На второй день вышли из Ладоги к морю, в земли Нево, и пошли уже веселее, по течению, запели, затянули веселые песни,  по берегам пошли земли дикой чухны белоглазой. Да впрочем, кто их здесь знает, да считается. Бормочут что-то на своем, только угры иногда узнают, что им с берега кричат, да со скамеек вскакивают и в ответ перекрикиваются, сотрясая воздух кулаками. И снова дикие пустые берега, поросшие то сосной и елью, то болотистые, заросшие тростником и камышом. Еще дней пять до земель, где снова начнут говорить по-славянски, да привечать гостей. А так: все дикие, немного суровые берега, да дикие люди, да темная, коричневая вода реки, спешащей в Балтику. А то снова на берег выскочит чудик какой, и кулаком в след машет. Да кричит о чем-то своем в след.

Вот и в этот раз выскочил. Да давай поливать-то: на своем что-то гуркает, раскатисто тараторит, то не с того по матушке! Не сдержался Шуйца, да стрелой положил бедолагу, с одного выстрела в глаз, как белку. Шагов со ста, наверное. На ладье заржали, загоготали вои. Вон, как забился, и упал чухонец. На серовато-желтом песке, оставляя след умирающего, бьющегося в конвульсиях тела, и темную красную нитку крови.
- Все, хорош, ржать! Пристаем к берегу,  на привал! - Старшой завалил руль и направил судно к высокому берегу, - Ну, и на кой ляд ты это сделал? – насупился старшой, - он, что на тебя с ножом кидался? Ну, орет там благим матом, так пусть себе.
- А нельзя такими словами мать поминать, тоже мне отец нашелся, - буркнул Шуйца, - каждое слово свою силу имеет.
-Слово - это не меч, думать надо,- рявкнул вождь, - да, уж ладно, здесь на стоянку встанем, дальше уже дельта – там все сырость да болота. Что мошкару с комарами кормить?
- Не горячись, слово тоже силу имеет, да иной раз страшную, - Седой волхв положил старшому руку на плечо,- Ты уж, Горигляд успокойся. Шуйца, что он там кричал?
-Да все по матери посылал, да в нашу сторону палкой тыкал.
-Вот и посмотрим, чем тыкал, да про что кричал,- старец потрепал длинную белую бороду.

Скрипя плоским днищем по мокрому песку, ладья еще пару раз дернулась и приткнулась к берегу. Шуйца подошел к уже мертвому человеку, ногой перевернул его с живота на спину.  На песке, где только что лежала голова покойника, остался мокрый красно-черный след. Волхв, присел рядом с телом, зачерпнул рукой горсть песка,  понюхал воздух, - чем тыкал то? Видишь что-нибудь, - спросил у Шуйцы.
-Да вон, в стороне, коряга какая-то, - Шуйца хотел, было ее поднять, но получил по рукам посохом.
- А ну, не торопись, а то рука отсохнет, - Волхв подошел к Шуйце, снова присел, присмотрелся. Обтесанный грубым ножом кусок корня напоминал косматую старуху. Волхв повел над ней рукой, что-то неразборчиво зашептал. Фигурка старухи стала дымиться, чернеть, словно кто-то ее поджег. Сухие и вычесанные, словно волосы, корни вспыхнули и фигурка рассыпалась в прах.
- Горигляд, а вот теперь смотри, кого Шуйца пристрелил,- на песке лежал сгорбленный и довольно маленький труп, с сухими маленькими ручками, огромной, непропорциональной головой и морщинистым лицом, на котором выделялся огромный нос.
-Это что еще за чудо? – удивился Горигляд.
- Тролль, только мелкий еще не вырос, - Волхв усмехнулся в бороду, - язык у них заковыристый, только иногда на нашу ругань похож. Особенно когда заклинания на порчу читают. Народец тролли еще тот, молодец Шуйца, убил гаденыша. Еще таких  пожеланий в дорогу не хватало. Видишь, сегодня солнца нет, за тучами спряталось. Так загулял, молодой, видать забылся. Тролли, они по ночам в основном куролесят, а этот на тебе, с утра пораньше. А я теперь голову ломай, как с ним поступить. Ладно, отойдите в сторону, мне прибраться надо.

Вояки плотно группой отошли к ладье, к самой воде Невы. Старшой отвесил смачный подзатыльник Шуйце, - Не размахивался бы, не распускал стрелы куда попало, плыли бы тихо в Залив, так нет, надо было тебе стрелу пустить.
- Горигляд, - огрызнулся Шуйца, - сам слышал, что колдун сказал, правильно все я сделал. Иначе не миновать на беды.

За спиной заволновались остальные, забурчали под нос одобрительно. Только предводитель, оглянувшись, зыркнул на самых смелых, поутихли. Ох, и тяжел иногда взгляд у старшого, и грозен.  - Что рассупонились? Угры в лес на разведку, вдруг еще кто там шарится. Остальным приготовится, оружие далеко не откладывать смотреть мне там во все глаза.
Мелкие и быстрые, словно куницы угры тихо исчезли в прибрежных кустах, остальные напряглись собрались внутренне, как обычно собирается хищник перед броском, сосредоточились, уперли копья в песок. Один только Волхв, присел на корточки, и пропустил песок промеж пальцев. Ветер порывами срывал песчинки и закручивал их змейками. Старик порылся в своей заношенной торбе. Достал странного вида изогнутый нож, на рукоятке которого вырезаны были тонкие руны, рукоятка оканчивалась головой оскалившегося волка. Он воткнул нож в мокрый слежавшийся песок и очертил вокруг трупа круг. Потом достал из котомки бутыль, зубами выдернул затычку, снова в форме головы волка, и  полил по очерченному. Старик строго посмотрел своими синими, холодными, как озера глазами, в серое, низкое небо. Погрозил небу пальцем и одними губами, как-будто ругаясь, сказал что-то выразительное.  Резкий порыв ветра разорвал нависающие почти над головой стальные облака, и луч солнца полоснул по скукоженному трупу. От солнечных лучей тролль еще больше сжался, какая-то неведомая сила скрутила его, и в воздухе раздался тихий вздох. Из мертвого тела полыхнуло пламя, но ударившись о невидимый барьер защитного круга отступило и накинулось с новой силой на мертвого тролля. Через несколько мгновений огонь устал и утих, последний раз, ярко вспыхнув, совсем пропал. На месте, где только что лежал убитый тролль, остался серый и немного красноватый камень. Волхв, встал на колени в песок перед камнем, и что-то тихо зашептал, почти запел. Руками стер тонкий защитный круг, стал поглаживать камень убаюкивать. Опершись о камень, старик встал с колен, отряхнул песок. Посмотрел в небо и поклонился солнцу. Снова достал бутыль, выдернул пробку и  сделал пару глотков. Острый кадык заходил по шее, Волхв поднял сухую, руку с узловатыми пальцами, вытер рот, устало выдохнул. И грузно, словно мешок осел бесил.

Из кустов, шустрые, словно белки, выпрыгнули угры. В раскосых черных глазах светилась веселая безмятежность,- Старшой, никого нет по близости,  это остров, через речку перебраться только в лодке можно,- затараторил один из угров, на соседнем берегу ни лодок, ни плотов.
-По местам, - крикнул старшой, да только в этот миг увидел осоловевшего, почти без сознания старика. К нему кинулся Шуйца, подхватил, забаюкал на руках, почти по-бабьи запричитал, - Как же это, что ж  с тобой, а? Старик, ты давай не помирай, некогда нам помирать, да и не гоже в пути.
- Ты, это, погоди, Шуйца, - устало прошептал старик, - мне в себя прийти надо, не торопись, да и не пойдем мы никуда сегодня, сейчас шторм в Заливе начинается. Хорошо, что остров высокий нашли. Видишь, ветер с моря дует? Он скоро такую волну пригонит, что все болота притопит. Так что скажи Горигляду, пусть лагерем встает на пару дней, здесь место теперь чистое, никого не чую я рядом, - И, потеряв совсем силы, старик откинулся на руки Шуйце.
По небу заторопились, побежали облака, низкие и тяжелые. Оглядываясь на низкое небо, люди молча и торопливо занялись устройством лагеря. Дождь, словно ждал, когда они растянут и укрепят шатры. И когда с устройством лагеря было покончено, грянул дождь, да какой! Ветер рвал шатры и  швырялся о стены водой. Словно сам Залив решил уничтожить и даже смыть следы людей. У выхода из шатра, тоскливо глядя на беснующуюся стихию, сидел Шуйца, и что-то мычал себе под нос. Ветер терзал стенки, и шатер слегка качался под его ударами. А молодой воин резво острым ножом резал маленькую фигурку – рукоятку для ножа. В его руках появилась сначала поджарая фигура, с лапами, прижатыми перед прыжком, а затем и голова волка, с ощеренной пастью.