1998
Лимонадный Джо

  …  Май 1919 встретил нашу часть затяжными боями на малороссийском юге, местное население, привыкшее  с времен Екатерины-матушки к зависимости от сильной руки росса, а до того ложившееся то под  шляхту до вообще Бог весть под кого , вначале с удовольствием  встречало наши регулярные части, но невоздержанность на расправу полубандитствующих отрядов местных панов и сказки шахерезад-евреев большевиков делали свое дело и кое-где большевистская гидра получала поддержку.
  Надо отметить, что при всей холопской сущности, жизнь крестьянина-малоросса была не в пример лучше его российского брата из какой-нито брянской или калужской губерний.
  От природы хороший климат, чернозем – дар Господа многострадальной Украинской земле позволяли расти и плодоносить всему в этом крае , все росло славно и наливалось силой – от овощей до пышных грудей местных крестьянок.
  Разбавивший наш офицерский полк рядовой состав из частей Брусилова состоял в основном из крестьян вятской губернии, молчаливые , но расторопные мужики с восторгом глядели на местное изобилие, наличие скотины в каждом дворе, абрикосы, растущие вдоль дорог дичком, тогда как в их местности таким фруктом не на каждый праздник можно было побаловаться – уж больно дорого.
- Что же им еще надо, какого рожна, все есть? – не раз доводилось слышать мне от рядовых – вот же оно мужицкое царство на земле..
  Я же после полученной в бою под Екатеринодаром контузии до сих пор не ремиссировал, и порой мое тело начинал бить озноб и тремор, такой сильный, что единственным желанием было забиться куда нибудь, и попытаться забыться свернувшись как младенец в материнской утробе.
  Капитан медицинской службы Штерн, из обрусевших немецких служилых дворян прописывал мне какие-то микстуры, порой колол меня морфием, но в свободное от службы время лучшим лекарством для меня была четверть самогона с яблоками на закуску.
  Мой верный деньшик Федор – незлобивый и исполнительный малый, не раз заставал меня заснувшим в кресле со стаканом в руке и боялся перенести меня на кровать – уж больно страшно кричал я во сне, а лишь разувал меня и укутывал одеялом.

Снился мне все тот же страшный, какой-то серый сон: темное, раннее петербургское зимнее  утро, по Миллионной метет поземка, и я, прибывший с фронта на двухдневную побывку, мечусь один по знакомым парадным в поисках .
На улице холодно, я кутаюсь в башлык и тонкую офицерскую шинель, голенища сапог промерзли,  и сводит пальцы в перчатках, а парадные двери забиты крест – накрест досками, в окнах горят свечи… я захожу в знакомый мне с детства черный двор родового дома друзей нашей семьи и вижу двор, забитый по-мясницки ободранными  телами знакомых мне людей, среди которых как крысы копошатся ободранные люди в шинелях и бушлатах их рукава отмечены кроваво-красными повязками, с ними ужасного вида оборванцы пролетарии.. они обшаривают трупы и не найдя ценностей выгрызают у остывающих тел куски мяса.

  Я начинаю стрелять в них – но никто из этой своры не падает от моих выстрелов , в револьвере заканчиваются патроны и они хватают меня и тащат во двор я вижу их безумные глаза и чувствую смрад мертвечины из их разинутых ртов с гнилыми пеньками зубов \
-  Белая кость – живой, живой, сейчас – змеиным шипением доноситься их крики.


- Проснитесь, барин, завтракать пожалуйста – испуганный Федор теребит меня за руку, что с Вами, Ваше благородие – Вы мне чуть руку не оторвали, когда я Вас будил.
- Прости, братец, сон дурной приснился.
Федор подал мне рюмку моей любимой ежевичной.
Сегодня я отбывал на позиции, к встрече, которая изменит всю мою дальнейшую жизнь.


    Перенеся год испытаний стиральными порошками я приобрел опыт практических продаж и утратил иллюзии, с которыми переступал порог офиса.

  Как в «Машине времени» Уэллса есть морлоки и элои, так  и в пафосной и благополучной западной компании есть черная и белая кость.

Черная кость тащит на себе бизнес, не вылезая по двенадцать часов из полей, общается с напыщенными заведующими магазинов, воняющими кислятиной и табаком жадными чещущими сковзь брюки яйца кавказцами – владельцами контейнеров на рынках, и другими «неподарками», черную кость обворовывают при погрузке такие же горемыки кладовщики, с них вымогают деньги бравые ГАИшники, их переодически грабят лихие бандиты-махновцы – не особо признающие понятия «крыш» на низовом уровне.

  Награда для черной кости «морлоков» фирмы – фальшивые слова благодарности, произнесенные на ломаном русском экспатом юнит-менеджером, за какую то провинность сосланным в Россию, пренебрежительные взгляды офисных барышень и полные превосходства взгляды планктона пола мужского, да глоток водки на корпоративной вечеринки, где морлоки сидят на самых плохих местах, издалека разглядывая, как любуется собой офисная шваль, своими манерами пытаясь походить на иностранных шефов, а со стороны напоминая сборище псевдогламурных потасканных теток и пассивных педерастов.

  Итак мне хватило года, что бы разобраться в истинном положении дел, и решив что надрываться по 11-12 часов в день мне незачем я решил начать с малого -  памятуя народную мудрость о том, что «рыба ищет где глубже а человек где лучше» я конечно же не спешил возвращаться в мирок совдеповского бизнеса – с его нищенскими зарплатами, непременными пьянками в аванс и получку, кидками быдловатых хозяйчиков с тремя классами и двумя ходками образования,  и межконторскими романчиками с обрюзгшими и рано подурневшими женщинами коллегами.

  Моей целью стало перебраться в западную небольшую конторку, где можно заниматься продажами за сопоставимые деньги, но не особо надрываясь, благо 1998 год с его шестирублевым куром доллара позволял открываться таковым конторам чуть ли не ежечасно. И чудо – мои поиски (благодаря конечно же опыту  а главное записи в трудовой книжке о работе в великой и ужасной Корпорации) привели в замечательную конторку, где под руководством пары индусов – подданных Ее Величества, небольшой коллектив реализовывал небезызвестные марки лимонадов, не страдая желанием побороть Коку или Пепси а просто честно имея смой гешефт.

    Первую пару дней со мной особо никто не общался, тем более что моя вэн-позиция не была до конца понятна, затем я получил газель с водителем-матершинником, так не похожим на моего американизированного водителя ассистента в предыдущем месте работы и пейджер – показатель легкого понтовства в те годы, отправился трудиться – реализовывать лимонад страждущим.
Желая показать, что не зря получаю оклад жалования я вспомнив предшествующий опыт трудился в духе первых пятилеток и по итогам недели выполнил без малого процентов семьдесят месячного плана.
  В следующий понедельник при входе в офис, располагавшийся в уютном здании бывшего монастыря, меня отозвал в сторонку один из торговых представителей , хорошо одетый плотный молодой человек с хитрым, но располагающим к себе лицом.
- Альберт – представился он
- Иван
- разговор есть
- давай
- мы тут смотрим, ты вроде парень толковый, только видать не догоняешь, здесь ломить без толку – бонус большой не закроют, план на следующий месяц задерут и сделают так, что бы ты заебался, а тебе оно надо?
- а как же вы тут работаете?
- да все просто – юнит у нас русский ему в общем то особо все по барабану, супервайзерам то же, а индусы так для мебели, не особо и шарят они чего в городе происходит. В общем расклад такой….
  И Альберт вкратце обрисовал мне расклад: индусы, наивные души, пребывали в уверенности, что всем за счастье горбатиться на них, остальные сотрудники такого мнения не придерживались.
  Юнит-менеджер обладал двумя достоинствами, необходимыми для разводки индусов – представительной холеной внешностью и роскошным знанием английского, якобы полученного за рубежом, а по слухам, во времена работы водилой у одного из топ-менеджеров Жилета.
  Однако каждый месяц он рассказывал на своем роскошном английском как все будет хорошо в этом месяце и индусы внимали ему как гуру, в конце месяца он так же рассказывал , почему все равно ничего не получилось, клял конкурентов и просил дополнительный бюджет.
С этим номером он успешно выступал уже около года, сверкая запонками на белоснежной рубашке и с форсом разъезжая на белоснежной же корпоративной Вольво.
  Его подручные так же не изнуряли себя работой, к чести своей не сильно гнобя торговых представителей, за что те платили им искренним уважением и показным рвением к труду и рассказами о том как они любят компанию, особенно при индусах, иногда переходя на плохой английский для доступности изложения.
  В этом веселом сообществе практически не было деления на черную и белую кость, да и не крал у индусов только ленивый, потешаясь, как они хлопают печальными карими глазами.
  Я вскоре скорешился с Альбертом, застроил своего водителя, для убедительности разок начистив ему морду в пятницу, благо он не был штатным сотрудником, и его разбитая губа не  у кого интереса не вызывала.
  Оценив систему оценки деятельности , я уже через две недели спокойно грел свои кости на пляже в час дня не опасаясь каких либо подлянок – выполнение плана позволяло, и угощая пивом блядовитых ПТУшниц, в глазах которых я выглядел хозяином жизни, порой наблюдал, как мечутся с коробками стирального порошка мои бывшие коллеги.

Теплое солнце и ласки девушек окончательно вывели из моего организма глупые мысли о необходимости честной и упорной работы для достижения корпоративной цели, тем более что было к чему стремиться – среди западных контор попадались и по зажиточней и похалявней, хотя и мой род занятий вызывал зависть тоску в глазах моих бывших приятелей одногрупников, влачащих трехкопеечное существование в госконторах или  еще более тоскливое в качестве ларечных продавцов.
  Их гитарные посиделки с разливным пивом и малохольные плохо одетые подружки вызывали у меня тоску и я стал избегать подобных встреч, считая их сборищем неудачников.
Альберт же за очередной кружкой поведал мне о том, что это еще не все прелести жизни – пора было становиться крысой.
- Пойми Иван, я отвращение к любому труду впитал с молоком матери, - доверительно сообщил он, заказав еще пару модного по тем временам Приппса, столь популярного в валютном кафе гостиницы Санкт-Петербург, появление в которой по тем временам уже считалось символом успешности и зажиточности, - если где какая контора слабину дает – в смысле денег по легкому поднять, я уже там.

  Раньше такие мысли показались бы мне, имеющему семь поколений дворянских предков, как минимум грязными, однако теперь , когда пластмассовый мир уже пустил во мне свои метастазы, я с удовольствием выслушал его разглагольствования и посадив приятеля на такси стал обдумывать что лучше для карьеры: скрысить или вломить коллег в надежде на карьерный рост?

  Вернувшись домой, я выпил водки в одно лицо, не испытывая ни малейшей потребности в чьем-либо обществе и не раздеваясь завалился спать.
В ту ночь мне приснился удивительный по своей реальности сон…