Когда мне стукнуло двадцать пять, я решила умереть. Умереть самой изощрённой смертью, на которую способны только конченые меланхолики вроде меня. Умереть так, чтобы окружающим меня людям стало стыдно за жизнь, которую они мне уготовили…
    
Выбрав момент Истины, я собрала все свои вещи и сожгла их в мусорном баке за домом (мне показалось, что так обо мне поскорее забудут), потом попрощалась с ничего не подозревающими родителями (они, наверняка, решили, что я отправляюсь в очередное путешествие, в которых я часто подолгу пропадала после очередного показа), почесала за ухом и поцеловала в холодный нос свою любимую собачку, заварила кофе и насладилась терпким вкусом тонизирующего напитка, который, к слову, почему-то не прибавил мне уверенности в завтрашнем дне. Видимо, потому что я уже окончательно решила, что жизнь не стоит того, чтобы жить. Банально? Наверное. Но таковы уж я и моё нежелание жить.
    
Я – слабая. Мне страшно умирать. Поэтому, выходя из дома, я занюхала три грамма кокаина и проглотила два таблетки экстази…
    
Я прогуливаюсь по родному Городу на Белом Холме, красоту и величие которого я стала забывать из-за частых поездок заграницу, осматриваю достопримечательности и удивляюсь индивидуальности этих построек. Наркотик пока не действует, меня знобит и передёргивает при одной лишь мысли о смерти. Порывы ветра срывают пожелтевшую листву с торчащих высоко в небо деревьев и уносят далеко-далеко, туда, где ничто не имеет значения, где никто никуда не спешит, где нет никаких печалей, где сплошное удовольствие и куча времени, чтобы мечтать, где жизнь и смерть – суть одно целое…

Шесть вечера. Я пью коктейль и оглядываюсь по сторонам. В клубе только я и бармен, который тайком с нескрываемым интересом поглядывает на меня. Не будь я без пяти минут мертвец, я бы обязательно пофлиртовала с ним, но зачем, спрашивается, расстраивать его, когда заранее знаешь, что ничего не получится. Не будет ни флирта, ни милой беседы, ни пьянки до рассвета, ни секса в довершение. Ничего не будет! Ибо я – ходячий мертвец! Я так решила! Стараясь не обращать внимание на человека за барной стойкой, я достаю пачку «Вирджиния Слимз» и нервно курю, выпуская клубы синего дыма, который, скапливаясь под потолком, вырисовывает какие-то совершенно невероятные узоры, напоминающие мне о моём безысходном положении. И я в очередной раз  убеждаюсь, что истинное наслаждение может быть только в нашем воображении.

Выкурив сигарету, я заказываю себе очередной коктейль и прошу бармена, чтобы он удвоил порцию водки.

Жду…

Когда бармен приносит мой заказ и мило мне улыбается, я уже наполовину мертва. Наркотик действует успокаивающе. Если бы не он, я бы обязательно накричала на этого парня. Ибо в данный момент он раздражает меня даже больше, чем моя пока несостоявшаяся смерть.

Кивком головы я даю понять бармену, что заказов больше не будет, и одним махом опрокидываю свой коктейль. Алкоголь приятным теплом мягко растекается по стенкам моего желудка и – невероятно! – мне снова хочется жить.

Я улыбаюсь собственным мыслям и тихонько смеюсь…

Зрачки расширены, пульс учащённый, давление повышено…

Моя жизнь пришла в упадок 19 октября 2003 года, когда одна крупная фармацевтическая компания, лицом которой я была на протяжении трёх с половиной лет, отказалась продлевать мне контракт.

Два с половиной года прошли в безуспешных попытках вновь оказаться на подиуме. Но все, будто бы сговорившись, кормили меня бесплодными обещаниями, которые не приносили мне денег, а, значит, и удовлетворения. Даже друзья и те отвернулись от меня. Я стала безработным изгоем общества и, если бы не родители, наверняка бы превратилась в какого-нибудь клошара, побирающегося на окраинах города.

Я в одночасье стала другой: те сбережения, которые я, заглядывая вперёд, откладывала на чёрный день, которые некогда тратила на платья от Готье, сумочки от Вуитон или духи от J. Lo, теперь уходили на пропитание себе и моим родителям; моя кожа, бывшая матово-бледной, за считанные дни изменилась настолько, что, проснувшись однажды утром, я не узнала себя, удивлённо разглядывая своё отражение в большом зеркале ванной комнаты (именно тогда я поняла, насколько моя жизнь изменилась, именно тогда я впервые заплакала, заплакала навзрыд и чуть было не сошла с ума)…

Расплатившись с барменом за пять коктейлей и осмотрев новоприбывших посетителей презрительным взглядом, я отправляюсь в уборную, игнорируя восхищённые возгласы по поводу моей упругой (ох, неужели?!) попки, которыми меня осыпает группа подростков, выпивающих за VIP-столиком в углу бара.

Я закрываю дверь туалета и, успокаиваясь, делаю глубокий вздох. Вот она – моя жизненная параллель. Момент Истины. Настоящий подвиг.

С силой надавив на рукоять ножа, я режу вены на запястье правой руки. Во всем теле дрожь. Я слабею. Мне кажется, что кто-то воткнул мне в затылок длинную трубочку и теперь высасывает из меня ЖИЗНЬ. Нож падает из моей руки и катится по полу прямиком за холодное сиденье унитаза.

Спустя некоторое время весь пол туалета залит моей кровью. Сердце больше не бьётся, но кровь с прежней силой фонтанирует из меня мелкими струйками – там, где я всё-таки смогла перерезать вены. Я похожа на сифон, которым пользуются бармены у барной стойки – стоит только нажать на курок, и резиновый шланг, подобно вене, под напором вытеснит определённое количество жидкости. Только в моём случае мне не приходится выбирать, какое количество крови извергнуть. И это, поверьте, единственный минус.

Мой откровенный, страшный и непредсказуемый мир рушится на глазах. Я чувствую это всеми фибрами своего обессилевшего тела. Действие кокаина и таблеток исчезает неправдоподобно быстро и мне, вдруг, начинает казаться, что всему пришёл конец. Даже алкоголь не в силах успокоить меня. Мне становится страшно. По-настоящему. Правда. Так бывает в моменты, когда ты, нагулявшись в волю, в один прекрасный момент осознаёшь неизбежность Смерти. Это похоже на томительное ожидание в СПИД-центре, когда ты ждёшь результаты анализов, не имея возможности что-либо изменить. Отрицательно или положительно. И больше ничего. Вот на что это похоже!..

Чтобы не испачкаться, я застилаю кровавую лужу на полу газетами жёлтой прессы, которые стопками лежат в углу за дверью, и ложусь сверху, в томительном ожидании собственной смерти.

Разглядываю флуоресцентную лампу в чёрных мушиных точках и вспоминаю своё беззаботное детство. Именно тогда я была по-настоящему счастлива. Но что случилось потом? Что заставило меня променять собственное Счастье на никчёмные обещания сладкой жизни среди модных, но бездыханных манекенов. Что случилось? Кто мне скажет? Почему я вдруг решила, что быть моделью, что выставлять своё тело напоказ – это не такое уж и сложное занятие? что жизнь среди «красавцев» такая же невероятно красивая? что нет и не может быть ничего лучше? что я в этом деле, если не навсегда, то надолго?..

Свет цвета сухого молока больно режет глаза, но я продолжаю разглядывать лампу и представлять, что ждёт меня там, за гранью жизни и смерти. Неужели это – КОНЕЦ?

Крови больше нет. Какая-то апатия. И только…

Сквозь шум в ушах я слышу, как кто-то дёргает ручку двери – наверняка какая-то девица, набравшись дешёвого пива, решила опорожнить мочевой пузырь и выкурить сигаретку вдали от своего бойфренда, который запрещает ей курить.

Временами до меня доносятся стоны из соседней кабинки – это подростки разнообразят свой сексуальный опыт: спьяну трахаются напропалую со всеми подряд. Но мне наплевать на это – я закрываю глаза и отдаюсь Свету, сжигающему меня дотла, тянусь к нему руками, сгорая от желания поскорее раствориться во Вселенской Тишине собственноручно сотворённого Апокалипсиса…

Вечером следующего дня в местной газетёнке на первой полосе опубликовали статью под названием «WC или жопносортирный суицид третьесортной красавицы». И даже фото было…