Кровяной след тянулся от самой двери. Ледяным голосом она отдавала Любаше с Дуней указания, те расторопно бегали около коровы-перволетки Машки. Они посматривали то на Машку, то на раненую подругу. Любаша плакала.
- Гляди, Катюша, симпатичный какой! – Дуня обтирала мокрого, только что появившегося на свет телёнка. – Молодец, Машка, умница. – Любаша утёрла слёзы и тоже улыбнулась.
- Глянь, Катя, беленький! – Катя, широко раскрыв глаза, глядела прямо в потолок хлева.

«Как же это… Не стрелял бы я… Кабы знал…» - безумно бубнил Тихоныч. Обхватив руками голову, он скрючился в углу. Отёл прошёл нормально.