Оно билось. Оно билось непонятно и реально. Оно билось так, что хотелось накрыть его бледной ладонью и погладить как испуганного птенца. Сердце мое, не рви свои миелиновые волокна, не обращай внимания на дурацкий адреналин. Ведь я же не испугался. Я просто почувствовал опасность. Я знал, что она придет за мной. Но я не ведал когда.
И вот она стоит в полуметре от меня и глазами – ртутью любит меня, как никто любить не мог и уже никогда не сможет.
- Тебе здесь не место, - говорит она.
- Улетай, красивая, я переживу еще много полнолуний – отвечал я.
- Ты уже не живешь, здесь грязь и смерть в пыльной квартире.
- Ничего, я согласен на смерть в грязной квартире.
- Я же могу забрать тебя силой, но ты знаешь, что не заберу.
- Знаю, улетай, красивая…
И она, очень медленно моргнув, расправила руки - крылья.  Я смотрел как она режет блик луны и фантастично изгибаясь взмывает вверх. Она летит туда, где есть белая бесконечность и черная радость. Это ее мир, но я там чужой. И даже ненужный.  Это мир всепоглощающей крови и холодных зеркал. А ведь все было так просто и даже…

Лето. Теплый, теплый вечер. Это когда атмосфера соблюдает приличия и не издевается над барометром. Рваные, похожие на заплатки, облака то ли плывут, то ли мерцают в прохладном густом небе. Это небо заполнило весь двор и часть дачного поселка. Я стою на балконе и пытаюсь раствориться в вечере. Мне это почти удается, но мешают комары и летучие мыши. Они носятся в пространстве как маленькие трансформеры. Ушастые и прожорливые. Они забавны, но пугают чем то. Эти мыши.
Стоило подумать, и тут же раздался мягкий, глухой шлепок справа от меня. Серая тень сползла по кирпичам и заворочалась в углу балкона. На стене остались беспомощные следы крови. В углу блеснули звездочки страха и злобы.
Я наклонился, и привыкнув к сумеркам, различил на кафеле маленькую волосатую летучую мышку. Мы смотрели друг на друга беспощадно и с обреченным любопытством. Ее любопытство перемешалось со страхом.  Она жалась в угол, а я восхищался ее конструкцией. Эти ушки – локаторы, эти страшные сияющие зубы. Прелесть. Глядя на меня она так не считала. И правильно делала. Люди уродливы в своем неприспособленном теле и для природы не суть важны. Я это понимаю и улыбаюсь существу умеющему летать и не знающему закон Авогадро. Прошло с пол минуты. Мышь затихла. Я взял бельевую прищепку и попытался прикоснуться к животному. Тот час же мышь зашипела и оскалила хищный рот. Я отдернул руку. Ну ее к черту, пусть сидит. Я ушел с балкона, осторожно притворив дверь. Я никогда так не делал.

Я пришел с работы и первым делом сунулся на балкон. Мышь все так же сидела в углу и крылья ее распластались по плитке как порванный зонтик. Когда я приблизился к ней, она опять зашипела и попыталась сгруппироваться. Но слабость ее была велика и безжалостна. И еще эти капельки крови…
Я поймал жирную, глянцевую муху с волосатыми лапками. Потом взял пинцет и поднес к ощеренной пасти раненой мышки. Бесполезно. Она не желала ее есть. Муха упала и судорожно вертелась на керамике, подобно «обдолбанному» брейкеру. Мышь смотрела на меня. И только на меня.
В течении вечера я всячески старался накормить зверька и комарами и хлебом и молоком. Ничего не вышло. Я уходил, возвращался, разговаривал с ней. А она только смотрела мне в глаза и с трудом открывала рот, как будто хотела что то сказать.

На следующий день, все повторилось. Только теперь мышка обреченно разлилась как чернила в тесте Роршаха и уже почти не реагировала на мои, по видимому, ненужные действия. И тогда я решился. Я просто сунул ей в мордочку свой палец, может быть не совсем чистый. И эта, чертова тварь укусила меня стремительно и  жестоко. Я отдернул руку, а она жадно слизывала мою кровь, брызнувшую на плитку. Тогда я сдавил палец и как в медлаборатории выдавил несколько капель этого алого эликсира своей жизни. Мышь вылизала все и уже как то по другому посмотрела на меня. Я все понял. И она поняла, что я все понял.

Я кормил раненое животное своей кровью пять дней, надрезая безымянный палец скальпелем. Мышь поправлялась быстро и позволяла себя гладить. Она уже не шипела, когда я приближался к ней. В ее глазах не было страха и ожидания смерти. Она всем своим маленьким телом благодарила меня за то, что я, в общем то должен был делать безо всякой благодарности. На шестой день, зайдя на балкон, я не увидел ее. На том месте, где лежала летучая мышь, остались только шарики гуано и та первая, дохлая муха с волосатыми лапками.

…………………………
…………………………
…………………………
……………………...

Я спал сном неимоверно мягким и пустым. Это самый приятный сон, когда тебя не «запаривают» сновидения и Фрейда можно легко послать в задницу. Физически здоровый сон питал меня энергией из космоса и щадил подсознание. И вдруг в этой пустой тишине я почувствовал слабый прохладный ветерок. Так просто звездный сквозняк в черепной коробке. И я открыл глаза. Темнота давила на глазные яблоки и это раздражало. Я сел на кровати. Уже наполовину проснувшись, я понял, что в мире что то изменилось. Где то рядом, здесь. Я встал и пошел, повинуясь непонятно чему к балконной двери. Я не включил свет – на улице горел сиреневый фонарь. Я приблизился к стеклу и замер в ожидании.  И она появилась. Эта женщина в черном жокейском костюме и старинной шляпке с вуалью. Эта обольстительная химера с глазами бусинками. Эта убийственная красота.

Она прикоснулась тонкими пальцами к стеклу с той стороны и острые ноготки скрипнули тихо и страстно. Она смотрела на меня и улыбалась. Эта улыбка божества или похотливости окончательно сдула остатки «физически здорового сна». И тогда я открыл балкон. Она вошла тихо, почти влетела. Она встала на колени и уткнулась лицом в мой пах. Я гладил ее черные, искрящиеся волосы, а она держала меня в себе миллион лет до нашей эры. Я дышал свободно и не верил в Бога. Я верил в нее. Я был в ней. Она во мне. Там на старом покрывале с «оленями на водопое». Мы ничего не говорили. Я боялся словами нарушить, испугать животную гармонию. Она просто молчала и ласкала меня как единственного в природе самца. И воздух ушел из комнаты. Вместо него густой туман наполнил помещение и был подобен эфиру. Но сознание не плыло, а наоборот обострилось до нервного волокна. И эти волокна сплелись в сеть нереального экстаза. И мы запутались в этой сети как беспечные рыбки. Первый залп, второй и ослепительный фейерверк осветил неубранную комнату и нас в ней. Конвульсивно затухая, он мерк, но мы уже запомнили свои лица и забыть их вряд ли сможем. Это были лица самых счастливых на свете любовников.

Мы вышли на балкон и луна осветила ее фигурку, поминальной свечей.  Она отошла от меня. Она теряла меня. Я терял большее. Ее. И в этот момент я почувствовал как оно зашевелилось. Оно билось. Оно билось непонятно и реально. Оно билось так, что хотелось накрыть его бледной ладонью и погладить как испуганного птенца. Сердце мое, не рви свои миелиновые волокна, не обращай внимания на дурацкий адреналин. Ведь я же не испугался. Я просто почувствовал опасность. Я знал, что она придет за мной. Но я не ведал когда……