Я зараз выпивал три бутылки марсальской мадеры,
И в огне ожиданья отправлялся в дешевый отель –
Там веселый народ и безбожно простые манеры,
Днем и ночью готова для сна и утехи постель.

В кабаке там играет такой симпатичный оркестрик:
Карл горбатый терзает облезлый старинный рояль
И надтреснутым голосом тянет нескладные песни,
И ему подвывает вся кабацкая пьянь,

Пилит скрипку смычком одноногий убогий убийца,
Что весною не может сдержать очумелую кровь,
В бубен бьет в их оркестре рябая девица
И ногами взбивает юбки выше нетрезвых голов.

Этот дикий оркестр исполняет безумные песни,
Но под водку и пиво такой в них рождается смысл,
Что свихнулся зашедший сюда во всем мире известный
Дирижер и скрипач – и как водится – и беллетрист.

Ну, а мне этот вой, что монаху глухому – молитва,
Выпью малость вина и девице рябой улыбнусь,
Захмелев до конца от шального кривого мотива,
В желтом лунном потоке по улице я поплетусь.

И мурлыча под нос, ковыляю без воли и страха,
Что мне финка чужая – об этом ли череп ломать…
Каблучками стуча, догоняет рябая деваха,
Но прости , дорогая, тебя не смогу я принять!

Я ценю твой наряд и – безмерно! – твое отношенье,
И рябое лицо я готов даже солнечным днем целовать,
Но напало, прости, на меня вдохновенье –
Мне, как лезвие бритвы, всю ночь будет сердце терзать! 


xxx. Тока што (с Пьницца дела Република)