Снял я однажды очень волосатую шкуру. И пизда у неё тоже не бритая оказалось, что радует ахуенно, патамушта надоели уже впритык бритые пелотки. Баба ебаться хочет, спасу нет, но тащить её некуда – ко мне далеко, а у неё дома родоки охуевать начнут. Короче, всю ночь на лавке у её дома занимались любовью, и она ещё жрачки с хаты припёрла к нашей водки. Щас жара стоит невъебенная, даже ночи тёплые.

Утром решили за грибами поехать в деревню Упокой. Там по слухам их хоть жопой ешь.Хоть косой коси. Ну, двинули на велике за окружную, в сторону Самострелова. Дарога там яибу – рытвины да ухабы, но мы на колёсах ехали, и поэтому всё похуй.

Припиздили, а там, как закон подлости, дождь зарядил. И, по-видимому, надолго. Что делать? Тормознулись у местного директора школы имени Красина. Что за хуй такой этот Красин? А хуй его знает. У нас тут вабще многим мудагам памятников понаставили, хер проссышь. Дело не в етим. Забухали мы у Палыча канкретна, мама не горюй. Директор бывший матрос оказался. Как оденет пару стаканов, сразу песню петь начинает:

За друга готов я хоть в море,
Но только с воды меня рвёт.

Пропаёт куплетик и брык с копыт. Долго потом отдыхает. Хуле каникулы в школе и вротебать. А нам скучно. У него телек чёрно-белый еле чевотам показывает и больше нахуй заняться молодёжи нечем. Есть гитара, но я не играю. Бухаем, короче, со шкурой в два жала и поебать на всё. Она походу раздевается, и тут я вижу, что всё тело у девки в синяках канкретна. Что с табой, блять, такое, спрашиваю у шалавы. Отвечает, что её, мол, контора прихватила, шьют, суки, экстрмимизм и брутальный секс. Ахуетьневстать. А синяя, потому что на мотоцикле с одним ебанатом ехали и врезались прямо в Камаз, который пёр с горки на ахуенной скорости. Парня сразу в морг, а ей нихуя, только побиась сильно. Если б контора ёбаная моск не ебала нащёт этога эксстрминизма, жить можно. Жизнь-то вабще прекрасна, особенно когда есть бухло и колёса.

Дождь всё хуярил, а мы бухали. Палыч иногда очухивался и тоже выпивал, а потом затягивал свою коронную:

За друга готов я хоть в море…

Ему, бедолаге, тоже не повезло в этой блядской жизни. Жена из дома выгнали, когда они жили ещё в Туманово, вот и пошёл Палыч скитаться по всей нашей области. Каким-то образом попал сюды и осёл временно. А что, в Упокое заебись, тихо тут и выпить есть с кем. Учитель труда приходит, Петрович, и кочегар весь чумазый, Трифаныч. Компания тоже.

Дождь никак не прекращался хоть ты обосрись. Мы со шкурой аж заскучали. Бухать и ебаться тоже уже надоело, хотелось пойти грибков посбирать. Хорошо хоть карты нашли, начали играть в дурака на раздевание. Отвлеклись малость. А дождь хуярил яибу.

Пока бухали, там в Упокое происшествие случилось. Один дедок, сосед Палыча, психанул канкретна. Жена и дочка, обе алкоголички конченные, регулярно отбирали у него пенсию и тотчас пропивали вчистую. Он уже куда только деньги не прятал, даже в штаны ховал, и то эти стрервы находили и забирали прям в наглую. Ну, он терпел, бля, терпел и не выдержал, психанул. Схватил топор, и жену сразу порешил, а у дочки, Любочки, отрубил ухо. Приходит потом к другу своему, кузнецу Власу, и говорит:
-    Ну, я ж своих засек всё-таки.
-    
Там пиздец что вабще творилось в этом ёбаном Упокое, как нам порассказали местные забулдыги, только не хочется об этом даже пиздеть.
Потом Палыч пропал. Нет и нет человека. Хотели уже идти в лес искать его в сапогах и фуфайках, но тут объявился хозяин. Бледный такой, трясётся и молчит насмерть. Так и эдак пытали его со шкурой – не колется ни хуя мариман бывший. Сидит и тупо смотрит телик. Шкура моя, наконец, ему говорит:
- Палыч, настрой ты телевизор, ни хуя же не видно, что там показывают.
А он молчал, молчал, да вдруг как закричит:
- А суки-бляди, заебали ёбаные буржуи!
И как кинется с молотком к телику. Расхуячил его весь моментально. И после этого начал каяться. Рассказал, что пропадал трое суток на железной дороге, и в оконцовке пустил-таки под откос скорый буржуйский поезд. А нехуй им ездить, пидорасам, раз тут вся деревня вымирает и уже скоро словом обмолвиться будет не с кем.

Ну, надо выпить, конечно. Что ещё делать раз дождь зарядил, по-видимо, надолго. Я велик продал местному механику, Захырычу. Купили бутылок двенадцать вина и пили так, что Палыч опять ахуел и пошёл палить деревню эту Упокой, потому что всё равно тут жизни никакой нет. Но из-за сильного дождя пожечь ему удалось только один талалаивский древний дом с соломенной крышей. Старухи и колдыри, какие ещё там в Упокое жили, собрались поглазеть на пожар. Талалай среди них стоит убитый горем. И вдруг вспомнил мужик, что у него в хате полтос в диване спрятан. Метнулся в дом и уже больше оттуда не вышел.

Тут мы со шкурой решили, что этот дождь никогда не кончится, не судьба нам, значит, грибков собрать, и попёрли домой пешком через Самострелово по непролазной грязи.