Было тепло. И даже немного уютно. Новый матрас, принесенный недавно с помойки, еще не заселили насекомые, только немного беспокоили вши, но это ничего, если привык, то почти и не замечаешь… Жизнь – ведь это самое обыденное чудо: всегда рядом, куда ни глянь! Вот только мысли после сна путаные. Куда-то надо идти? Да. Голова-то, голова! Ох-хо-хо.
Федька покряхтел, поворочался еще с боку на бок, но сон больше не шел. Сел, протер глаза, осмотрелся – ага, все-таки вчера дополз до дома! В трубах как всегда что-то урчало, подрагивали стрелки на циферблатах, тускло горела лампочка под потолком. Свет забыл вчера выключить – плохо, если жильцы заметят - вытурят, ищи потом новое место. А где еще такой рай найти? Главное ведь что: тепло! А уже осень, в парке под кустом не поспишь, а на вокзале мусора гоняют, да и не дом все это, так – временное пристанище. Здесь же хорошо, редко слесарь только если придет краны подкрутить или хомут на прохудившуюся трубу наложить, но Федьке и тут везло – он как раз в такое время куда-нибудь отлучался.
Встал, свернул матрас, перевязал его бечевкой и прислонил к стене. Федька давно уже приметил тайник в самом темном углу бойлерной – то ли от естественных причин так вышло, то ли кто-то до него тут похозяйничал: за расшатавшейся кирпичной кладкой нашлось внушительных размеров пустое пространство. Туда-то он и прятал свои немногочисленные вещички, чтобы не спалиться. Сначала из ниши был извлечен пустой мешок из какой-то дерюги, с очень удобными веревочными ручками, а потом Федька затолкал в дыру матрас и замаскировал тайник.
Под ногами хрустела тонкая ледяная корочка, шуршали и похрустывали опавшие листья, где-то яростно скребла по асфальту дворничья метла. Пивных бутылок было мало, холодновато стало на улице, чтобы пить, это ведь на летнем солнышке молодежь все собирается – и одну за другой! Но Федька не расстраивался, потому что знал одно надежное место, где этого добра поутру навалом. На небольшой площадке в центре парка возвышалась на постаменте настоящая зенитка, выставленная здесь в память о победе. Памятник по периметру опоясывало гранитное ограждение, к которому жались такие же гранитные лавки (вероятно благодаря материалу они до сих пор и оставались целыми, потому что больше в парке уже давно негде было и присесть). О победе здесь вспоминали только раз в год на 9 мая – кто-то украшал орудие цветами, – а в остальное время собирались странные бритые наголо молодые люди, что-то громко орали, пели хором песни под гитару и на счастье Федьки пили пиво чуть ли не ящиками, выкидывая бутылки в кусты за ограждение.
В аптеке уже выстроилась очередь из жаждущих. Девушка-фармацевт даже не спрашивала, что хотят купить. По похмельным рожам и так все было ясно, оставалось только считать сколько бутыльков выдавать за полученные деньги. За спиной раздался сиплый голос:
- Да пропустите вы бомжа этого без очереди, дышать ведь невозможно!
- А ты нос-то из жопы вынь, да вдохни поглубже, - огрызнулся Федька.
До драки не дошло, его все-таки пропустили без очереди. Почти счастливый Федька вышел на улицу, нежно перекатывая в кармане ватника пузыречки с пойлом. Их позвякивание предвещало скорое расставание с похмельем. Ну вот, мусора! Охота им с ранья здесь шататься? За угол, за угол… Федька лихорадочно свинтил крышечку с первой бутылочки и опрокинул ее содержимое в рот. Тяжело сглотнул, занюхал заплесневелой коркой, которую нашел в целлофановом мешочке, рядом с мусорными баками – грех было брезговать, подобрал.
Вот… Спалили все-таки! Левое плечо обжег удар резиновой дубинки, Федька взвыл про себя от боли, но так смолчал, стерпел, а то еще больше достанется, да и оставшееся пойло могут случайно расколотить.
- Слышь ты, сука, пиздуй отсюда ну хуй, бичара ебаный. Еще раз увижу, мозги вышибу. Было бы, правда, что вышибать. Гы-гы!
Голос знакомый. Этот его тогда в «обезьяннике» наручниками к решетке пристегнул, и били всей конторой. А утром начальник пришел, чуть в луже крови не поскользнулся, развели тут грязь, говорит, уберите. У Федьки потом месяца три в голове звенело и кровью мочился. Но ничего, прошло, да и к лучшему все – он ведь как раз в тот день свой новый дом и нашел! В бреду заполз в подъезд, а там дверь в бойлерную была открыта, слесарь запереть забыл. Потом уж с замком разобрался: надо язычок чуть-чуть гвоздиком поджать – и все, щелк! Заходи, живи.
Так, быстро, быстро… Вот, здесь никого, и дом заброшенный, под снос стоит. Сюда и заберемся. Говном, правда, воняет, но это ничего, главное – никто не полезет. Можно спокойно выпить, поразмышлять. И старый стульчик венский гнутый кто-то оставил, такие у мамы еще были. Ножку поправил, и сидеть можно. Сейчас таких вещей давно уже не делают, вещей с воспоминанием. Грустно. Федька опрокинул второй пузырек и задумался.
Любви в мире стало меньше. Вот и бить стали чаще и больнее. И девки молодые все с мужиками ругаются, все с какой-то злобой, матерно, страшно, что за дети-то у них будут, а мужики бьют опять же, да не с перепою или для острастки, а все с той же тягучей злобой, с удовольствием черным каким-то, взгляд у людей на улице разжижел, и все чудится, что куда-то всех тянет, к блеску, или от страха и пустоты, или от болезни внутренней, червь могильный гложет, уже и гроб сгнил, а все жизни чудо манит, но обманка это, без любви – обманка, так, удобство одно тепленькое, как у мух в навозной куче, которые только механически друг с другом и сношаются постоянно, а ведь как у них, у насекомых, тоже, наверное, общество, и каждый место потеплее норовит, теснятся в куче дерьма, поедают друг друга, нет, совсем некрасиво, бессмысленно, убого, а у Бога… Тепло…
Федька очнулся опять от головной боли. Порылся в кармане и опрокинул последний бутылек. После этого, хрустя битым стеклом, полез наружу. Домой побрел через парк, так было быстрее. У «бутылочного» места сквозь кусты слышался хохот и бодрая матерная ругань. Вдруг что-то полетело, треща ветками, и ударило ему в голову. Федька охнул и упал. Пустая, успел подумать он, теряя сознание.
- Эй, парни, тут бич подох похоже. Говорил я тебе, Болт, не хуй тару с такой силой в кусты швырять.
- У-у, сука, ходит тут, землю поганит. На тебе, падла, по почкам!
- Эй, эй, погодите, я ему щас об черепушку расхуярю!
- Бля, ебнуть суке, чтоб не жил, они же, пидоры всякую заразу разносят, их надо живьем в крематории бесплатно жечь.
- Так, сука, получи, получи, сука, сука, сукаполучи, суканах, получииии!
- Фу, блядь, я даже согрелся, только тяжеляки потом от этого говна мыть…
***
Было тепло. И даже немного уютно.
- Федька, горе ты мое луковое, опять разболелся… Ну, что мне с тобой делать?
На венском гнутом стуле у кровати сидела худенькая женщина. Знакомая. Рукой по голове гладит, так хорошо.
- Мама?