Сынишка поколотил соседскую девочку и теперь стоит передо мной, ожидая наказания. Я говорю громко, горячусь.
Он пробует огрызаться. До моей руки дотрагиваются теплые, успокаивающие пальцы жены. Я поворачиваю голову
и встречаюсь с ее строго - спокойным взглядом.
  - Зачем горячиться? Он поймет и сам извинится.
  Я рассматриваю слегка припудренные веснушки Моти и до мельчайших подробностей вспоминаю наши далекие
детские годы.
  Была тогда у меня соседка - девочка, Конопушкой мы ее звали. Маленькая она и вся конопатая, как воробьиное
яйцо. Не знаю, за что я ее невзлюбил, может быть, за то, что конопушек очень много, только не мог я проходить мимо
нее спокойно: то за косу дерну, то подножку дам, а она - удивительное дело! - никому не жаловалась. Огрызалась
только. А однажды даже палец мне укусила. За это я ее еще больше возненавидел.
  - И на девчонку - то как следует не похожа, - доверитекльно шепнул я своему другу Шурке. - Уж лучше бы ябедничала,
чем кусаться.
  - Зря она тебе нос не откусила! - отозвался тезка, - Хоррошая девчонка, самостоятельная!
  - Вот излуплю ее завтра, тогда будет самостоятельная!
  Шурка неожиданно насупился.
  - Драться я не умею, но Мотьку ты не тронь.
  - Подумаешь, - презрительно сплюнул я и ушел домой, решив обязательно избить девчонку.
  Весь следующий день подкарауливал я Конопушку, а за мной как оказалось, весь день следил Шурка. Он вырос передо
мной точно из под земли в тот самый момент, когда я уже кинулся к Мотьке.
  Шурка крепко обхватил меня. Рывок - и мы оба покатились по земле.
  - Беги, Мотька! - крикнул Шурка.
  - Пусти, предатель, - мрачно шипел я.
  И вдруг услышал над собой голос Конопушки.
  - Оставь его, пусть бьет!
  Не убежала, не испугалась.
  - Ну, бей, чего ж ты, - вызывающе подняла Мотька конопатое лицо, когда я медленно встал с земли. - Бей, я привыкла...
Меня все ребятишки бьют.
  Я почему - то не смог поднять глаз и видел только ее тонкие конопатые ноги...
  А Мотька вдруг всхлипнула и побежала от нас.
  Тезка молча сел на землю. Я опустился рядом. Долго сидели насупившись и тяжело дыша.
  - Хочешь, - вдруг предложил он, - тайну тебе открою?..
  - Какую тайну?
  - Завтра...пойдем к реке.
  Меня медом не корми - подавай тайну. Разбудил Шурку чуть свет. Веди, показывай тайну. А он, говорит, подожди,
позавтракаем.
  По берегу реки кустарник так разросся, что мы чуть штаны не изодрали, пробираясь по тропинке. За песчаным бугорком,
к которому мы, крадучись, подошли, послышалось пение.
                                      Что стоишь, качаясь,
                                      Тонкая рябина...
  Я вопросительно оглянулся на тезку, - мол, опять какая - то девчонка дело нам портит. А он дает знак: ложись!
  Мы  поползли на бугор.
                                      ...Головой склоняясь
                                      До самого тына...
  Пока мы ползли, голос раза три повторил один и тот же куплет, - видно, не знала девчонка остальных слов, но пела так
задушевно, что я невольно заслушался. Полз тихо.
  Но что это? Я не поверил своим глазам: Конопушка!
  Недоуменно оглянулся на Шурку, а тот предостерегающе приложил пальцы к губам. Мотька, словно почуяла приближение
опасности, быстро оглянулась. Потом опрометью бросилась в кусты и исчезла.
  Мы подошли к горке старых использованных презервативов, собранных Мотькой, и я сразу обратил внимание на один серенький, словно
конопатый, презерватиф. Он был полураскрыт. Внутри, на его перламутре, сверкал солнечный зайчик...
  Я собрал все Мотькины сокровища, чтобы отдать ей.
  Мы вернулись домой, не сказав о Мотьке больше ни слова...
  С тех пор я твёрдо уверовал, что каждый человек хранит в себе хорошую красивую тайну, только она очень часто прячется от
наших глаз за конопушками...
  Надо когда - нибудь рассказать об этом своему сынишке.
  22.08.07.