Дело было под новый год. Развесёлая компания в количестве шести человек собралась на хате у подруги и готовилась встретить Новый год под бой курантов, весёлое похрюкивание нажравшихся и прочие шампанско-мандариновые прелести. Впрочем, возможно кто-то хотел именно МАНДАриновых прелестей, кто знает?
  Учитывая царившую атмосферу праздника и близость алкогольной базы, затариться мы решили шампанским. Оно-то и сыграло коварную шутку с одним из кавалеров, а именно с Денисом Камзиным.

    Камзин отличался разнообразными качествами,  но основных было всё-таки два: он мог много и красиво пиздеть,  а также много спать. Когда он спал, огромные волосатые навозные мухи, сбиваясь в жужжащие стайки, сначала долго кружили, а затем присаживались на голые камзинские ноги. Почему из всех ног они выбирали именно эти, я не знаю, но, видимо, у мух были свои мушиные причины. Его храп мог звучать нежно и протяжно, подобно зову молодой серны, а мог быть раскатистым и победным, совсем как рев оленя – самца, перед тем как забраться на самку. Лежащий на спине и спящий Камзин, несомненно, представлял собой звуковую угрозу для всех живых существ, находящихся в радиусе комнаты - подобной психической атаки не выдерживал никто. Исключение составляли мухи.

    За вторую привычку его прозвали Андерсеном. Пиздел он много и охотно, без всякой видимой выгоды, или, хотя бы причины: «Иду я, значит на охоту. И тут, ведмедь на встречу! Я в него – ба-бах! Промахнулся, попал в лапу. Он – за мной. Я от него бегал – бегал, а потом залез на сосну и трое суток сидел, пока ведмедь не ушёл…». После этого любимой присказкой народа, знающего Камзина стала фраза: «Дёс, расскажи-ка нам лучше про медведя!»
    В то время как бабская часть с упоением предала себя кухне, мужская половина приступила к употреблению божественного напитка, и к началу застолья была весьма хороша.

    Основная часть протекала обыденно. Пьянка-танцы-горки-хлопушки. Самое интересное началось под утро, когда, значительно усугубив нектара, народ разбрёлся по шконкам.  Я, будучи изрядно в подпитии, помню лишь аудио сопровождение, в то время как Наташке (а она в тот момент упала рядом со  мной) достался самый цинус-анус происходящего.

    Нежданно-негаданно выяснилась третья камзинская особенность, причём выяснилась весьма мокро и своеобразно. Открыв заплывшие от шампанского глаза, а вернее залитые шары, Камзин приподнялся с дивана и направил своё тельце к столу, на котором наши женщины сложили свои сумочки…  Предмет поисков остался неразгаданным и по сегодняшний день, несмотря на всю кажущуюся его очевидность. Приоткрыл одну из них, Камзин глупо улыбнулся, и поставил обратно. На вопрос Наташки: - Тебе чего, пьянь ночная?  Он всего лишь помахал рукой и ответил загадочным томным взглядом.
    Затем, совершенно быстро и неожиданно, а поэтому беспрепятственно, он схватил со стола целлофановый пакет с косметикой, заботливо приоткрыл его, спустил трусы и сел сверху…  В этот момент я как раз услышал загадочное журчание, но идентифицировать его не смог.  Как ни в чём не бывало, Камзин приподнялся, добрёл до дивана, и погиб славной смертью бывалого синюшника. Попытки немедленной побудки успеха не принесли, хотя старались все. Ни громкая музыка, ни пинки под рёбра, ни даже хитрое задувание в нос красного перца не дали искомого результата.

  Разбор полётов провели под утро. Андерсен сначала пытался всё свалить на меня, но у меня был неоспоримый свидетель в лице Наташки. Затем вспомнил маму, папу, бабушку, дедушку…  Своих, понятно. Он, мол, не виноват, но каждый из них страдал лунатизмом, шизофренией и ещё какими-то хитрыми психо-болячками. Это его не спасло. Косметику он купил новую.

  Впрочем, подобный случай далеко не единственный. Другой мой корефан, выжрав шесть бутылок шампуня, впал в полное неистовство и отупение. А под утро, когда организм расслабился, щедро оросил приютивший его, недавно купленный диван. Вот я теперь и думаю, может, дело именно в волшебных пузырьках, а камрады?