В этот день Антону, гиду в Третьяковской галерее, досталась группа экскурсантов из славного города Бобруйска. Они неорганизованной стайкой переходили из одного зала в другой, Антон привычно воодушевлённо рассказывал, из группы тихо звучало: «Вот это сиськи… шоб я так жил… гламурненько… ах, в Цуме ишо не были… папрашу без мата, в культурном месте находимся».
    И в какой-то момент наш Антон не выдержал, покинул на десять минут своих подопечных, курнул в туалете пяточку. Когда вернулся, группа самостоятельно переместилась через десяток картин и на данный момент тупо втыкала в «Сватовство майора» Федотова.
    - Перед вами гениальное произведение! – начал с ходу Антон. – Он промотавшийся дворянин, она купеческая дочь. Взаимовыгодный брак. Классический сюжет. Но… хотите узнать, что случилось с невестой после свадьбы?
    Искра интереса промелькнула в утомлённых глазах экскурсантов.
    - Итак, - продолжил Антон. - Первая брачная ночь, она, понятное дело, ещё девственница, всего боится, да и не хочет его, а он сразу потребовал от неё французский поцелуй.
    - А що такэ французский поцелуй? – прозвучал вопрос какой-то тётки.
    - Это когда в рот пихают, - без тени смущения пояснил Антон.
    - Ужас какой! – прошелестело по женской части группы.
    - Отличная идея! – зашептали мужики. – Надо, надо применить на практике. Заткнуть рты бабам дурам!
    - Да, отказалась она! – трагически вздохнул Антон. – И естественно тут же получила в ухо за жеманство. Короче, поколотил он её слегонца и заставил таки сделать этот французский поцелуй, а потом ещё жестоко трахнул в задницу.
    - Жыд штоле? – заволновались бобруйчане.
    - Дворянин! – не согласился Антон.
    - От же скот!
    - Когда майор, вдоволь поизголявшись над бедной девушкой, заснул, - продолжил историю Антон, - она сняла со стены саблю и неумело рубанула ему шее. Фонтаном брызнула кровь, майор захрипел и полными ужаса глазами потянулся к ней судорожными руками, она рубанула ещё раз, и только затем упала в обморок.
    Бобруйчане с благоговейным трепетом смотрели на разошедшегося гида. А Антон живописал, показывал в лицах, голос его вибрировал. Особо впечатлительным даже сверкающая сабля привиделась в его руке.
- Суд, все рыдают, бестолковый адвокат заикается, у судьи приступ геморроя, долгий кандальный путь на Сахалинскую каторгу.
- Бродяга, судьбу проклиная… - затянул кто-то дрожащим голоском из заднего ряда. На певуна шикнули.
- Начальник острога, добрый дядька, заприметил во вновь прибывшей партии среди уголовниц и простых деревенских баб милую барышню, взял её прислугой в свой дом. Неделю она отъедалась, приходила в себя. И вот, тёмной ночью, он пьяный вламывается к ней в каморку! Недолго она уворачивалась от него. Получила удар в ухо и была грубо изнасилована. Когда же начальник благодушно отвалился, она вытащила из-под кровати медный подмывочный таз и изо всей силы стукнула своего  добродетеля по голове. На истошные крики недобитого шефа прибежали жившие при доме писарь с казначеем, скрутили девушку.
    - А сколько весит такой таз? – прозвучал из толпы вопрос по существу дела.
    - Четыре с половиной килограмма, - тут же выдал цифру Антон, - но она же ослабевшая была.
    - Тихо ты! – одёрнули не в меру любопытного мужика. – Не мешай.
- И значит, после таких-то рамсов, отдали её старожилу каторги колоднику Ивану. Тот только молча зыркнул на неё, как она отдалась ему тут же, под стенами острога.
    - Колодник, жизнь знает.
    - Привёл он её на свою заимку, накормил, лёг спать. Она дождалась храпа, бочком выскользнула из-под  лоскутного одеяла, схватила охотничий нож. По звериному чуткий Иван подхватился, увернулся от удара, вырвал нож, с медвежьей яростью швырнул девушку об стену. Минут пять она ещё жила, мягко и прощающее улыбнулась Ивану, и отошла в мир иной. Он похоронил её вершине сопки, даже уронил скупую мужскую слезу, хорошая была девка, сдобная вся такая, как вы это сами можете видеть на картине.
    Экскурсанты со слезами на глазах посмотрели на купеческую дочь, закивали согласно.
- Да, вот такие пироги, - закончил рассказ Антон. - А всё от чего? Фанаберии у жениха и невесты было хоть отбавляй. Жизнь – это не марципан. Всё, надоели, уматывайте в свой Бобруйск.
С чувством бобруйчане пожимали Антону руку, наперебой приглашали в гости, напихали полный карман бумажек с адресами и телефонами. Пришлось Антону проводить группу до автобуса. Уехали. Антон подумал: «Какие всё-таки милые, хорошие и простые люди, пойду, пожалуй, пить пиво и есть шашлыки, бля буду, заслужил...»



                                                                              /ХулиганЪ/  07 г. Арх-ск