Много лет назад мне, второкурснику химфака, понадобилось в самый разгар летних отпусков отъехать на историческую родину, сиречь в Вологодскую губернию: соседи сообщили, что мама заболела, а отец в отъезде, поэтому ситуация требует экстренного приезда. Безрезультатно прошатавшись до темноты по Московскому вокзалу, я случайно забрёл к товарным путям, где и услыхал обрывок разговора двух дорожных трудяг. Из разговора выяснилось, что товарный состав с девятой платформы отправится этой ночью за углём в Воркуту... вот она, удача!! Недолго думая, я влез на открытую площадку последнего вагона, свернулся в комочек и уснул. За плечами, как водится, вещмешок с «мерзавчиком» водки, нехитрой закусью и парой белья... в руке гитара, с успехом заменяющая любую компанию.
Разбудило меня мерное постукивание колёс. Я кое-как сел на пол, разминая затёкшие ноги, и понял, что здорово продрог. Ехать, с учетом скорости товарного поезда, придётся всю ночь – пора бы и немного согреться!.. Распечатав бутылку водки, я, почти наощупь, отрезал и посолил краюху хлеба, затем добавил узенький лепесток сала, привезённого приятелем из дальнего города Рогачёва... но тут раздался треск, и на площадку кто-то влетел, как мне показалось – прямо из темноты! Я быстро сунул припасы обратно в мешок и прыгнул на посетителя, пытаясь столкнуть его с площадки: это не мент и не стрелочник – им-то зачем запрыгивать на ходу!..
.
Ночной гость оказался чуть ниже ростом, худым в телосложении, даже костлявым, но ловким и изворотливым... несколько секунд мы боролись в полном молчании. Наконец, мне удалось заломить противнику кисть – в ответ раздался тонкий девичий вскрик, за ним последовала пара крепких выражений... Я оторопело попятился и остановился: незваным гостем оказалась... девушка! Тоже остановившись, она достала неповреждённой рукою крохотный фонарик. Вспыхнул игольчатый лучик света и сразу же резанул меня по глазам.
– Ты бы ещё, дурёха, сирену включила! - недовольно проворчал я. – Чего тебе надо?
– У меня свои дела... вот придурок! В поход ты, что ли, собрался?
Попикировавшись с минуту, мы успокоились и церемонно представились друг другу. Светка оказалась представителем редкой, исчезающей профессии железнодорожных воров-одиночек. Как мне удалось понять из её уклончивого рассказа, вчера, на одной из товарных станций она загрузила в порожняк «так, кое-что... на добрую память» и теперь везёт это «к барыге на поклон».
Закончив рассказ, она, наверное, пожалела о своей откровенности, потому что сразу же наклонилась ко мне и прошипела:
– Вякнешь кому, я тебя червякам скормлю!
Мне стало смешно, но тут же последовал резкий взмах рукой, и острый кончик ножа упёрся мне снизу в кадык. Машинально сглотнув, я закивал головой – Светка убрала нож и отодвинулась. Вагоны мчались во тьме, и ветер поливал нас ледяными каплями росы... Я вновь достал водку, налил в складной стаканчик и поднёс было к губам, но вовремя спохватился и предложил угощение даме. Искоса поглядывая на неё, я кое-как разглядел в темноте чёрную прядь волос, острый носик правильной формы, изящно очерченный рот и овальный подбородок. Смеялась она открыто и звонко.
Гостья сразу же показалась мне красавицей... впрочем, не зря говорят: ночью все кошки серы. Светка, не чинясь, опрокинула единым духом стопочку с водкой, заела кусочком сала с корочкой хлеба, похрустела луковицей, крякнула: эх, хорошо! Я последовал её примеру, сказав предварительно: за тебя, Светлана! За Королеву Рэйлуэя!
Что такое рэйлуэй, заинтригованно спросила Светка.
Железная дорога, ответил я.
А-а... ну, да. Мне нравится песня, не помню, кто поёт... задумчиво протянула Светка.
В переводе на русский, называется «Звезда автострады»!
Во-во, сказал я... Дип Пёпл это. А ты у нас будешь – Звезда Рэйлуэя!
Буду, согласилась Светка и благодарно пожала мне предплечье.
.
Мы выпили по второй, и я убрал остатки трапезы в вещмешок. Спой что-нибудь, если умеешь, попросила Светка и, откинувшись к стенке вагона, закрыла глаза.
Поддавшись лирическому настрою, я спел ей песню из кинофильма про беспризорников:
«...И грянул выстрел,
Другой и третий –
Так сиротою
Рассвет я встретил!..»
Светка покивала головой и молча заплакала.
Я выругал себя и выбрал песенку повеселее: ой-ё-ёй-ёй, а я несчастная девчоночка!...
Она улыбнулась сквозь слёзы. Я допел до конца и замолчал.
Вагоны остановились. Дымные звёзды пахли конским навозом и жжёным углем.
Светка сказала:
– Крупные станции кончились... давай перебежим в теплушку! Я что-то совсем замёрзла.
.
Мы зарылись в тёплое слежавшееся сено... или солому, не знаю. Пахло мукой и мышами.
– Поцелуй меня, – сказала вдруг Светка. Я подчинился, и она крепко укусила меня за нижнюю губу. Я заорал и хотел дать ей затрещину, но она вдруг ловко взгромоздилась на меня и стащила через голову свой пушистый пуловер. Я потянулся губами к её груди, но она со смехом отстранилась и, щёлкнув застёжкой, аккуратно сложила бюстгальтер стопочкой. Затем, столь же деловито, раздела меня... м-м, от середины к краям.
В ту пору я не имел сколько-нибудь заметного опыта в общении с женщинами, поэтому решил ни во что не вмешиваться... остаться, так сказать, в роли стороннего наблюдателя. Она несколькими движениями возбудила меня и ловко ввела внутрь, словно ввинтила лампочку в патрон. Прижав ногами мои бёдра, Светка размеренно принялась двигаться вперёд и назад, словно прислушиваясь к чему-то, происходившему глубоко внутри. Её грудь, с торчащими вишенками сосков, наконец-то приблизилась к моим жаждущим губам!.. Мы кончили одновременно, зажимая друг другу рты... она обессиленно соскользнула с меня и торопливо запахнулась в сброшенную одежду.
И впрямь, в теплушке было весьма прохладно.
Я лежал, исполненный наслаждения происходящим, не смея даже пошевелиться.
Прошло пару минут в молчании. Потом Светка сказала:
– У меня был парень, он погиб... Любил сочинять восточные притчи. Одна мне очень понравилась, я её даже запомнила... хочешь, расскажу?
Я согласно кивнул, и она нараспев произнесла:
– Ученик Мастера Хэ сказал: я ничто! Я обыкновенное ничто! Пение Лучезарной затмевает мне разум, и что же принести мне к её подножью? Не могу я слагать стихи, как богоподобный Ли из местечка Шитань!.. Не умею бить копьём или метать дротики, как императорские гвардейцы!.. Даже искусство составления букетов не даётся мне, как и волшебство ремесленника... Лучезарная, отвергни же меня, ибо я ничтожен!
.
Дочь Мастера Хэ сказала: он никогда не полюбит меня, тот единственный, кто нежен моему сердцу... тот, что зовёт меня Лучезарной!! Мой отец, Мастер Хэ, считает своего единственного ученика лучшим из ныне живущих мастеров каллиграфии, тончайшим знатоком иероглифов... а ведь я, несчастная, только и умею, что петь! Что в этом заслуги? Поют ведь и птицы небесные!.. Забудь же меня, недостойную, о ученик Мастера Хэ!
.
Глупые дети, сказал Мастер Хэ и уложил своих марионеток в длинный бамбуковый ящик. Вы стОите друг друга... и только я, несчастнейший из смертных, не знаю, где приклоню завтра голову! Никогда, никогда не сумеют люди понять, принять и оценить Искусство, прославленное мной, создавшим первый в Поднебесной ТЕАТР МАРИОНЕТОК!..
.
Я промолчал в недоумении, затем спросил: и что ты, собственно, хотела этим сказать?
Светка повернула ко мне светящееся во тьме лицо и сказала: я могла бы выйти за тебя замуж... только вот не знаю, зачем это тебе?..
Стыдно признаться, но я настолько опешил от её прямоты и бесцеремонности, что только хмыкнул, но не нашёлся с ответом... а ведь была у меня репутация парня, бойкого на язык! Вдруг Светка вскочила и подбежала к дверям вагона: ну, всё, Андрей – мне пора! Поезд остановился, и она принялась выдёргивать к дверям, затем выталкивать под откос какие-то длинные узлы и коробки... Я подошёл было помочь ей – она зашипела, словно болотная гадюка: только попробуй! Это совсем не твоя стезя, дурачок!!
.
Спрыгнув, я побрёл вдоль поезда, даже не попрощавшись. Вдруг сзади раздались какие-то крики, шум борьбы, затем оглушительно грохнули выстрелы... Я машинально пригнулся к земле, потом лёг на живот и пополз обратно к Светкиному вагону. Поздно: у вагона переговаривалась кучка людей, двое-трое были в железнодорожных мундирах... Дорожники, и с ними милиция на транспорте, сообразил я. Двое мужчин подняли носилки, укрытые какой-то брезентовой ветошью, и понесли в сторону от поезда... какое-то предчувствие заставило меня двинуться следом за ними. Распахнулись задние двери медицинского уазика, свет упал на носилки, и я наконец-то увидал в подробностях Светкино лицо, но уже очень бледное, почти бескровное... Голова её безжизненно мотанулась, носилки с грохотом опустились на дно уазика, и ещё одна страница моей жизни оказалась перевёрнутой.
Слава Богу, дальше я добрался без приключений. Маме вскоре стало полегче; я вызвал врача и, по приезду отца, обычным пассажиром вернулся в Город. Почему же мне никак не вычеркнуть её из своей памяти – словно несостоявшуюся судьбу?..