Павлик смотрел на нее усталым взглядом. Она не то чтобы жирная, просто ей уже 35 лет и живот немного запущено свисает на ремень. Лицо миловидное, но один глаз заметно косит, словно стеклянный. Сиськи большие, но не смотрятся эффектно из-за широкой грудной клетки. В ее лице: в морщинках вокруг глаз, наметившемся втором подбородке, в редеющих волосах новой прически уже можно было распознать старость. «Ее вполне можно представить старухой» - с грустью подумал Павлик и налил себе 100 грамм вискаря.
После того как они выпили, она, эмансипированно затягиваясь тоненькими сигаретами, стала пиздеть про Кастанеду. Павлик мрачнея подумал: «для того видимо и придуманы бытовые философы, азиатские мудрецы и постимпрессионисты чтобы истеричным дурам было о чем говорить перед тем как их выебут».
И, тем не менее, вторые 100 грамм окончательно развеяли тяготы трудовой недели. Павлик распрямился, воспрянул, и ему захотелось поспорить. Он стал ей жарко объяснять причины нравственного упадка в среде среднего звена менеджеров. А она невпопад заразительно смеялась, закидывая при этом голову и, тряся колечками новенькой прически, обнажая ряд красивых белоснежных зубов,
Третью сотку Павлик закинул в себя, полностью отчаявшись получить адекватную реакцию на свои мысли. «Бесполезно - думал он - наверное она недавно вставила зубы, или кто-то ей сказал, что у нее красивая улыбка и смех, теперь все время будет смеяться». И Павлик, любуясь ее действительно приятной улыбкой и ямками на щёчках, рассказал пару беспроигрышных полных самоиронии историй.
После четырехсот грамм он стал бессовестно пялиться ей на сиськи. Оглушенное алкоголем эстетическое чувство родило новую мысль: «В конце концов, женщину можно ебать пока у нее есть талия». При этом он уже совершенно не реагировал на ее вялые рассказы.
Пятые 100 грамм неожиданно для самого обычно космополитичного Павлика придали ему патриотический настрой: «Ну и что – рассуждал он - у Кутузова тоже не было глаза, и, тем не менее, он наш любимый русский, сука, герой. И вообще есть в этом что-то брутально-геройское, от женщины-вамп что ли или Жанны д’Арк?».
Наконец шестые 100 грамм повалили его на ее необъятную грудь: «Она добрая и уютная, как же я блядь устал, и поет хорошо так «яаааа яаааа яблоки ела…».
Павлик проснулся от чудовищной похмельной эрекции. Он воспользовался своею дремлющей знакомой осторожно, не поворачивая к себе лицом, глядя на растрепанные волосы. «Когда женщины хотят изменить жизнь, они меняют прическу, когда мужчины хотят изменить жизнь, они меняют женщину» - подумал Павлик и, довольный собой, проследовал на кухню.
На столе в стакане остался виски, от его вида Павлика передернуло. Он медленно обошел вокруг стола пару раз, остановился, посмотрел на свое отражение в треснутом стекле буфета. Затем сделал еще один круг, быстро долил в стакан с виски остатки кока-колы и залпом выпил.
«Короток бабий век – благодушно размышлял Павлик, стоя под горячими струями душа - но почему-то в 30-35 лет женщины выглядят хуже, чем в 40-45… а значит и у нее многое еще впереди… яааа яааа яблоки ела, тьфу, блядь, привяжется же».