Тетя Клава вошла в квартиру, бросила набитую овощами сумку, сорвала вонючие тапки-лодочки, прикрыла входную дверь и села на табурет. Тяжелая одышка, устала - лень даже руку поднять. Мозолистые, пропитанные дачной глиной ладони натерты веревками сумок.
Клава прошла на кухню, припала к бутылке с квасом. Вдоволь напившись рыгнула, кинула бутылку в полную грязной посуды раковину …и вдруг увидела стоящую на кухонном гарнитуре невероятно красивую вещицу современного дизайну.
- Са-йе-ко! – по слогам сложила аглицкие буквы Клава. - Йе-спре-ссо!
Тетя любовалась плавными линиями дорогой, как ей показалось, штуковины:
- Кофемашина! - Смекнула она. Зятек давно грезил такой штукой. - Наркоман проклятый, выгнать бы тебя в зашей! Ну, хоть единственную дельную вещь приволок! Сдам я тебя в ментовку, пока ты дочу мою не загубил! Не даром во мне немецкие крови бегают!
Клава бубнила под нос привычные ругательства в адрес зятя, что по возрасту и статусу ей само собой полагалось.
Еще ей показалось, что кофею заморского необходимо испить совершенно без спросу, и на хозяйских основаниях. Даже не то, чтобы испить, а совершенно аристократично при этом провести время.
Жирное тело пролезло в узкую ванную комнату. Оно драило само себя пеной, особенно промеж складок. Тетя Клава, вылезла на холодный пол, вытерлась насухо, кряхтя залезла в желтые панталоны, накинула тощий халатик и прошла на кухню.
К ее разочарованию, обычный кофе Жокей совершенно не рекомендовался аглицкой инструкцией. Требовался специально молотый, весьма аристократичный, и дюже дорогой кофейный заготовок.
Клава вспомнила, что как-то, видела в зятином тайнике, в коробке из-под петард, где он хранит всякие мешочки с травами, удивительный пакет, на котором была вот эта самая надпись – Эспрессо.

Скрипнула кровать, дорожная сумка в сторону, и Клава вытащила на свет божий секретную коробчонку.
Может не надо? Может Жокей? Воровство – не красиво, знал бы прадед, чистый немец по крови, ох пожурил бы! – Клава застыла на мгновение, и все же любопытство и жажда красивой, настоящей европейской жизни (какой ее знал прадед)  взяло верх.
Пакетик с черной надписью Лавацца Эспрессо был перетянут резинкой для денег. Клава аккуратно отвернула загнутую часть пакета. В нос пахнуло… Кнорром…
Странно. Кофий грибной?
А почему соус может быть грибным, а кофий нет?
С этой мыслью, тетя Клава отсыпала две ложки мутной взвеси в какой-то блестящий рожок, с дырками как в ситичке. Пакет вернулся в коробку, тетя тщательно замаскировала следы своего вмешательства в святая-святых зятя.

Инструкция гласила, нажмите кнопку и ждите. Машина загудела, загорелась лампочка «Двойной эспрессо»… И в чашку полилась желтоватая жижа.
Точно грибной кофий! - Аромат разлился по кухне. - Должна быть пенка! – тетя Клава смотрела на ядовито-оранжевый навар, плевком болтающийся в мутной водице.
- Ну, Европа! – тетя Клава устроилась на жестком табурете, перекинула ногу за ногу, кинула три ложки сахарного песку, вытянула шоколадную печеньку из коробочки и сделала глоток душистого грибного кофе.
- Хм… - начинающая аристократка смаковала неземной напиток волшебной гадости, мужественно подавляя лицевые корчи. - А вот!
Клава оттопырила мизинец, не слишком, а так, элегантным и благородным изгибом…
Жеманно отогнутый мизинец собрал под ногтем торфянисто-земельную  коллекцию.
- Надо почистить! – вслух заключила Клава.
- Ви есть Клавдия Сопонюк, - сказал чей-то голос с немецким акцентом.
- Тьфу ты! Чур тебя! – осмотрелась аристократка и перекрестилась.

Вдруг Клава почувствовала, что ноги налились свинцом, тело перестало слушаться. Появился звон в ушах.
- Я спрашивайт,  ви и есть Калудия Сопонюк? – уже внятно повторил голос.
- Кто это? – Клава не на шутку испугалась, завертелась на табурете в поисках незнакомца. – Милиция… - Как бы для проформы, тихонько позвала тетя.
- Я есть часть твой немецкий кровь!
- Где моя кровь? – Клава поставила чашку на стол, и заметила, что мизинец вовсе не желает принимать исходное, обычное цивильно-гражданское положение. Он все также отогнут и сидит на руке в графской позе.
- Гер Мизинец! Называй меня просто: Гер комендант, – сказал оттопыренный палец. Я есть ваш немецкий кровь, от прадед.
Тетя Клава в ужасе смотрела на разговаривающий палец, глаза вылезли из орбит, ей даже казалось, что фаланга ее собственного мизинца преобразилась, и на ней отчетливо виден строгий арийский профиль.
- Здравствуйте! – тетя Клава не нашлась, что сказать еще.
- Мне есть приказано уничтожить весь твой русский кровь. Прошу оставаться спокойный и следовать мой указаний! – нагло чеканил мизинец. – В противный случай я буду винуждъен вас подвергнуть смерть!
- Фу ты! За что же это? – тетя Клава поняла, что вот эта наглая часть ее собственного тела грозит ей, владелице тела, убийством. Неслыханная дерзость! Краска залила широкие русские скулы аристократки, и она вдруг крикнула не своим голосом: - Ах ты фашистское отродье! На тебе!
Схватила из мойки молоток для отбивания мяса и врезала по взбунтовавшемуся мизинцу!
- На! …аааААА! – тут же закричала Клава уронив молоток!
- Я вас предупреждайт! В случай неогласие и попытка причинить вред представитель германский власт, вы будете ощущать боль! Много боль! Предлагаю сотрудничество с властями, в этом случай возможно ви будете жизнь!

Тетя зарыдала глядя на распухший мизинец.  Выбора не оставалось, палец болел, и доказательств расправы, которая может настать, если она не подчиниться германскому поцу не требовалось.
Тут Клава заметила, что остальные пальцы правой руки, оказывается, тоже живы, и наблюдают за соседом в черной каске, на котором, если приглядеться, можно разглядеть свастику.
- Что вы встали! – заорала тетя Клава на пальцы, - разберитесь с соседом! Ты безымянный!
- А…  я? Пани, мы поляки соседи с немцами, с ним хрен поспоришь. Он же мне потом всю морду расцарапает. Извините, пани… – сказал безымянный.
- Буду краток. Всем фак! – сказал средний.
- Хозяюшка… А как же послеобеденный секс? – спросил указательный.
- Заебись разборка, - весело поднялся вверх большой палец. – Я тут позырю.
- Предатели!!! – Заорала тетя Клава! – Всех утоплю!
И рванулась в ванную, врубила полную струю кипятка в таз, и когда набралась половина, с праведным гневом воткнула руку в дымящуюся воду.
- ААААААААА! Блядь! – покрасневшая рука источала пар.

Мизинец невозмутимо продолжал:
- Предлагаю раздеть все вещь, если есть ценность, положить справа, одежда отбросить влево. Затем закрыть дверь в кухня и включить газ от плита. Считаю до трех! Раз.
Тетя Клава беспомощно зарыдала. А ведь жизнь, по сути, только начинается! Умирать - страсть как не хочется. И антоновка еще не поспела…
Тем не менее, Клава послушно сбросила дырявый халат, стянула желтые панталоны и еще пуще заревела…
- Не надо, Гер Мизинец… Прадед наш, единой же крови.
- Это приказ. Два.
- А что будет то?
- Ты есть грязный швайн, слушаться когда приказ! Три.
Клава не дослушала, решила использовать последний шанс. Мельком она увидела торчащую из мойки деревянную ручку кухонного тесака:
- Русские не сдаются! – надрывно крикнула Клава, левой рукой выхватила из мойки нож и хрястнула по захватчику.
Моментально брызнула кровь. Однако рука все же была левой, силы не хватило, - тесак дзынькнул и отскочил. Из глубокой раны рывками выплескивалась немецкая кровь.

В этот момент дверь в квартиру отворилась, и дочка Женечка, подталкивая в спину зятька Колю, вошла на кухню.
На кухне стояла орущая дурным голосом нагая мама, жирные телеса ее развивались свежим холодцом, одна рука крепко сжимала другую, всю заляпанную кровью.
- Мамочка! – дочь выпихнула с кухни мужа, бросилась к маме. Зятек, почувствовав острый запах человеческой измены, окинул быстрым взглядом кухню, и увидел одиноко стоящую чашку на столе, и тут же уловил еле заметный аромат вареных грибов.
Коля бросился в свою комнату и залез под кровать. Обнаружив вмешательство, он в сердцах бросил пакетик Лавацца в коробку:
- По грибочкам прикалываемся, тетя Клава, - ехидно сказал Коля. - Зря их перемолол… Все равно просекла…Вот значит какие у тебя благородные корни?

Обворованный зять быстро задвинул припасы под кровать и побежал на кухню. Теща уже была в халате, дочь в замешательстве посмотрела на мужа:
- Какие-то фашисты ее захватили. Ничего не понимаю. Может скорую?
- Теть Клав, лазили в мои вещи? – Коля не церемонился с любимой тещей.
- Никуда я не лазила! Не лазила не куда! – кричала теща и плевала на красно-синий мизинец, истекающий кровью. – Сволочь, фашист поганый!
держала левой рукой правую и устало всхлипывала.
- Кофий, то небось мой? – Коля показал на пустую чашку.
- Нет! Жокей! Жокей это!
- Ну-ну. А кто вас захватил-то? – Коля слегка улыбнулся.
- Фашист, вот он! – теща показала на кровящийся мизинец. – Ирод! Ирод окаянный!
- Ну сейчас мы его в плен возьмем,- невозмутимо заметил Коля и достал из аптечки бинт. – Сдавайся, ублюдок! Ты окружен!
- А! – тетя заерзала, - он говорит, что не сдастся, лучше, говорит, повеситься!
- А что, неплохая идея! Шнурок принести, вздернем засранца?
Коля пытался сохранит спокойствие, он разматывал бинт и во весь глаз подмигивал жене, которая удивленно заметила:
- Вы чо несете оба? Кого вздернуть? Коль, как с головой? Мам, у тебя температура?
Коля незаметно прижал палец к губам, и принялся бинтовать тещин мизинец.
- Ну что, Фриц! Успокоился? Говори, сука, где остальные?
- Нету! – вскрикнула теща. – Нету, нету больше никого, Коленька! Один он. Один!
Тетя Клава начала тихонько постанывала. Губы ее распухли, грудь степенно поднималась. Но в целом, понятно было, кризис миновал, наглый фашист с головой укутан в бинт.  Коля завязал узелок на пальце, и крикнул:
- Ну, теть Клава, с Победой!
- Спасибо, Коленька! Представлю к награде…
Тетя Клава с ненавистью рассматривала бинтованный палец, в глазах ее читалась геноцидная боль. Дочь взяла под руку раненую мать и увела в спальню
Коля посмотрел на кофеварку с уважением и еле слышно произнес:
- А что… надо попробовать…

(C) Scotobazman (ака Скотиняка)