Сказание о Кобляз-азизе

Все сказанное - одна правда.
Давно на берегах Тавриды, среди покрытых изумрудным мхом и душистой лавандой скалистых гор, по склонам которых и по сей день журчат чистые, как слеза Аллаха, горные ручьи, жил был славный богатырь Кобляз-азиз.
По всему черноморскому побережью не было храбрей джигита. Глаза зеленые, кудри черные до плеч, мурбазаком алым подпоясанный, на плечах куфтяк заморский - золотом расшитый, а в ножнах грозный булатный бузургун. Другом всех народов, грозой всех врагов был отважный Кобляз-азиз. Все боги тоже очень любили гордого джигита. Идет он мимо мечети - намаз совершит, скачет мимо церкви православной на коне своем могучем Оюе о трех ноздрях - остановится, свечку Христу поставит да бабулькам сирым на паперти мелочи подаст. Мимо синагоги мчится - бога Яхве вспомнит, а турка повстречает - башку снесет в жертву Зевсу греческому или Юпитеру итальянскому.

Придут, бывало, татары к Кобляз-азизу и пожалуются, что русские сволочи из соседней деревни, или хохлы-чумаки выебываются - пойдет грозный джигит, да русских с хохлами отпиздит. А пройдет несколько дней, придут русские и пожалуются на татар, что те гору Ай-Петри засрали - тут Кобляз-азиз татарам пиздюлей повалит. Всем хорошо. Все Кобляз-азиза уважают.


Легенда про Медведь-гору

Однажды путешествуя по горам в поисках целебного карманджака для своей больной мамы, славный воин Кобляз-азиз остановился на ночлег в одной греческой деревне вблизи Алушты. Печальны были лица греков.
- Что случилось? Отчего печальны ваши лица? - Спросил жителей деревни храбрый джигит.
- Да, медведи заебали, - ответили ему грустные греки православные.

В тех краях благодатных жила, одно время, стая диких медведей. Руководил ими кровожадный самец по имени Аю. Медведи по ночам жрали мирных греков, вытаптывали русские виноградники графа Воронцова, воровали из подвалов лучистый Херес и при этом ужасно воняли. А их вожак Аю обнаглел настолько, что каждый месяц стал требовать к себе в пещеру самую красивую гречанку Алушты или из, прилегающих к ней деревень.

- Хуёвы ваши дела, - посетовал отважный воин Кобляз-азиз и завалился спать, - завтра вам помогу, - впадая в глубокий храп, от которого содрогались горы, молвил джигит и захрапел.

На утро грозный джигит Кобляз-азиз запряг своего верного коня Оюя, крепко подтянул джумурджук и поскакал к медведям. Три часа скакал отважный воин по горам. Три подковы потерял его конь о трёх ноздрях Оюй. Наконец они доехали, и сказал, гордый Кобляз-азиз медведям слово свое громкое:
- Вон на хуй из Крыма! - закричал своим грозным голосом отважный Кобляз-азиз медведям, а конь Оюй о трех ноздрях так топнул копытом, что затряслись горы и с них посыпались камни.
Испугались медведи и в страхе убежали за Херсон. И с тех пор в Крыму больше не появлялись. Один только вожак Аю не испугался.
- Иди на хуй, мудак, - молвил он отважному джигиту Кобляз-азизу и грозно зарычал.
- Это я мудак? - не понял вожака Аю отважный Кобляз-азиз, - сейчас я тебе покажу, какой я мудак. Он достал из расшитых золотом мурштаков свой огромный буксулук, показал его медведю Аю, а потом вырвал из земли с корнем огромное дерево бук и перетянул им Аю по хребту.
- Блядь, как же больно! Да и вообще, наверно, мне пиздец пришел, - сказал сам себе вожак Аю и стал убегать от Кобляз-азиза в сторону Черного моря потому, что путь на Херсон через долину, куда убежали остальные умные медведи, был отрезан камнями из-под копыт верного коня Оюя.

Долго преследовал медведя Аю отважный джигит Кобляз-азиз, много подков потерял его верный конь Оюй о трех ноздрях, от стука копыт которого недобрым делалось море Черное, а с гор сходили селевые потоки и мыши летучие по ущельям прятались...
- О боги, - взмолился Аю, добежав до моря. Не прошу я вас о жизни. Знаю, что умертвит меня отважный джигит Кобляз-азиз. Так дайте же, хотя бы сдохнуть не изнасилованным, - просил богов медведь Аю, вспоминаю огромный буксулук отважного джигита, увиденный им в степи, за некоторое время до побега.

И сжалился морской бог Нептун над медведем Аю, и велел ему попить соленой морской воды. Аю попил, и когда гордый Кобляз-азиз уже настиг его – окаменел, и превратился в гору, которую с тех пор называют Аю-даг.
Слово "даг" на таврическом языке означает - гора, и им называют все горы острова Крым.
За этот подвиг благодарные греческие селяне подарили Кобляз-азизу красивую, расшитую золотом, бургульму, которая валялась у них за ненадобностью, а Кобляз-азизу пришлась очень кстати. Он очень любил одевать ее по торжественным случаям.


Легенда про скалы близнецы, тополь и кипарис

Однажды отважный джигит Кобляз-азиз поехал в Гурзуф, чтобы специально встретиться там с Пушкиным. Александр Сергеевич сидел на пристани, болтал босыми ногами в Черном море, пил мадеру и писал "Капитанскую дочку".
- Будь милостив к тебе Будда и Аллах, а также Яхве и Юпитер, о великий русский поэт, - вежливо поздоровался с Пушкиным Кобляз-азиз.
- Здравствуй, отважный джигит, Кобляз-азиз, сказал Пушкин и пригласил его пить мадеру. - Красивый пейзаж, - глядя на Аю-даг, продолжил поэт, - но чего то в нем не хватает.
- Да, красивый, - согласился Кобляз-азиз, вспоминая грозного медведя Аю, которого он так и не догнал.
В это самое время мимо на фелюге проплывал рыбак Ираклий и пел очень грустную песню на скифском языке о своей тяжелой судьбе.
- Скажи мне, отважный богатырь, Кобляз-азиз, о чем так красиво и грустно поет этот славный мореход? - Спросил джигита Александр Сергеевич.
- Хер его знает, - отвечал Кобляз-азиз, - я в скифском языке не силен. Если хочешь, то давай его пригласим выпить с собой мадеры и порасспросим.

От Пушкина, откупоривавшего четвертую бутылку мадеры, возражений не последовало, и они пригласили его к себе.
Ираклий с удовольствием причалил к берегу, составил великим людям компанию и рассказал про свое горе.

Очень уважали Ираклия в деревне. За то, что он путников приютить мог бесплатно, фелюги помогал подлатать друзьям своим рыбакам, а жена его Тамара, готовила по праздникам готовила самую вкусную в деревне хыкчу. Вот только с дочками не повезло Ираклию и Тамаре.
Звали их Тополини и Кипариси, на итальянский манер, из-за их неаполитанского папы, с которым Тамара грешила года три, пока Ираклий не сбежал из турецкого плена. По характеру они были вредные-превредные, постоянно делали соседям гадости и распространяли про них сплетни. А Ираклия, считавшего их родными, постоянно посылали на хуй и жестоко пиздили, когда он возвращался домой выпивший, даже с хорошим уловом бычков и кефали.

Тополина была кривонога, косоглаза и малого роста, а Кипариса толстая, востроносая, в прыщах и от рождения добрая, но со временем под влиянием старшей сестры испортилась и тоже начала тиранить отца. Девки стыдились своей внешности, ужасно по этому комплексовали и обвиняли Ираклия в плохой наследственности не ведая, как и отец правды своего рождения.
Вот и сейчас они, откуда ни возьмись, появились с дикого пляжа и, не поздоровавшись с великими людьми, с остервенением стали лупить отца и гнать его домой.
- О небеса, - взмолился Ираклий, есть ли такие, силы способные избавить меня от этих уёбищ?
- Есть, - икнув, сказал Кобляз-азиз и зашвырнул противных девок, в море далеко за буйки.
- Помогите! Помогите! - Заорали девки из морской пучины.
- Щас поможем, - отозвался славный богатырь. Он схватил с горы два огромных камня и бросил их на головы Кипарисы и Тополины. Сразу стало тихо, по прибрежной гальке пробежали три больших волны, а потом на море установился полный штиль.
- Вот теперь и пейзаж лучше стал, - сказал Пушкин, разглядывая на фоне Аю-дага две торчащие из моря скалы, похоронившие под собой двух вредных девок Тополину и Кипарису. - Хорошо сидим, - продолжил поэт, - рыбак Ираклий, я предлагаю помянуть твоих дочек, и назвать вон те стройные фаллические деревья их именами. Пусть они будут называться тополь и кипарис. Ираклий и Кобляз-азиз не возражали, и друзья выпили не чокаясь.

А придумать название скалам собутыльники тогда не додумались потому, что были уже сильно выпившие. Скалы те люди почему-то Адаларами назвали чуть позже. В честь братьев близнецов Адаларских Исаака и Николая, которые как -то помогли подполковнику Кутузову в войне с турками в каком-то мелком вопросе.
- По такому случаю, - откупорив девятую бутылку мадеры, обратился к Пушкину рыбак Ираклий, - было бы неплохо и твое имя в Крыму увековечить.
- Это было бы замечательно, - зажегся идеей Александр Сергеевич.
- Ну, тогда милости просим в фелюгу, - пригласил друзей Ираклий.
На весла посадили Кобляз-азиза, и он за десять богатырских гребков привел судно к береговой скале недалеко от Адалар. Обогнув мыс собутыльники пришвартовались в небольшой пещере, на потолке которой жили летучие мыши, а на дне в воде водились большие бычки и мидии.
- Это грот, - объяснил рыбак Ираклий, - отныне он будет называться Грот Пушкина.
- А как он назывался до этого? - Заволновался Александр Сергеевич.
- А, никак, - успокоил поэта Ираклий, - просто грот.
- И буду черною дырой
В скале морской увековечен, - тихо пробормотал себе под нос поэт малую рифму, а потом громче добавил, - ну, тогда я согласен. Нужно это дело обмыть...


Легенда про Бахчисарайский Фонтан

Однажды в Гурзуф на свою дачу приехал великий русский писатель Чехов, написать драму в четырех действиях "Три сестры", попить мадеры и подышать полезным для здоровья крымским воздухом. Узнав про это, Кобляз-азиз решил навестить писателя и привезти ему полезных для здоровья гостинцев. Он заехал к знакомому татарину Мустафе-аге на бахчу, нарвал там арбузов для Чехова и наелся сам.
- Где тут у тебя можно поссать? - спросил отважный богатырь Кобляз-азиз Мустафу-агу, когда съеденные арбузы дали о себе хорошо знать.
- Да, вон там, за сараем, - ответил Мустафа-ага, и указал Кобляз-азизу на сарай возле бахчи.
Гордый джигит зашел за сарай, справил там малую нужду, приторочил к седлу своего верного коня Оюя о трех ноздрях мешок арбузов для Чехова и, распрощавшись с Мустафой-агой, поскакал в Гурзуф. А на следующий день на том месте, где поссал Кобляз-азиз, забил целебный источник, который люди назвали Бахчисарайский Фонтан и сделали вокруг него город.
А арбузы Чехову очень понравились, и он очень подружился с Кобляз-азизом - славным джигитом.

Фото с места событий